Новая версия сказки «Волк и семеро козлят»
Жили-были на опушке
Семь козлят с козой в избушке.
Вот однажды вечерком
Мать ушла за молоком
И детишкам очень строго
Наказала у порога:
― Запирайте крепче дверь,
Чтоб не съел вас хищный зверь.
Открывайте только мне,
До свиданья, детки, ме-е!
* * *
Тепло, солнечно.
Легкие, шелковистые облака.
Немного взъерошенные.
Двигаются медленно-медленно.
Белые старички.
Старость, принадлежащая только небу.
Молчаливая, светлая, почти ангельская.
И земля – словно келия старца.
Я расскажу вам сказку, да, простую сказку,
Где борется добро со злом.
В ней будет мчаться ветер, небесам подвластный,
Деревья крася серебром.
В ней будет плыть сквозь тучи месяц краснощёкий,
Путь освещая в темноте.
В ней будет лес белёсый и простор широкий,
И лучик солнца в высоте.
Обнародовано письмо патриарха Константинопольского Варфоломея Архиепископу Афинскому Иерониму от 18 ноября 2016 года. Об этом сообщает Аgionoros.
Обеспокоенность предстоятеля Константинопольской Церкви вызвала деятельность ряда греческих клириков и мирян. По словам патриарха Варфоломея, своими выступлениями в СМИ и сети интернет, а также поездками в некоторые Поместные Церкви они подталкивают православный народ к «мятежу и оспариванию итогов прошедшего с успехом Святого и Великого Собора».
Предстоятель Константинопольской Церкви признает многочисленность противников Критского собора, но вместе с тем называет их деятельность «пагубной», «вызывающей смущение» и «нечестивой». Особое недовольство патриарха Варфоломея вызывает визит группы греческих священнослужителей во главе с почетным профессором Салоникского Университета протопресвитером Феодором Зисисом в Грузию, Болгарию и Молдавию.
Что за кошка прошла между нами?
Снова глупое прёт удальство:
Мы метелим друг друга словами,
Будто это важнее всего.
От бессилия падает планка
До каких-то незримых границ.
Охладевшего чувства изнанка
Вновь на жалком подобии лиц.
Можно я буду просто любить?
Можно я буду просто любить,
Писать на снегу баллады?
Светло любить. Твой образ хранить,
Укрыть его снегопадом?
Эта ночь мне совсем не чужая –
Провожаю свою Госпожу.
Словно с дальних дорог возвращаясь,
Постепенно в себя прихожу.
Наполняю стихами надежду,
И попробуй её утаи!
Между жизнью и вечностью между
Электронные письма мои.
Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою. (Быт. 3: 16)
Вы, наверное, помните историю Шекспира и Магды, чей венчанный брак развалился, как спичечный домик, из-за глупых причин. Шекспир отказался от долгожданного сына, сказав, что это «не его работа», а разъяренная Магда поклялась отрезать поганый мужнин язык и скормить собакам при удобном случае. И двое верующих разошлись, словно облака в ветреный день.
К 75-летию освобождения Солнечногорска от немецко-фашистских захватчиков
- Бойцы, рассчитайтесь поротно,
Сегодня погибнем в бою.
Молитва – солдатская тропка,
С Ним будем сегодня в Раю.
Кто себя не переборет,
Вряд ли ближнего поймёт.
Не душа, а крематорий,
День за днём, за годом год.
Вот такие мысли дома.
Всё в тебе искажено,
И почти что невесомо
Надоевшее окно.
Не люди, Сам Господь назвал христианского Бога «Богом Авраама, Исаака и Иакова» (Мтф. 22:32). «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт. 15:6). Авраам не просто верил в Бога, но всецело полагался на Него, доверял Ему, был безропотно послушен, даже услышав требование принести в жертву своего сына Исаака, ибо знал, что Бог благ.
Сюжет известен, ход событий тоже. Непонятным остаётся другое: почему собственно Авраам был уверен в том, что слышит именно Бога, а не, скажем, его противника? Если перенести действие в наши дни, то мы увидим, что некий отец соглашается зарезать своего сына. Страшно. Наш внешний взгляд не позволяет понять что-то главное, ускользающее: Авраам — загадка, он только кажется нам понятным. Может быть дело в том, что его история из времён Ветхого Завета, когда Бог не стал ещё внутренним, Богом в нас, а был только внешним фактом, потому что Христос ещё не воплотился, не стал одним из нас? Можем ли мы так же легко доверять своим переживаниям и ощущениям, как это делал Авраам?
На трудные вопросы отвечает Константин Владимирович Яцкевич, православный кризисный психолог, преподаватель нравственно-ориентированной христианской психологии в Школе катехизаторов Минской Епархии Белорусской Православной Церкви.
Накануне девятилетия мирового кризиса можно констатировать с уверенностью одно. Его главным наследием оказалась резко выросшая идеологическая, можно сказать, пропасть между мировым привилегированным сословием и «мировыми потерпевшими»....В настоящий момент есть основания полагать, что элита передовых стран предпочитает в качестве образа будущего «Мир ИГИЛа» — поскольку первый с точки зрения безопасности собственно элит выглядит куда стабильнее. Терроризм не подрывает основы благополучия элит, оправдывает множественные полицейские репрессии в отношении большинства и вообще может рассматриваться как элемент «внутреннего управляемого хаоса».
Светает. Прохладная тишина робко обнимает за плечи. Хочется взирать, слушать и молиться. Темное небо на востоке бледнеет. По ленточкам облаков, словно по девичьему лицу, пробегает нежный румянец.
Просыпается продрогшая река. Легкая рябь трогает воду. Радостно играют рыбы. Маленькими колокольчиками звенит роса на стебельках травы. Тонкой скрипичной струной внезапно вспыхивает мелодия первой проснувшейся птицы, которую тут же подхватывают остальные. И вот уже целый птичий оркестр громко славит Бога.
Огромным костром полыхает небо. Птичий хор постепенно стихает. Колышутся ветви деревьев. Листья весело трепещут на ветру. Душа слышит мощь органа. Солнце, словно огромный сгусток расплавленного золота, величественно восходит на небо.
Все над нами летят журавли,
Уходя в потемневшие дали,
Вот летят, переходят вдали
В безответные наши печали.
Ах, куда вы, родные, теперь!...
Вы остались без нас – погодите –
Вот наш дом и открытая дверь.
Оставайтесь, куда ж вы летите?
Беседа Евгения Никифорова с экс-руководителем Пресс-службы УПЦ Василием Анисимовым о церковной журналистике
...Преподобный Нестор был хроникером, записывал события в их временной последовательности, давал к ним комментарии, оценки, положительные и негативные, прославлял, полемизировал, обличал – делал вполне журналистскую работу. Конечно, «четвертой властью» тогда была молва – предтеча нынешних соцсетей, но письменное, ответственное, правдивое слово заложило основу исторического самосознания нашего народа. У церкви и СМИ в Украине взаимоотношения были и остаются достаточно сложными. Советская журналистика была принципиально антицерковной, богоборческой, даже при Горбачеве нам объясняли, что перестройка не отменяет научного материалистического мировоззрения и нечего тащить попов и суеверия на страницы газет...
...Вдруг птицепадом вскрикнут небеса,
и прямо в глотки полетят нам птицы,
чтоб осветить нутро и голоса
и загасить болотный свет амбиций.
Так вновь приходят те, кто лучше нас,
наметив путь своим сердцебиеньем.
Мы создаём из них иконостас,
и ходим на причастье с упоеньем...
Беседа о женском идеале в русской литературе с прозаиком, членом Союза писателей и Союза журналистов России, членом секции писателей «ПРОФИ» — профессионалы против профанации, настоятелем Богоявленского храма села Орлово Воронежской области протоиереем Алексием Лисняком.
— Вы росли в литературной среде, потому наверное можете окинуть взглядом русскую литературу и ответить на вопрос: каков идеал русской женщины?
— На этот вопрос невозможно ответить однозначно. Литература вопреки расхожему мнению, не является буквальным отражением действительности. Хотя именно по литературе можно судить об определённых исторических этапах мирового бытия. Такой вот парадокс. Думаю, что личность автора, его художественное видение предмета, играет здесь ключевую роль. Пример? Извольте: Москва на рубеже XIX-XX веков, какая она? Гиляровский описывает Москву совсем неприглядной, полной невежества, населённой пройдохами с Хитрова рынка и т. д. Причём его повествование весьма правдиво. И то же самое Московское время описывает Шмелёв. Но совершенно с другого патриархально-духовного ракурса! И тоже делает это правдиво, хотя в Шмелёвской столице России живут совершенно иные, противоположные москвичам Гиляровского люди. Так какими же на самом деле были в те годы Москва и москвичи? Самый очевидный ответ: разнообразными. Полагаю, что именно так и нужно рассуждать, когда мы пытаемся сформировать идеальный образ чего бы то ни было, опираясь на литературные источники.
Стихли вьюги и метели.
Близок праздник Рождества.
И снежинки полетели,
Превращаясь в кружева.
Небо радостной луною
Ищет вещую звезду,
Чтобы лучиком-рукою
Торопясь идти по льду.
Чтобы вновь найти пещеру
Из молитв и светлых грёз,
Где, смеясь над злою смертью,
Вновь рождается Христос!
Казалось бы, ну чего особенного? В разгар ноября люди запели о надежде на весну: «Когда весна придёт, не знаю… Пройдут дожди сойдут снега… Но ты мне, улица родная, и в непогоду дорога…» Однако в оккупированном фашистами русском Запорожье незамысловатые слова лирической, вроде бы, песни, приобрели совсем иную окраску и прозвучали подобно пению молодогвардейцев в немецких застенках. На несколько минут, пока звучала песня, люди словно возвращались в великую прекрасную страну своего детства, где не было разделения на «колорадов» и «свидомых», где жили единой дружной семьёй, не скакали на майданах, а пели замечательные, возвышающие душу, песни, и слово «фашизм» казался термином из далёкой истории.
Отражается солнце в снегу,
Отражается солнце в воде.
Если жизнь твоя вся на бегу –
Ты себя не увидишь нигде.
Если жизнь твоя вся впопыхах,
Как опомниться сможешь тогда?
У тебя за душой - только прах,
А живым не был ты никогда!..
