Омилия

В один из обычных солнечных дней я  решила навестить бабушку и, войдя в подъезд, устремилась было вверх (а надо сказать, что ездить на лифте я боюсь панически), но вдруг заметила его. Изящный, необычного окраса, с очень грустным взглядом и роскошными усами, он больше походил на рысь. Надо сказать, что он с самого начала был сам по себе, то есть не навязывался и не обременял. Он был на равных. Мне сразу захотелось взять его на руки и унести домой, до такой степени он был красивым и родным. Но я отогнала эту мысль так, как была не готова.

Обрадованная моим приездом бабушка, на вопрос о судьбе кота, сидящего на первом этаже, ответила, что соседка с 9 этажа выкинула своего пушистого друга, потому, что тот сходил в туалет мимо поддона, а ей такие друзья не нужны.

 Как говорил известный сатирик Жванецкий : «Писать, как и пардон «писать» необходимо, когда уже не можешь терпеть». Продолжая цикл тем о том, чего я не могу терпеть, хочу поговорить на тему наступления на одни и теже грабли, как стиля жизни или возможно, для некоторых, некоей философской концепции.

Время, в котором мы живём, богато неприятными сюрпризами. Один из них — всеобщее оглупление. И это не эмоции, а научный факт, подкреплённый множеством исследований, в т.ч. генетических. Даже бред шизофреников, как сообщают специалисты, стал заметно более примитивным, скучным — плоским.

Мышление теряет объём и становится плоским. Причём плоскоумие создаёт массу затруднений не только в понимании тех или иных истин, событий реальности, но и в общении. Мы перестали понимать друг друга именно по причине уплощения ума, т. е. упрощения, утраты вертикального измерения мышления и существования. И касается это не только далёких от церковной среды людей, но и воцерковлённых — мы все вовлечены в единое социальное пространство.

Поцарапать сердце святого — вдвойне неопасно,
оттого, наверное, люди царапают страстно
небеса друг другу. Все, видимо, ищут святыню,
но находят чаще хранимую втайне гордыню.
Лишь святые души внимают молитвам порезов 
и сердечным жаром сжигают деяния бесов.

           *   *   * 

Мысли, слова и память -

вольные дети земли;

время придёт, - корнями

ввысь начинают расти;

мнимая  чаша заката

жжёт без вины  облака,

пьёт их, и безвозвратна,

необратима вода
в зеркале русла. Звук тает,

прежним  в него не войти;

жгучей прапамяти стаи 

клином застыли  в груди,

чтоб самому однажды

подле священных стен

выкрикнуть слово жажды,

к небу воззвав с колен.

18.11.2017г.

На кормушку птичка прилетела,
видно кушать птичка захотела,
но в кормушке пустота лежала
и пустой живот не ублажала.
Так ждала голубка: вдруг придут
проса и пшенички принесут.
На глаза тоска надела шоры,
голос слыша: «Вечные обжоры!»
Птичка не сердилась, не звала,
птичка до последнего ждала.
Был же человек такой когда-то:
птиц кормил - и был, казалось, рад он.

Моё интервью данное в 2017м году православному молодёжному журналу "Наследник" о сказках, сказочниках, литературе и многообразии церковной жизни.

 6 июня, у нас был праздник: день русского языка и память Пушкина — прекрасного удивительного поэта, который для многих людей ассоциируется с русской культурой.

Когда изваляют в грязи 
и к свиньям причислят по-братски,
ты помни, что неотразим
Христос был в страданиях адских.
Он знал неуют, был гоним,
над ним надругаться мог каждый -
Честнейшая Серафим
теснила страдание жаждой.
Жизнь выросла - стала Крестом,
и мы на Кресте том травицей
душой в бесконечность растём,
как юная Отроковица.
Травинки сквозь сердце пройдут
мечами - всё сбудется снова.
Но веры Слова «не прейдут» -
в них будущий мир именован.

Вот и проснулись мы в жёлтой стране.
Как же здесь радостно, боже!
Снова с  ума кто-то сходит по мне,
Я, в общем, медленно тоже.

Много ли было таких октябрей,
Ласковых, много ли было,
Где б удалось разорвать серость дней,
Жизнь полюбить с новой силой?

Опять безликий и тайный "некий"

Приговорил на поиск людей земли,

В неоне спали вокруг аптеки,

Как будто прятались за фонарный лик

для тех, кто вынул печаль и четки,

и вышел мерить словами свет,

стоял здесь воин – давно не кроткий

с мечом и горем в сухой листве.

Посвящается всегдашней памяти Великой русской катастрофы.

…Не тебя они отвергли, но отвергли Меня,
чтоб Я не царствовал над ними…
                                   (1-я Царств 8,7)

                            …Мой век,
в уничтожение влюбленный.
                            А.Блок

Точка отсчета

                1
Солнце неподвижно на небе,
но дрожит отражение в море.
Где истина, где искажение?
Не здесь ли причина мирового горя,
разлитого как море?

Ночи в августе густы как черничный кисель. И также обволакивающе тягучи. Воздух тяжел и неподвижен. А дыры звезд на черном полотне неба вздымаются то вверх, то вниз, словно кисель этот вот-вот закипит.

Когда в избе, наконец, все утихимирились, и присмирев от навалившегося сна, засопели на полатях дети, в сенное окно кто-то постучал. Три раза. Старая бабка, лежавшая в углу на скамье, вздохнув, поднялась, и еле слышно запричитав то ли молитву, то ли проклятие, взяла узел, который подкладывала под голову во время сна, сняла с гвоздя салоп, и переваливаясь с ноги на ногу, тяжелой поступью вышла.

- Рожает что ль кто на селе? – буркнул в темноте мужской голос.

- Попадья поди… - шепотом ответила хозяйка, повернувшись на кровати к мужу.

Тот выругался.

Ныли нервы. Рвала жилы

Неизвестность. 

Жгла огнём.

Листья бешено кружились

И кружились за окном.

Ни смириться, ни молиться,

Ничего такого нет.

Память высветила лица.

Как живые. Что за бред?

Творение звучит сомнением,
но Бог поёт: преодоление
внушает даром 
вспыхнувшим пожаром.
На пепелище прорастёт,
как варвар
стихотворение.

К 120-летию Будянской библиотеки.
Посвящается тем, кто открывает нам мир книги.
 

Берутся за руки слова
И на листы, кружась, садятся,
И за главой идёт глава,
Где будут вновь и вновь влюбляться.

Весь свет сполна у солнца взяв

Его глазам твоим дарю,

Чтоб тот, кто о тебе не знал,

Тебе сказал: «Благодарю».

Чтоб путник, что устал идти,

Спустя века читая стих,

Услышал в сердце тот мотив

О красоте путей твоих…

Подлинное не пользуется спросом потому, что к нему нельзя прикоснуться без созвучия сердца его красоте.