Омилия

Мозаика

Я мозаику достала
И картинки собирала:
Вот квадратик, вот кружочек,
Вот голубенький цветочек.

Подошел ко мне Сережка:
 — Дай мне поиграть немножко!
 — Ладно, братик, поиграй,
Но смотри, не растеряй.

Ничего не потерял
Мой братишка, хоть и мал!

Мячик и Шарик

Вышла погулять Алена,
Мячик вынесла зеленый,
Пять минут в него играла
И случайно потеряла.

Как трава зеленый мяч,
Не найти его, хоть плачь!
- Шарик, мяч найди, дружок, -
Другу рад помочь щенок.

Быстро мяч нашел, принес,
Ах, какой чудесный пес!
Будем с Шариком играть,
С ним не страшно мяч терять!

       Со всех концов Города Счастья на площадь Света ручейками стекались его жители. Все были одеты в белые одежды, улыбки светились на лицах – ведь город отмечал свой самый большой праздник, Праздник Благодарения. Небольшой шум иногда легкой волной пробегал над головами людей, а когда собрались все, на площади наступила тишина. На мгновение жители города замерли, и вдруг, родившись где-то в глубине людского озера, по воздуху величественно поплыли слова: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Постепенно пение становилось громче и сильнее, и все собравшиеся вдохновенно повторяли, словно едиными устами, славословие Господу.
        Через некоторое время над головами поющих появился небольшой ручеек Света, переливающийся всеми цветами радуги. Постепенно он становился все больше и больше. Его струи стали омывать лица людей. Незаметно ручеек превратился в поток Света и растворил в себе всех жителей города, которые с необычайной силой и любовью все пели и пели. Заполнив площадь, поток побежал по улицам и площадям. Омыв все дома, он незаметно исчез. Пение стихло, и все стали расходиться.

Мы идём по жизни сквозь сомненья,
Не познав пока, чего в ней стоим;
Все хотим высот, а не паденья…

Молвят пусть о том, что недостоин
Счастья ты, что слаб и одинок;
Дьявол искушает: «Ты не воин».

Сердце отвечает: «С нами Бог!»

1.10.2010 г.

Голуби. Ангелы. Воздух.
Подъем на колоннаду.
Исаакия вечный дух
Над Александровским садом.

Я – в Питере!
Где зрители глядят из облаков.
В простом домашнем свитере
Стою среди веков.

Смотрю я на окрестности:
Дворцы, каналы, реки.
Любуюсь видом местности,
Прославленной навеки!

Здесь кровь лилась невинная,
Здесь тайной пахнут стены.
Бык времени старинного
Плывёт среди арены.

Кровавым ртом ощерился
На двадцать первый век:
- Ты спорить с кем осмелился,
О, глупый человек!

Я – в Питере!
Где зрители глядят из облаков.
В простом домашнем свитере
Стою среди веков!

Ноябрь 2011 

Мне всё равно в какой стране
Живёт Василий, Генрих, Билл…
Пускай счастливей он вдвойне,
Но лишь бы родину любил.

«Окей», «Будь ласка» , «Се ля ви»…
Одна земля, одна семья.
Есть география любви,
Какая разница – кто я?

Живи и радуйся всему
Живому: русский, швед и финн.
Бардак не нужен никому.
Навоевались – без причин.
2011

Котенок.

Кто там прячется в корзинке?
Хватит в пряточки играть,
Надевай свои ботинки,
И пойдем скорей гулять!

Собачка

Я – веселая собачка
И хочу с тобой дружить,
Если трудная задачка,
Помогу ее решить.

Нам с тобой не будет грустно –
Мы попляшем и споем,
А в желудке будет пусто –
Вместе косточку сгрызем!

Щенок

Очень сильный я и ловкий,
Охраняю дом большой,
Хоть щенок я – лаю громко,
Не шутите вы со мной!

Овечка

Шерсти нам дала овечка,
Чтобы варежки связать.
В них тепло, почти как в печке,
Побежим в снежки играть!

Имя Сергея Параджанова вот уже четыре десятка лет фигурирует в списках лучших кинематографистов мира, — после триумфального шествия его великого фильма «Тени забытых предков». «Огненные кони» — под таким названием фильм демонстрировался на Западе — возвестили о рождении на Украине нового поэтического кино.

Картины Параджанова — это совершенно новое эстетическое восприятие мира

Творчество Параджанова признано одной из вершин бессюжетного поэтического кинематографа, где актер, наряду с костюмом, декорацией и реквизитом, является конструктивным элементом сложного звукозрительного коллажа.
Авторский мир его фильмов — это волшебный сплав цвета, пластики, музыки и слова, мудрый и наивный, ироничный и простодушный. Он может восхищать и раздражать, но он всегда нов, свеж и непредсказуем. Это мир безграничной фантазии. В кадрах параджановских картин оживают персидские миниатюры, слышен звон родниковой струи, ощущается благоухание розового куста, трепет ресниц восточной красавицы, звон мечей, напевы старинных струнных инструментов, причудливая пантомима движений. В них — энциклопедическое знание восточной культуры и искусства, буйство фантазии — не менее поражающее, чем у Феллини…

Вася и Ванечка в потрепанных, больших по размеру, замызганных куртках, протиснулись между людей, сгрудившихся в проходе вагона метро.
- Осторожно, двери открываются, - слышался голос диктора. Ребята, без стеснения расталкивая пассажиров, выскочили из вагона, и также пробиваясь через плотную толпу пассажиров, толпящихся у входа в соседний вагон, юркнули в него, продолжив свою заунывную песню:
- Подайте на пропитание! Папка в тюрьме, мамка умерла! Подайте на хлебушек!

Трава убегает от ветра,
и скалы играют с волной
шумят в полный голос деревья,
качая своей головой.
Мы прячемся в доме от бури,
любуясь стихией в окно.
В своем маловерии тонули,
завидя, что Ты вдруг уснул,
апостолы в бурю такую,
будили: "Учитель проснись!
проснись же, Иисусе, мы тонем!"
И Ты сказал буре: "Уймись!"

Шквал ветра бьет стены дома,
но в печке трещат дрова,
лампадка горит у иконы,
а в кружках налит теплый чай.
Ни ветер, ни буря, ни волны
нам не страшны совсем.
"Уймись!" Ты сказал, и мы помним,
что буря подвластна Тебе.
"Уймись!" Ты сказал, и мы знаем,
что Ты с нами рядом всегда,
и даже когда в нашем горе,
нас вдруг ослепляет беда
и кажется нам - уж не слышишь
и плачем мы: "Боже, проснись!"
Ты рядом, Ты еще ближе
и горю велишь Ты "Уймись!"

Безветренно. Солнечно. Бодро
Шагает за город со мной
Ноябрь, где молдавские «кодры»
Горят красно-жёлтой листвой.

Боярышник, дикие вишни…
Впервые за столько-то лет,
Себя я не чувствовал лишним,
И с осенью был тет-а тет…

А осень без всякого чванства,
В лучах говорила со мной,
Дарила лесное убранство
И мне не хотелось домой.
2011

Кодры - возвышенность в Молдавской ССР, между рр. Реут (бассейна Днестра) и Прут. В простонародье просто - лес.

Машина

Есть в игрушечной машине
Руль, колеса и капот,
Мы заправимся бензином
И отправимся вперед.

Вот уже за светофором
Все внимательно следим:
Едем – только на зеленый!
А на красный свет – стоим!

Кораблик

Был попутный ветерок,
Плыл по луже катерок.
Только ветер поменялся,
Наш кораблик испугался:

- К берегу причалить надо,
Полон трюм мой шоколада,
Если я вдруг утону -
Шоколад пойдет ко дну!

Лопатка для снега.

Летом нужен мне совочек,
Потому, что был песочек.
А теперь зима, ребятки,
Значит, мне нужна лопатка!

Снег лопаткой набираю,
  Хлоп! – И вверх его бросаю.
Но возник один вопрос -
Почему в снегу мой нос?
 

Можно любить и мечтать беспредельно,
Бога молить, а в ответ – ничего.
И исстрадаться навзрыд, неподдельно,
Только реальность сильнее всего.
2011

Осень в Москве. Середина октября. У нас в Ростове ещё солнышко светит, тепло. А в Москве уже настоящая осень. Дождь то моросит, то опять выглянет солнышко и веселее на душе, хотя и погожий день сейчас меня не радует. Спустившись в метро, я решила съездить на Чистопрудный бульвар, в недавно открытый кафетерий. В прошлый свой приезд я покупала там молотый кофе. Очень даже приличный. Заодно пройдусь по осенней кленовой аллее, хотя бы почувствую, что в Москве нахожусь. Купив кофе, прогулявшись по бульвару до пруда, посидев на лавочке напротив «Современника», я присела на каменную скамейку около памятника Грибоедову.

еп.Софронию (Ю.)

И приклонят две мягкие ладони
К своей груди шальную голову -
И каплей в море грусть моя утонет,
И я, воспрянув, снова оживу.

Боль прошлых лет покажется ничтожной,
Совсем не в счет, и не о чем жалеть.
И хватит сил, и станет вновь возможным
Надеяться, молиться и... терпеть!

Минуты радости трепещущей храня,
Благодарить за то, что мне, убогой,
Даровано узнать, что я - ДИТЯ,
Любимое дитя у Бога.

Настоится - и будет сладким,
с привкусом мяты.

Отслоится - и верхний слой
будет чист и светел.

Пусть - исправлены линии,
край облаков примятый,

Всё равно сей напиток целебный -
в нём сто соцветий.

Даже больше!.. и в каждом из них
отражается Вечность.

Отболит... Защитит... и Простит
мне мою беспечность.

               1

И кажется, что мы свободны
От первых слов и от беды.

Но дерево бросает тень
И ветви медленные движет.

Но дерева не избежать
На долгой скошенной тропе.

Мы не покинем этот круг,
Войдем спиралью в сердцевину,

Мы не покинем этот мир
Без постижения колец,

Без обретения любви
В ее протяжности нетленной,

В ее пресветлой тишине,
В ее листве вольнорожденной.

Любят сильно! Любят крепко!
Любят - сжали, как в тисках.
Любят мертвой хваткой, цепко -
Не отпустят ни на шаг.

Любят-ценят. Охраняют.
Только не меня - мой прах.
А живую - убивают,
Душат в любящих руках.

В доме угол с образами.
Иногда смотрю на них
Почему-то со слезами...
В тайный откровенья миг

Понимаю, что другая
Есть любовь. И лик святой
У любви, у этой - знаю.
Я хочу любви такой!

И она, всепроникая,
Наполняет тихим светом.
Сердце,радостно внимая,
Не поет - молчит об этом.

Решилась опубликовать на страницах «Омилии» некоторые главы из уже написанного романа «На пороге миллениума». Сюжет романа основан на криминальной истории, вернее на криминальных страницах жизни страны. Герои — это люди, столкнувшиеся с проблемами, наступившими с приходом нового времени. Много судеб поломали годы беспредельщины. Не все выдержали испытаний. Но больше всего невзгод, потерь в это время выпало на долю детей. Прежде всего, эта книга о них: маленьких, ненужных «философах» выброшенных судьбою на улицы городов.

На пороге миллениума мы все были в состоянии растерянности, отвращения к несправедливости. Но только Вера, сострадание помогло людям выжить в эти тяжёлые годы.

***

На мои опасения ехать поздним вечером из Внуково через всю Москву с деньгами он сказал, что непременно меня встретит. Я особой радости от поездки с Анатолием не испытывала, но это лучше чем тащиться одной с пересадками после быстрого, но всё равно утомительного перелёта.

Матушка Ольга¹ сидела у окна, рассеянно глядя на раскинувшийся за ним лес могильных крестов, между которыми кое-где виднелись пирамидки, увенчанные пятиконечными звездами. Эту безотрадную картину ей приходилось ежедневно созерцать уже почти месяц, с тех самых пор, как они с мужем приехали сюда, в отдаленный северный городок Н-ск. Из-за стены до нее доносилось нестройное пение хора. Слов было не разобрать, однако мелодия звучала до крайности заунывно, словно там, в молитвенном доме, соседствовавшем с пристройкой, где ютились они с мужем, кого-то отпевали. Дрожащим голосам незримых певчих вторил шум дождя, который зарядил еще со вчерашнего вечера, и беспрерывно лил уже почти целые сутки. Так что Ольге казалось — люди за стеной правят панихиду по ее загубленной жизни, по ее молодости, которой суждено угаснуть в этом забытом Богом городишке. И вся природа оплакивает ее горькими, безутешными дождевыми слезами. Если бы она могла знать, что окажется здесь! Впрочем, разве такое возможно было предвидеть? Ведь все начиналось так хорошо, так хорошо…