Сергей Параджанов

Имя Сергея Параджанова вот уже четыре десятка лет фигурирует в списках лучших кинематографистов мира, — после триумфального шествия его великого фильма «Тени забытых предков». «Огненные кони» — под таким названием фильм демонстрировался на Западе — возвестили о рождении на Украине нового поэтического кино.

Картины Параджанова — это совершенно новое эстетическое восприятие мира

Творчество Параджанова признано одной из вершин бессюжетного поэтического кинематографа, где актер, наряду с костюмом, декорацией и реквизитом, является конструктивным элементом сложного звукозрительного коллажа.
Авторский мир его фильмов — это волшебный сплав цвета, пластики, музыки и слова, мудрый и наивный, ироничный и простодушный. Он может восхищать и раздражать, но он всегда нов, свеж и непредсказуем. Это мир безграничной фантазии. В кадрах параджановских картин оживают персидские миниатюры, слышен звон родниковой струи, ощущается благоухание розового куста, трепет ресниц восточной красавицы, звон мечей, напевы старинных струнных инструментов, причудливая пантомима движений. В них — энциклопедическое знание восточной культуры и искусства, буйство фантазии — не менее поражающее, чем у Феллини…

Судьба легендарного кинорежиссера была трагична

Сергей Параджанов родился 9 января 1924 года в Тифлисе (Тбилиси) в семье антиквара. Эта профессия была потомственной в роду, и его глава — Иосиф Параджанов надеялся, что его дети придут по стопам своих предков. Сам он был одним из богатых людей дореволюционного Тифлиса.

В Тбилиси рядом уже много столетий существуют три культуры (грузинская, армянская и тюркская), три вероисповедания (православное, армяно-григорианское и мусульманское), различные языки и наречия. Родившись в городе со своеобразной общественной жизнью, культурным бытом, моральным кодексом, песнями, фольклором, с приверженностью к народным ремеслам и прикладному искусству, Параджанов был генетический предрасположен не только к восприятию целостной тифлисской культуры, но и каждой из её составляющих, отдельно и совсем естественно стал одним из основоположников феномена этнического кино.

Для Параджанова Тбилиси не был только городом, в котором он родился, он сюда спешил из всех заграниц, не выдерживая прелестей других столиц более двух дней. Здесь по его признанию, жили и живут люди, с которыми ему тепло, чьи имена он вспоминал с лаской в голосе.

Он возвращался в свой родной дом, который был поистине легендарным. Здесь побывали Франсуаза Саган, Тонино Гуэрра, Марчелло Мастрояни, Андрей Тарковский, Майя Плисецкая, Белла Ахмадулина, Владимир Высоцкий и еще многие-многие другие.

Племянник Сергея Иосифовича Георгий Параджанов писал:
«У нас был великий дом. Именно дом во многом сделал Параджанова… В 1967–1968 годах Параджанов снимал „Цвет граната“. И все вещи, весь реквизит фильма, вплоть до купола, который разбивается о стену храма,- все это было у нас дома: баран, нитки, книги, посуда.

Помню, как при мне читали сценарий „Саят Нова“. Я слушал внимательно эти новеллы и утром на веранде нашего тбилисского дома на горе Святого Давида, где с балкона виден Казбек.

Самый величайший режиссер, которого я видел когда-либо в жизни, это была моя бабушка Сиран Давидовна, мама Сергея и моей мамы. Это абсолютно мистическая старуха, она была гениальным церемониймейстером.

Дедушка сделал во флигеле „третьяковскую галерею“. Он пригласил художника-декоратора Ванечку из тбилисского театра имени Грибоедова. Дедушка брал библейские сюжеты из альбома и просил Ванечку нарисовать так, чтобы обязательно кто-то из библейских старцев был похож на него. Ванечка написал огромные картины, которые были посажены в золоченые рамы, и дедушка расставлял их вдоль стен. Потом он приглашал хористку из оперного театра и заставлял ее петь… И таких историй можно рассказать миллион. Ну, скажите, как, находясь в такой семье, Параджанов мог не стать режиссером?»

«Режиссером можно стать только в том случае, если у тебя было детство» — признавался и сам режиссер.

Вопреки семейной — «антикварной» — традиции Сергей Параджанов становится студентом Тбилисского института инженеров железнодорожного транспорта. Однако пройдет всего лишь год, и Параджанов поймет, что поступил опрометчиво — любовь к искусству возьмет свое. Он бросает железнодорожный институт и поступает сразу в два творческих вуза: на вокальный факультет Тбилисской консерватории и в хореографическое училище при оперном театре. В 1945 году он переводится в Московскую консерваторию в класс профессора Нины Дорлиак. Параллельно с учебой в консерватории Параджанов в 1946 году сдает вступительные экзамены на режиссерский факультет ВГИКа (сначала учится в мастерской Игоря Савченко, а после его смерти у Александра Довженко).

Это был талантливый курс, на котором учились многие в будущем известные режиссеры советского кино: А. Алов, В. Наумов, Ю. Озеров, М. Хуциев, Ф. Миронер, Г. Габай, Н. Фигуровский, Л. Файзиев, Г. Мелик-Аваков. Ученики этого курса принимали активное участие в съемках фильмов своего учителя И. Савченко — «Третий удар» (1948) и «Тарас Шевченко» (1951). Последний фильм после кончины режиссера пришлось «доводить» его ученикам. Параджанов закончил ВГИК в 1951 году. Его дипломной работой была короткометражная лента «Андриеш» (так звали пастушка из молдавской сказки), где впервые обозначилось его стремление к поискам в области цветовой экспрессии и поэтической метафоры.

Затем, помимо нескольких художественных картин, он снял ряд документальных и научно-популярных картин — «Наталия Ужвий», «Думка», «Золотые руки», — но впоследствии отзывался об этих работах как о «хламе».

Спустя четыре года Параджанов вместе с режиссером Яковом Базеляном снимает на киностудии имени А. П. Довженко полнометражный вариант того же сюжета с тем же названием.

В 1949 году он устроился ассистентом режиссера на Киевскую киностудию имени Довженко, где и проработал до 1960 года; затем был режиссером на студиях «Арменфильм» и «Грузия-фильм».

Свои фильмы ему приходилось снимать на разных студиях Его произведения становились событиями национальных кинематографий, даже если это не признавалось официально. Они всегда считались слишком сложными «для народа», приученного к логике повествовательного кино, с их живописной культурой и поэтической символикой.

Ему не давали работать годами. Великий режиссер мирового уровня, каждый кадр и каждое мнение которого специалисты ловили на вес золота, ходил без работы, метался между киностудиями страны, предлагая свои услуги, свои сценарии и режиссерские замыслы и только изредка добиваясь разрешения на постановку: тогда происходило чудо, человечество получало шедевр киноискусства:

По воле рока судьба этого солнечного человека-«праздника» оказалась горько трагической. Его звездный фильм «Тени забытых предков» принес ему всеобщее признание и стал началом его конца. Его сажали в тюрьмы по придуманным обвинениям, а он выживал и там благодаря своему творчеству. А, выйдя оттуда, снова возрождался, как Феникс, и снова творил. По словам Беллы Ахмадулиной, «он был виноват в том, что свободен».

«Все знают, что у меня три родины. Я родился в Грузии, работал в Украине и собираюсь умирать в Армении», — говорил Параджанов. Так все и произошло — его похоронили в Ереване в 1990 году. Его сразу же назвали последним гением кино ХХ века. Но друзья и знакомые — все, кто с ним общался и работал, это понимали и чувствовали всегда.

За тридцать лет — всего пять фильмов. От «Саят-Новы» до следующей картины — «Сурамской крепости» — прошло 17 лет! И за эти страшные годы, вместившие в себя ожидание, террор обстоятельств, приведших Сергея Параджанова на лагерные нары — тогда на его имя было наложено абсолютное табу (его нет даже в 4-томной «Истории советского кино», обозревавшей 1952–1967 годы) — он сумел выстоять, не только не растерять, но и приумножить мощь своего таланта.

«Тени забытых предков»
(1964 г.)

«Если бы было предложено послать одно-единственное кинопроизведение в другую цивилизацию, то я предложил бы картину Параджанова «Тени забытых предков», — сказал однажды известный французский режиссер и актер Робер Оссейн.
Всемирное признание и награды Международных кинофестивалей С. Параджанову принес фильм, который составляет золотой фонд мирового кинематографа. Рассказывают, что выдающийся польский режиссер Анджей Вайда встал перед Параджановым на колени и поцеловал руку, благодаря за этот шедевр.

Это фильм-легенда, околдовавший языческими ритмами и буйством чистых красок, потрясающий драматизмом событий и судеб. Это лирико-романтическая ода гуцульской культуре, снятая армянским грузином, кровной составляющей которого стало глубокое понимание украинского, более того — специфического западно-украинского этноса. Главными составляющими самобытной поэтики этой картины становятся цвет и непривычная уху мелодика речи, придавая истории любви энергетику языческой притчи. Фильм получил многочисленные награды престижнейших международных кинофорумов, среди которых премия за лучшую режиссуру и приз на кинофестивале Мар-дель -Плато в Аргентине и Кубок фестиваля фестивалей в Риме.
У «Теней» появилось большое количество почитателей среди киноманов. Лишь официальная советская критика не приняла режиссерского почерка художника, который резко отличался от стройных прописей социалистического реализма, и окрестила его «формалистом».

Одно из самых гармоничных произведений украинского кино рождалось тяжело, а временами драматически. В 60-е годы массовая культура была детищем молоха по имени соцреализм. Однако общественная оттепель и здесь делала свое дело — настоящее искусство вопреки диктату цензуры пробивало себе дорогу «снизу», к возрождению национальной культуры.
Украинское кино уже было готово к качественно новой степени развития. Волна общественной активности совпадала с художественными возможностями, уровнем одаренности многих художников, что сплотились вокруг идеи экранизации «Теней забытых предков». Это Лариса Кадочникова, Мария Капнист, Иван Чендей, Юрий Ильенко, Георгий Якутович, Мирослав Скорик, Иван Миколайчук, Леонид Енгибаров, Спартак Багашвили, Александр Гай, Николай Гринько, Василий Земляк, Александр Сизоненко. Это был на удивление творческий ансамбль, где каждый был солистом-виртуозом. Демиургом был Сергей Параджанов.

В этом фильме, поставленном по новелле М.Коцюбинского, ярко проявилась экспрессивная романтическая манера художника. Параджанов впервые в нашем кино творчески использовал возможности цветовой драматургии. Легенда о любви гуцульских Ромео и Джульетты — Ивана и Марички — предстала на экране во всем великолепии фольклорных костюмов, обрядов, обычаев жизни украинских горцев, живущих на карпатских полонинах — в цветовой гармонии, подчеркнувшей красоту и величие вечной истории любви.

Невзирая на трагическую судьбу героев, фильм, как и повесть, остается жизнеутверждающей, оптимистичной, торжествующей песней человеку, счастью, жизни. В сценарии (соавтором которого был писатель Иван Чендей) сохранены сюжетные линии, колорит, стиль автора повести. Большинство эпизодов оригинала переведены на язык кино. Близкий к фольклору сюжет обрел романтически-экспрессивное решение в области цвета, монтажа, построения кадра, музыки.
Фильм можно назвать поэтическим гимном украинскому народу, воплощением его души. Режиссер ощущал форму, которая была бы адекватна литературному произведению и передавала национальную ментальность украинцев.

Из воспоминаний Юрия Якутовича: «С ним что-то случилось, потому что он часто повторял: «Карпаты — это Библия, Библия».
«Тени забытых предков» — праздник украинского искусства. Именно на премьере в кинотеатре «Украина» в сентябре в 1965 года был совершен публичный протест против волны политических арестов, первый в нашей послевоенной истории акт массового политического неповиновения.

Тема Кавказа
«Цвет граната»

Еще более новаторской с точки зрения изобразительного ряда стала другая работа режиссера и сценариста — «Цвет граната»(1969), в котором он еще более глубоко развил свой принцип «живописной» экспрессии.

В основе сюжета — жизнь классика армянской литературы Саят-Нова. Но режиссера интересуют не хитросплетения биографии поэта, а живая плоть творческого духа. Сдержанная экспрессия каждого кадра картины, буйство цветовых полутонов внутри лаконичной цветовой гаммы, безупречная выстроенность актерских работ продолжают совершенствовать манеру Параджанова, оттачивают находки, найденные в «Тенях забытых предков».

Лишенный диалогов и сюжета в обычном значении этого слова фильм состоял из нескольких миниатюр, каждая из которых, словно коллаж, была сложена из причудливых, порой загадочных кадров-метафор. На колоритном историческом фоне средневекового Кавказа он воссоздал биографию армянского народного поэта Саят-Нова, писавшего на армянском, азербайджанском, грузинском языках.

Легенда о Сурамской крепости

Грузинской культурной традицией проникнута «Легенда о Сурамской крепости» (1984). (Приз за лучшую режиссуру МКФ в Ситхесе, 1986; Приз МКФ в Безансоне, 1986)

Вернувшись в кино в середине 1980-х годов, режиссер вновь обратился к теме Кавказа и подтвердил свое виртуозное мастерство киноживописца.

Параджанов совместно с Абашидзе ставит эту картину на киностудии «Грузия-фильм». Это предание о юноше, замуровавшем себя в стены Сурамской крепости. В этой работе еще более ярко виден придуманный режиссером киноязык, сделавший «Легенду о Сурамской крепости» еще одним киношедевром. Эта поэтическая интерпретация старинной грузинской легенды имела ничтожные показатели в прокате.

Примером «фестивального» кино стал последний фильм Параджанова — Ашик-Кериб — художественная картина, снятая по мотивам сказки М.Лермонтова и посвященная памяти Андрея Тарковского, творчество которого и дружба были высоко ценимы Параджановым.

Эта работа — удивительная и прекрасная поэтическая киносказка. Главной в ней стала одиссея изгнанника-поэта, его одинокий долгий путь вперед, предательства, унижения, песни, спетые на свадьбах слепых и глухонемых, встречи с владыками мира, погрязшими в роскоши и лени…

Одна из последних работ Сергея Иосифовича — документальный фильм, посвященный Пиросмани.
Смерть пришла за ним, когда в Ереване началась работа над автобиографической картиной «Исповедь».

Жизнь-театр

Не нужно спешить становиться режиссером, главное — стать им навсегда. (Параджанов)

У него всегда была своя ирреальная жизнь-театр.

Он и свою земную жизнь, не столь уж длинную, строил как автор, формируя буквально каждый ее миг по-режиссерски. Друзьям, близким, семье было с ним захватывающе интересно и нестерпимо трудно. Жена Параджанова, Светлана Ивановна Щербатюк (которая, несмотря на их развод, всю жизнь была тесно связана с ним, помогая и поддерживая), дала ему очень точную характеристику — «очаровательный, но невыносимый».
Но его любили таким.

Когда Параджанов умер, в Россию пришла телеграмма: «Мир кино потерял одного из своих магов-волшебников». Под телеграммой подписались великие итальянцы: Феллини, Антониони, Бертолуччи, Мастрояни, Мазина, Моравия.
Сергей Иосифович постоянно режиссировал все вокруг себя, как бы «монтируя» свой уникальный художественный мир, который нельзя ограничить какими-либо рамками или определениями.

«Конечно, он был уникальным кинорежиссером, но в душе он был художником-мистификатором. Он любил делать из своей жизни легенды. В этом он похож на Сальвадора Дали» (Алла Демидова)

«Это был вечный фонтан и импровизация» (Роман Балаян).

«Тем, кто знал Параджанова, фантастически повезло. Они видели живого гения. Это было понятно даже тем, кто не видел его фильмов. Ежедневно ежеминутно — калейдоскоп острот и парадоксов. А еще жесты, мизансцены, пародирования голосов и манер известных лиц, славных художников, государственных деятелей и тому подобное. Где был Параджанов — там совершалось художественное действие, спектакль: море наслаждения для друзей и гостей. В его мире тон задавали детское великодушие и окутанный артистизмом юмор» (Иван Дзюба).

Он никогда никому не завидовал. «Завидую лишь тем, кто увидит фильм Тарковского «Зеркало».
Он воспринимал мир через красоту. И обладал удивительной способностью придавать всему красоту: букету цветов, праздничному столу, одежде, случайным вещам, которые мгновенно располагались так, что выходила поразительная композиция из лоскута материи или бумаги, превращавшиеся в рисунок, коллаж, метафору.

Во время ареста, когда делали обыск в его квартире, больше всего переживал, что упала старая кукла и у нее образовалась трещина на головке.

Слова доброта и святость были чаще всего в его устах, когда он говорил о достойных людях. В его манере жить — невзирая на всю импровизацию и хаос — всегда появлялось нечто ритуальное.

В течение почти двух десятилетий жизни в Киеве он был «нарушителем спокойствия» в глазах надзирателей идеологического и художественного благочестия и магнитом для наэлектризованных мыслью. Метеором врывался он в затхлую атмосферу подневольного искусства, возмущая его приглаженную поверхность.

С уходом Параджанова в Киеве ушло «смятение умов», ушел «каратомер» (определитель параметров бриллиантов), так как в городе все знали, что есть излишне откровенный человек. Ушло мерило, критерий какой то, в том числе и в архитектуре, скульптуре, живописи, литературе, потому что все к нему ходили…

«Параджанов был всегда режиссером. У него не было границ, он творил 24 часа. Вставал рано утром и начинал работать — целый день клеил коллажи, рисовал. Что бы он ни делал — стирал, мыл посуду, — все равно это была режиссура. За всем стоял театр, в котором режиссером и актером был сам Параджанов. Он умел делать сказки по ходу своей жизни» (Георгий Параджанов).

Кипучая энергия его и неисчерпаемый артистизм искали выхода во всех видах творчества, во многих искусствах. Он делал шляпы и подарки, он дарил свои кольца, картины, диковинные коллажи. Вот это очень важно: делать сказки, видеть сказки, где их нет. Великий дар! И где он их только ни творил! Заключенный Параджанов, находясь в Алчевске, и в других тюрьмах, куда его периодически сажали, успел сотворить не только сотни коллажей, но и около 300 альбомов зарисовок и готовых сценариев

Он не мог не творить. Если не было фильмов, писал сценарии, картины, плакаты, делал уникальные куклы, создавал прекрасные коллажи, монтировал из ничего необыкновенные люстры, шил причудливые костюмы, — любил дарить свои произведения. Он дышал воздухом искусства везде, даже там, куда к нему ездили с сухарями.

Параджанов сидел в тюрьмах при Хрущеве, при Брежневе, а потом и при Андропове. Не помогали протесты международных культурных организаций, Бергмана и Феллини. Лишь Луи Арагону, подученному Лилей Брик, удалось вымолить у советских вождей жизнь и свободу Параджанову.

Спустя много лет на своей родной киностудии им. Довженко он скажет: «А кто мне вернет утраченное время? Кто компенсирует 15 лет изоляции, хоть они и дали мне бессмертие, хоть зона и была лучшим периодом в моем творчестве? Оттуда я привез 800 живописных работ, 100 новелл и шесть сценариев. О тюремных мытарствах я пишу роман «Колючая проволока длиною в четыре года и одиннадцать дней, или Вши покидают труп».

По рассказам очевидцев, Параджанов даже суд мог превратить в спектакль, режиссером которого становился он сам — а в режиссуре кто был ему равным! Но на свободе — ни спектаклей, ни фильмов. Только в последние годы опять смог взяться за работу.

Мука неосуществимости

Уничтожали ли Параджанова умышленно? Нет прямых доказательств этого. Но суть его трагедии в том, что система, основанная на несвободе и унификации, на пренебрежении к человеку, система тотального подавления человеческого духа действовала автоматически «как заведенная».Его фильмы пробивали стены эстетичной тюрьмы соцреализма и творили совсем другое искусство.

Мука неосуществимости для него — смертельная мука.

У него была масса неосуществленных замыслов, много его идей остались на бумаге или в голове, так как более 15 лет он был отлучен от кино. Параджанова очень притягивала личность Тараса Шевченко. Сергей Иосифович не только мечтал снять фильм о нем, но и экранизировать поэму «Мария». Он хотел перевести на язык кинокадров вещь, в которой почти нет внешнего движения, и вся сила которой — в страстном внутреннем монологе, в лирическом «потоке сознания» и в звучании христианского чувства, в этическом действии слова.

В его планах было «Intermezzo» Коцюбинского, которое должно было стать вдохновенной поэмой о бессмертном духе украинского народа; «Демон» Лермонтова; «Дремлющий дворец» по «Бахчисарайскому фонтану» Пушкина (мастер то ли всерьез, то ли шутя говорил, что роль Пушкина будет играть Бельмондо), «Чудеса в Оденсе» по Андерсену (уже был приказ о запуске картины, но Параджанова арестовали). Для «Киевских фресок» были даже отсняты пробы, но фильм запретили.
«Киевские фрески» могли стать не только признанием в любви Киеву, но и феерической картиной жизни современного большого города с тысячелетней историей; синтезом его духовных потенций.

Ездил к Марии Приймаченко — хотел сделать фильм об этой самобытной украинской художнице.

Мечтал реформировать оперу и детский театр — не получил разрешения. Писал или наговаривал новеллы, которые печатались за границей, в нью-йоркском журнале «Современность».

В последние годы мечтал снять «Слово о полку Игореве». Это был грандиозный замысел. В одном интервью Параджанов сказал: «Украина меня атаковала желанием, чтобы я снял «Слово о полку Игореве».

В конце жизни на «Арменфильме» он начал снимать «Исповедь», но не успел завершить, — снята всего одна сцена автобиографического фильма.

Сценарий «Исповедь» Сергей Параджанов написал в 1969 году. Потребность написать сценарий и снять самый главный, исповедальный фильм, как он потом говорил, появилась во время, когда он серьезно заболел в Киеве: «В 1969 году у меня было двухстороннее воспаление лёгких. Я умирал в больнице и просил врача продлить мне жизнь хотя на шесть дней. За эти несколько дней я написал сценарий. В нём речь идёт о моём детстве…» Чувствуя приближение смерти, Параджанов сказал: «Я должен вернуться в детство, чтобы умереть в нём».

О годах, проведенных в тюрьме, он написал сценарий, фильм по которому, «Лебединое озеро. Зона», снял его друг и сподвижник по «Теням забытых предков» Юрий Ильенко. Фильм получил мировое признание.

Может, немного скрасило последние его месяцы частичное возвращение в украинское кино — создание сценария к фильму Леонида Осыки «Этюды о Врубеле». Но не довелось режиссеру побывать на съемках своего фильма…

Как не довелось воплотить еще много и много других масштабных замыслов, осиротевших без Параджанова.

Гонимый и затравленный при жизни, он после смерти стал признанным классиком мирового кино, известным художником, наследие которого влияет на сознание людей, на кинематографический процесс в Украине и мире.

Режисерские работы:

1. Андриеш — 1954.
2. Первый парень — 1958.
3. Украинская рапсодия — 1961.
4. Цветок на камне — 1962.
5. Тени забытых предков — 1964.
6. Цвет граната — 1969.
7. Легенда о Сурамской крепости — 1984.
8. Ашик-кериб — 1988.

Сценарии:

1. Тени забытых предков — 1964.
2. Цвет граната — 1969.
3. Этюды о Врубеле — 1989.
4. Лебединое озеро. Зона — 1990.

Хронограф жизни и творчества:

9 января 1924 г. родился в г. Тбилиси
1951 закончил ВГИК в мастерской И. Савченко
1957 фильмы: «Золотые руки»; «Мысль»; «Наталия Ужвий»
1958 фильм «Первый парень»
1961 фильм «Украинская рапсодия»
1962 фильм «Цветок на камне» (в соавторстве с А. Слисаренко)
1965 художественный фильм «Тени забытых предков» (в зарубежном кинопрокате «Красные кони»). Награда Аргентинского кинофестиваля; награда «Кубок фестиваля фестивалей», Рим
1966 Золотая премия в Салониках; премия Британской киноакадемии; специальный приз Всесоюзного кинофестиваля (Киев) и др.
1969 художественный фильм «Цвет граната» (Саят-Нова)
1984 художественный фильм «Легенда о Сурамской крепости», совместно с Д. Абашидзе.
1988 художественный фильм «Ашик-Кериб», совместно с Д. Абашидзе. Выставка произведений изобразительного искусства в Ереване.
1989 изданы киносценарии: «Лебедине озеро. Зона»; «Этюды о Врубеле»
1990 Государственная Премия УССР им. Т. Г. Шевченко (посмертно)
27 июля 1990 г. умер в г. Тбилиси. Похоронен в г. Ереване.

Опубликовано: Знания и мир, № 20, 2004. c. 201–204