Моё интервью данное в 2017м году православному молодёжному журналу "Наследник" о сказках, сказочниках, литературе и многообразии церковной жизни.
Артем, вы сам сказочник и увлекаетесь сказочниками. Почему именно сказки? В художественной литературе ведь много других жанров.
Авторская сказка для меня – это возможность еще раз сказать о мире правду - о том, что он чудесен. Андерсен говорил, что лучшей сказки, чем жизнь, не существует, и это потому, что весь мир, как сказано в Библии, «хорош весьма». Мир пронизан Богом, исцеляем, красив, все здесь имеет значение, и всем добрым обещан счастливый конец. Сказка драгоценна тем, что она открывает: не только в сказке, но и в нашем большом мире радость приготовлена каждому, кто старался радовать кого-то еще. Здесь можно вспомнить слова Честертона, который говорил, что всегда чувствовал, что наш мир похож на волшебную сказку. А христианство только утвердило его в этой мысли, в ощущении ненапрасности и чудесности мира и в том, что у сказки нашей жизни есть Великий Рассказчик.
Знаю одного молодого человека, которому жилось очень сложно. И однажды, на грани тяжелейшего отчаяния, он взял в руки книгу писем сказочника Джона Толкиена. В одном из писем Толкиен комментирует эпизод из своей сказки, где на помощь добрым персонажам летят орлы. И сказочник дальше говорит, что к погибающему человеку всегда летят орлы. А имя этих орлов – благодатная помощь Божия. И юноша, прочитав эти строки, замер в удивлении и радости – он вдруг ясно ощутил, что у жизни есть смысл и значение, и жить стоит дальше, потому что, несмотря ни на какие трудности, никто в мире не будет оставлен, а всякая боль ведет каждого доброго только к радости.
В чем смысл сказки для взрослого? Чем отличается взгляд на сказку взрослого человека от детского, как Вы думаете?
Ребенку ощущение чудесности мира даётся даром, он просто чувствует, что мир пронизан Богом и светел. Как говорил об этом Силуан Афонский: «Дух Святой веселит младенцев». Но ребёнок ещё не встретился со всем тем злом, которое присутствует в сказке нашего мира, а потому его ощущение света вокруг ещё не выстрадано. А для Бога ценно в нас только то, ради чего мы боролись. И здесь взрослому надлежит подвиг надежды – когда все обстоятельства вокруг говорят, что дальше должно быть только плохо и ещё хуже… Но мы доверяем ситуацию Богу, и на опыте узнаём, что Он — Бог хороших концов.
Сказка всегда совершается в нашей жизни. Можно сказать, что жизнь и есть сказка, которая случилась на самом деле. Приведу такой пример. Когда-то давно ко мне как к писателю и преподавателю обратилась добрая девушка, которая, как и все девушки, унывала оттого, что никак не получается встретить мужа. Её боль по этому поводу была столь велика, что она говорила, что согласная выйти замуж за огородное чучело, если то только сделает ей предложение. Я ей сказал тогда: «Не нужно тебе чучело, а нужен хороший муж». «Но где его найти?» - спросила она. И я посоветовал ей довериться Богу и с этим доверием начать делать добрые дела. Мы с ней вместе несколько лет ходили в больницу и служили больным, помогали инвалидам и старикам. Было видно, что она старается помочь всем этим несчастным людям и старается не просто потому, что ждёт награду, а потому, что ей стали дороги эти люди, и она научилась не проходить мимо чужой боли. И тогда Господь послал ей удивительного, доброго и светлого человека, который в буквальном смысле сдувает с неё пылинки, бережёт её и любит как своё великое сокровище. Так счастье пришло в её жизнь, но вначале она научилась дарить счастье другим. Этот навык остался с ней навсегда — она и в браке не оставила дел милосердия, которые теперь делает вместе с мужем.
Почему Вам близки по большей части именно зарубежные писатели?
Этот вопрос мне иногда задают на моих лекциях. Интересно, что когда Антоний Сурожский читал свои знаменитые беседы об искусстве в Англии, его спрашивали, почему он приводит в пример не только английских, но и немецких, французских авторов? И это понятно – людям часто более близка литература, созданная на их языке. Но дело в том, что мировую литературу можно делить на русскую, китайскую, английскую, американскую, японскую, немецкую, итальянскую или испанскую лишь условно. Как для удобства изучения единая река Духа Святого, жизнь церкви делится на догматическое, историческое, каноническое или литургическое предание. Но на деле всё это живит один и тот же Дух. Точно так же и в литературе – там есть, по словам Льва Толстого, авторы плохие, хорошие, посредственные… А потом бездна - и идут настоящие. То есть те, кого в полноте касается Дух Святой, чьё творчество есть синергия с Богом и явное умножение красоты. По мысли святых Иустина Философа и Григория Богослова, такие тексты, созданные вдохновением благодати, есть христианские, православные тексты, хотя автор их может быть и язычником. Это то явление, о котором Мандельштам говорил, что у великой книги нет обложки. В том смысле, как явен звучащий с её страниц Дух. И потому в таком восприятии мировой литературы и культуры всякий человек создающий красоту — Конфуций ли, Толкиен, Льюис, Ду Фу, Сайгё или Роберт Фрост — православны во всём, где, как мы видим, их строчек коснулся Бог. Нужно понимать, что Господь — единственный источник всего, что Божественно. Только в Нём основание всей красоты культуры, даже если эту красоту творил и язычник. Потому Григорий Богослов и был уверен, что всё высокое и великое, что только было в античном мире, принадлежит церкви и христианам.
Вообще мне всегда было интересно, почему некоторым православным нравится мировоззрение Льюиса, Толкина? Они ведь не православные, хоть и христиане.
Мудрый христианин, способный глядеть на культуру добрым взглядом святых отцов, умеет читать о Боге и Его радости даже там, где об этом напрямую не сказано, и где автор об этом вовсе не думал. Отсюда и любовь такого человека ко всем, кто умножил свет и красоту на земле, даже если эти творцы и не принадлежали к церкви, но православно и верно чувствовали свет Господень. При этом Бог присутствует в таких сочинениях на уровне этой светоносности текста. Например, у той же классической японской средневековой писательницы Сей-Сёнагон ничего не говорится о церкви (писательница и не знала о ней), но из её «Записок у изголовья» мудрый больше поймёт о Боге, чем из какой-нибудь нудной проповеди, где человек говорит, не имея опыта познания мира духовного. Великие же писатели наоборот, говорят только те истины о мире и сути, которые ощутили и пережили. И тут они словно воплощают слова Симеона Нового Богослова, который считал, что говорить нужно только о том, что увидел и испытал сам.
А если тем же самым образом мыслить в масштабе всех религий? Есть же такой тезис, что Бог у всех один. И тогда теряется смысл религии как таковой.
Эти доводы святых отцов касаются не религии, а культуры. Именно исходя из полноты православного осмысления бытия они могли ценить отблески фаворского света в мыслях и словах любого человека, жившего в другие эпохи и времена. Для святых отцов православие было той несомненностью, которую они видели и переживали, которая открывалась им как небо на земле. Потому-то они так смело искали красоту в каждом другом человеке, в каждом классическом тексте, что им не нужно было бояться за свою веру. Они всегда знали её красоту и, умея видеть, как Господь проницает мир, радовались Его действию и в нецерковных людях. Ведь они-то знали, что Господь, касаясь лучших мыслей того же Демокрита или Сократа, помогает этим мудрым язычникам увидеть мир православно, подвести их к той красоте понимания, которую святые отцы церкви видели как реальность.
А что Вы можете сказать об отношении к западно-европейским святым в России?
Как известно из истории, все святые Европы до 1054 г. (отпадение поместной Римской Церкви от Церкви вселенской), святые Англии до 1066 г. (Битва при Гастингсе) и Ирландии до 1171 г. (Собор в Кашеле, передавший Ирландскую Церковь под римскую юрисдикцию) существовали как единая христианская, апостольская, православная традиция. Конечно, церковь в Средние Века (как и сейчас), действовала в разных культурах и, соответственно, создавала разные культуры. Кельты Ирландии были не похожи на саксов Англии, пиктов, германцев и даже галлов, не говоря уже о римлянах. Но эти различия были, по сути, неповторимостью святости каждого народа, неповторимостью его красоты.
Чтоб понять красоту народа, надо обратить сердце к его святым и его писателям. К их жизням, мыслям, словам, поступкам. Только тогда мы сможем взглянуть на этот народ так, как его видно с неба. Тогда мы глубоко разглядим его неповторимость в бытии и ещё раз порадуемся Господней мудрости, которая благословляет цветущую разницу мироздания.
Нестор Летописец говорил, что каждый народ играет свою важную часть той мировой симфонии смысла и красоты, которую сотворил Господь.
Подозрительное отношение к западным святым идет от глубочайшего непонимания того факта, что православие не имеет на земле прописки. Оно не русское, сербское, греческое или японское, но данное Богом всему миру и неповторимым образом раскрытое в каждом человеке и в каждом народе.
Каждый народ (как и каждый человек) раскрывается в святости уникальным образом, а потому православные святые разных стран – как цветы с разных полей – все прекрасны по-своему. Таково отношение церкви к этим древним святым. Но среди прихожан храмов мы встречаем обычно либо равнодушие к этой стороне общецерковного наследия, либо подозрительность: «Кто такие эти Брендам Мореплаватель, Герман Парижский, Альфред Великий, Чед или Ита Ирландская? И почему это они не славяне и даже не греки? Это подозрительно...» Так чаще всего относятся люди, и идёт такое отношение от глубочайшего непонимания того факта, что православие не имеет на земле прописки. Оно не русское, сербское, греческое или японское, но данное Богом всему миру и неповторимым образом раскрытое в каждом человеке и в каждом народе. Страны и народы смертны, а мы с вами переживём галактики и увидим, Бог даст, «новое небо и новую землю, на которых обитает правда». И там нет «ни иудея ни эллина», но всё и во всём Христос. На земле же далеко не каждый воспринимает церковь как явленное Царство Троицы, как богочеловеческую общую жизнь, где каждый другой – твой близкий, а не «этот подозрительный иноземец»… Таким светлым было восприятие святых отцов, и пусть мы редко встречаем его среди ходящих в храмы людей – именно оно нормально и подлинно, и им живёт церковь.
Как Вы считаете, признание святого Патрика Русской Православной Церковью можно назвать своего рода ступенью к преодолению этого подозрительного отношения к нерусским святым?
Патрик стал почитаться святым ещё в Средние века, вскоре после своей смерти. В то время в церкви не было процедуры канонизации, и святым признавали по факту святости и почитания, совпадавшего у народа и духовенства. И всё это время знающие чтили его как православного святого, каковым он и был. Сейчас же произошло включение Патрика в месяцесловы Русской Церкви. И это, конечно, радость. Думаю, что для какой-то части людей это станет поводом ко вниманию к этому прекрасному подвижнику.
Средневековой ирландской церкви вообще свойственны необыкновенные поэтичность и красота, которые подарят много света и радости тем чутким людям, кто коснётся этого наследия. Не говоря уже о том, что в Божьем мире познание нового — это всегда радость, ведь во всей красоте – всегда сияет Господь. А Он приготовил нам слишком много чудесного, и всегда готов всё это подарить нам всем.
Беседу вела журналист Мария Евсина.
Ответы: Артём Перлик.
