Омилия

Когда-то «мудрый» гýру изрекал:
устроены зеркально «низ» и «верх».
И я – одно из множества зеркал,
в котором есть штрихи небесных сфер…

Как óтзвуки… Их неземных частот
не слышит дух, низвергнутый ко дну, –
воздушный повреждён мой эхолот,
им не измерить неба глубину;
не тысячи туманных «Андромед»
помехой стали на пути, увы! –
Туманность Эго зáстила мне свет –
я обернулась зеркалом кривым…
И, если б царство порченых зеркал –
уродливых осколков ярких звёзд –
«верх» необъятный просто отражал,
повелевал бы вечностью хаóс.

Но для Любви туманных нет дорог:
Греховный «низ» преображает  Бог.

Словно тонкая  «нить Ариадны» -
Голос Вечности в недрах души:
Неотступный и постоянный,
Тень сомнений развеять спешит.

Он выводит из смрадного ада,
Из сетей лабиринта судьбы.
Тайный путь – испытаний аркада,
Где блуждаешь в безвестности ты.

Голос Вечности музыкой льётся,
Исполняя Божественный Глас -
Слушай Голос,  и свет прикоснётся
К одиночеству ищущих глаз.

Мы чужие с тобой, дорогая,
Разлюбил безразличный твой взгляд,
И разлука меня не пугает –
Ты в глаза мои светлые глянь.

Там увидишь бескрайнее поле,
Одичалый, стрекочущий луг,
Пот крестьянский из пыли и соли
И веков неподдельную глубь.

Ты увидишь молитву святую,
Что в душе непрестанно живёт,
И листву на ветвях озорную,
Что с утра у окошка поёт.

Пришел я вчера домой, мать мне, психуя, докладывает.

— Вампириха твоя из Италии приехала. Просила зайти.

Не любит она Белу — мою однокурсницу, просто на дух не переваривает. Вампирихой ее прозвала за то, что она по часу со мной на телефоне висит — душу изливает.

А я спешу – за даль мирскую,
Где ветер звездный хлещет вспять,
Я там о нежности тоскую,
По той, что миру – не отнять…

И я прошу, по всем ступеням,
Ни пошлость глупую – зачем?
Ее печать – тоска по венам,
Что ни исправить здесь ничем…

Звёзды падают в чёрную бездну,
Пролетая над спящей землёй.
Я взлечу иль внезапно исчезну -
Если Свет позовёт за собой...

Миг падения кажется взлётом
В перевёрнутой миром игре,
Восторгаясь фальшивым полётом,
Человек пребывает во зле.

Звёзды падают, птицы - летают,
Крест - спасительный в небо полёт.
Два крыла у души вырастают
Если сердце готово на взлёт.

Мокрые глаза... медные монеты...
Ворон не кружит над погостом тихим...
Крышкой гроб накрыт, и душа отпета...
Всё спокойно, лишь... рвётся сердце криком...

На днях вышел я из дома проветриться. Вызовов у меня в тот день не намечалось. Смотрю, у дверей Наны Ия топчется, стенки обтирает. Я поздоровался и культурно так интересуюсь.

— Калбатоно Ия, вы, наверное, Нану ждете. Может, зайдете ко мне, пока она не появится. Не ехать же вам обратно, на другой конец города.

Ия ради вежливости начала отказываться, а я, в качестве этакого змея-искусителя, — продолжать гнуть свое.

— Зайдите, у меня кофе такой, точно как вы любите.

Бывает, летом странно сердце бьётся –
хоть август не звонит ещё в набат,
а в синеве небесного колодца
ловлю я осени случайный взгляд.
И ветра суховатые ладони
воздушный поцелуй сентябрьский шлют,
и брызги солнца в золотистом тоне
предвосхищают лиственный салют.
И пусть ещё не раз с беспечным летом
по-братски выпьем мы на «брудершафт»,
осенним благодарна я приветам,
и близость встречи празднует душа.

Человек по природе — вопрошающий. Он — пустой сосуд, наполняющийся тем или  иным содержанием, в зависимости от своего вопрошания.

Говорят, для появления великих поэтов и писателей необходим великий читатель*. И, наверное, дело не в том, читают этого автора или он пишет пока в стол, важно наличие такого читателя в принципе. Всё человечество выступает в роли читателя, и, если есть хоть один великий читатель среди массы бездарных и равнодушных потребителей, небеса подарят человечеству великого автора.

Человечество — вопрошающий. О чем оно вопрошает ныне? О смысле? О счастье? Пытается ли оно понять свою суть, чтобы следовать ей, или оно довольствуется «свиными рожками» низменных инстинктов?

Образ Божий в человеке — вопрошающий небеса о подобии.

С пигмеями — пигмеем быть,
с волками быть — по-волчьи выть,

с орлами — реять в небесах,
с богами — сеять чудеса.

Мне б человека отыскать,
чтоб рядом с ним собою стать.

Глаза другого смотрят на меня
и ждут чего-то. Встречи или службы?
Я инструмент иль повод к светлой дружбе?
Зависит всё от щедрости огня,
живущего в душе, огню послушной.

 Юлии Энгельгардт

Осени запах свежий.
Дышится глубоко.
Друг мой любимый, нежный,
Как мне с тобой легко.

Сердце к планетам рвётся -
Значит, к тебе одной.
Вновь звездопад прольётся.
Осени звук родной

Переиграет хмури,
Трезвости вопреки.
Тихо.  Умолкли бури.
Лишь говорят стихи.

21 августа 2013

Запечатленный образ человека, создававшийся в спешке между своими заботами и суетой окружающего мира, живёт своей жизнью в глубине подсознания и ждёт своего часа. И вот, этот небрежный эскиз человека, эта бесцветная чёрно-белая оболочка всплывает в памяти каждый раз как только Самость, горделивое предубеждение, требует от Другого соответствовать наброску-образу.

Не мытые ГУЛАГом,
Мы – средоточье бед.
За кажущимся благом –
Безумие и бред.
Узор речных излучин,
По-над болотом – гать…
Все хочется, как лучше,
А лучше б помолчать,
Не лезть из пекла в пекло –
Не за горами суд.
А мысль наша блекла,
А имя мысли – «блуд».
Коварней искушенья
Не создано еще.
А время к всепрощенью ль
Размеренно течет?

Птица-жизнь машет крыльями, вновь
Рассекая простор временной.
Позади, в обиталище снов,
Вёрсты, вёрсты дороги земной.

Сколько их ещё там, впереди? –
Птице б краешком глаза взглянуть;
Но не в сроке земного пути,
В нём самом, непосредственно, суть.

Для летящих – задача проста:
Не противиться силе ветров,
Покорится тому высота,
Кто потоку отдаться готов.

Кто крылами в бессилье не бьёт,
Вниз не падает, крылья сложив,
Кто смиренно вершит свой полёт,
Тот – над временем, в вечности, жив!
 

Вера открыла дверь и шагнула внутрь.

«Сколько же лет я здесь не была? А ничего, кажется, не изменилось...»

Неуверенными шагами она двигалась дальше. Прошла вглубь комнаты. Увидела спящего Макара, бессильного, исхудавшего и какого-то непривычно серого.

«Наверное, свет так падает на лицо», — решила она.

В комнате было душно и холодно. Спертый воздух давил на грудь. Вера осторожно подошла к окну и открыла форточку. Ветер сразу же ворвался в маленькую каморку, и свежесть разошлась по углам за считанные секунды. Она прикрыла форточку, боясь выхолодить и без того несогретое жилище.