Докатился...

Епископ Гедеон, недавно назначенный на Михайловскую и Наволоцкую кафедру вместо переведенного в другую епархию Владыки Михаила, готовился отойти ко сну. Надо сказать, что сегодня у архиерея выдался многотрудный день. С утра — дела в епархиальном управлении. А вечером — служба в Преображенском соборе. Как же все это его утомило… И вот теперь епископ, еще молодой, но болезненно тучный человек с редкой бородой и одутловатым лицом цвета сырого теста, полулежал на двуспальном ложе, устланном шелковыми простынями, по белизне способными соперничать со снегами Гималаев, положив босые ноги на пуховую подушку. И увлеченно перелистывал страницы… еще пахнувшего типографской краской зарубежного каталога автомобилей. А рядом, на изящном прикроватном столике со столешницей из розового мрамора, лежали еще несколько каталогов, а также номера журнала «Авторевю», «За рулем» и «4x4 Club», что свидетельствовало о том, с каким вниманием Владыка Гедеон относился к достижениям мирового автопрома. Прежде всего — зарубежного.

В ожидании самарянина

Лежит он в канаве, бухой и избитый,
С сердечною раной и мыслью дурной,
А мимо проходят менты и левиты,
Лежит он забытый женой и страной.

Священник пройдет — и невольно отпрянет.
Избитый с лица кровь сотрёт рукавом
И вспомнит, что должен придти самарянин...
Но, кроме тебя, рядом нет никого.  

Этот «трудный» Достоевский…

11 ноября 2014 года исполняется 193 года со дня рождения великого писателя Федора Михайловича Достоевского.

Отношение к творчеству и личности Достоевского еще при его жизни не было однозначным. Кто-то, признавая творческий талант писателя, всё же подчас спешил подметить и некоторую ярко звучащую нотку безумия в его харатере. Другие же люди, напротив, в восторге от всего творчества Федора Михайловича, и саму его личность склонны описывать в возвышенном стиле. Есть и такие, для кого творчество писателя кажется слишком уж тяжелым для восприятия, в некоторой степени даже нагоняющим уныние...

Душа — где больно

Душа — где больно, сердце — что болит:
немеет жизнь в зажиме злобы пекла.
И эту боль Господь не исцелит,
лишь за руку ухватит брата крепко
и поведёт над пропастью и ложью.
А боль — останется, лишь ею выжить можно.

Надежда — крылатая птица

Наконец-то!

Он поворачивает ключ в знакомой скважине. Аккуратно открывает дверь. Сдерживая нетерпеливое сердце, снимает пальто, вешает в его шкаф. Развязывает шнурки на ботинках. Привычным жестом ставит их под тумбочку. Одевает тапочки. И неслышно идёт в ванную комнату.

Он не любит суеты, всему должно быть своё время, считает он. Движения его размерены и чётки. В обычной рутине есть особый ритуал. Словно верность ежедневным привычкам вселяет в него надежду на бессмертие.

Тёплая вода согревает морщинистые руки. Он не смотрит в зеркало. Ничего нового оно ему не скажет. А то, что он — некрасив, всклочен и бледен, он знает сам. Ему шестьдесят три года. Уже не молод, но ещё не стар. Осенний возраст.

Ваши камни

Ваши камни —
на ваши же головы:
камни стен
да на камни сердец.

Пролетая
над арфой эоловой,
я подслушала
ваш конец.

Не расслышала
шум за песнею,
да ветра
подсказали суть:

ох, невесело будет,
невесело —
не сумеете увильнуть.
 

Женька

Плакала холодным дождём поздняя осень. Город казался неопрятным и полураздетым. На деревьях кое-где ещё болтались остатки увядших листьев, природа была почти обнажена. И это «почти» придавало деревьям и кустам какой-то жалкий вид, как у оборванного бродяги. На зелёной ещё траве, грязными пятнами, лежала пожухлая листва. Унылый вид за окном приводил Ирину в глубокое отчаяние.

Всего несколько месяцев назад она была вполне счастлива — Женька назвал Иру своей невестой. Тогда стояла июльская жара, парки и сады изнывали от зноя, и молодежь много времени проводили на местной речушке. Речушка была неширока, но берега у неё были покрыты ярко-зелёной травой и поэтому все любили загорать на шёлковистой отаве, бегать по лужайкам с мячом и просто отдыхать и наслаждаться летом.

История жизни

Был зачин на восходе совсем простой —
Я в девчонку влюблён, но не очень смел.
А Любовь мне сказала — Лети за мной!
И вручила мне крылья — и я взлетел!

Что же было за той, колдовской весной?
Я обижен на мир, беспричинно зол...
Мне Мечта подсказала — Иди за мной!
Я простился с домашними и пошёл...

Столько раз — безоружный, в кольце огня,
В окружении вражьих, бесовских рыл!
Но Надежда шептала — Держись меня...
Я держался как мог, из последних сил.

Эмили Дикинсон. Три стихотворения

В ЭТИ ДНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ПТИЦЫ

В эти дни возвращаются птицы,
их немного — одна или две —
возвращаются, чтоб покружиться
напоследок у нас во дворе.

В эти дни небеса надевают
облаченье Июня — обман! —
Золотой они вид принимают
и нарядом скрывают туман.

О, притворство, заметное пчелке,
Я ж поверить могла бы тебе,
Благовидно ты, да вот только
правду скажут другие мне...

Булки

Бедная Клава попала под раздачу лихих девяностых. Лаборатория, в которой она отработала более тридцати лет, претерпела реорганизацию, и Клаву сократили. Мотивация была такова — на иждивении не было несовершеннолетних детей, она жила одна, и начальство посчитало, что себя саму всегда есть возможность прокормить.

Побегав по городу в поисках какой-нибудь работы, Клава наткнулась на объявление, что требуется продавец в продовольственный ларёк. График подходящий — два через два. Немного поразмыслив, она решила, что лучше такая работа, чем никакая.

Страницы