Из Ветхого

                    * * *
И слово — как последнее — изречено.
В нём одиночество, тревога, неизвестность.
Подковой разогнулось первое звено —
Но не на счастье, а на горестную вечность.

И тенью неотступной — голоса…
Смоковных листьев пояса
Сменили кожаные ризы,
Когда-то крылья, а теперь — вериги…

Вдруг что-то зашумело, скрипнуло — то ли засов
Темницы планетарной опустился,
То ли истории качнулось колесо
Над теплой кровью первого братоубийства.

Раскроется небо..

Раскроется небо над соснами,
И солнце наденет парик
С косматыми рыжими космами,
Тепло опрокинув, и вмиг

Журчаньем, и грязью, и брызгами
Наполнит пространство весна,
Сосульки повиснут огрызками,
Капелью тревожа от сна.

Опять изумлюсь в удивлении,  
Как рушится смерти ярмо,
И жизнь пробуждается в тлении —
Ростком, разорвавшим зерно.

Пройдя под паутиной проводов

Пройдя под паутиной проводов
Спокойного и статного вокзала,
Я шёл в гостях у мерефянских1 снов
И улицы, что тихо ускользала.

Как будто ворон, головой вертя,
Сидел февраль растрёпанный и хмурый.
Дождь моросил и капельки, летя,
Касались утра в сером абажуре.

В глазах домов виднелся мне уют.
Виднелась мне седых дворов опрятность.
И воробьи, ища себе приют,
Вновь наступали холодам на пятки.

Читали канон покаянный...

Читали канон покаянный,
Душа уходила в полон,
И спины, ссутулившись странно,
Всё чаще роняли поклон.

Иконы темны и печальны,
Мерцанье свечей. Не спеша
Слова сквозь века, изначально
Рождались, внимала душа.

Помилуй мя, Боже, помилуй —
Вплетался основой припев,
Давая надежду и силу,
Спасая от плевел посев.

Верные до конца

Зимняя морозная ночь. Замерзшее Севастийское озеро. На льду стоят сорок солдат римской армии, полностью обнаженные, закованные в кандалы. Холод уже проник до самых костей, выкручивает все тело, но какая-то нечеловеческая сила помогает мужчинам стоять на зимнем ветру и терпеть. Это сила веры, которую дает Тот, Кто сам претерпел более всех, Кто прошел через ужас Креста. Он же и сказал воинам, когда они еще только попали в тюрьму: «Претерпевший до конца, тот спасен будет».

Мороз усиливается, мучение становится невыносимым. Холод страшен, гораздо страшнее даже огня. Об этом есть множество свидетельств людей, замерзавших до предсмертного состояния, но вернувшихся к жизни. Известное выражение «продрог до костей» имеет вполне конкретное значение. Когда мороз проникает внутрь костей, до самого костного мозга — боль настолько сильна, что может вызвать обморок от болевого шока. Замерзающего человека можно склонить на все что угодно. Будет подписано любое «чистосердечное признание», любой документ; будет вырван отказ от любых убеждений — если только Христос не сохранит и не покроет.

Экзорцист...

Отец Матфей вышел из храма после утомительного разговора с молодым настоятелем-двадцатипятилетним отцом Михаилом, и растворился в текучей массе вечно куда-то спешащего люда…

Пятидесятилетний священник вместе с двумя батюшками престарелого возраста были отправлены за штат для того, чтобы уступить место молодым и напористым выпускникам духовной семинарии…

Многочисленный приход ропотливо восстал, сиротливо плача и письменно жалуясь на беспредел церковной администрации правящему архиерею, и даже самому Патриарху, но все кануло в лету узаконенных канцеляризмов и отписок…

«Господь милостив», - успокаивала матушка отца Матфея,- найдется и для тебя поприще на церковной ниве»…

И точно…

Новые «люди в футлярах»

Не знаю, произошла мутация чеховского персонажа или нечто иное, новое появилось в человеках, или же и то, и другое, и даже нечто третье произошло, но люди стали превращаться в самозамкнутые системы. Новые «человеки в футлярах» похожи на человеков в бочках: каждому человеку — своя «бочка» на голову, и каждой «партии», группке, тусовке — своя. А на внутренних стенах бочек кино транслируется — прямо в мертвеющие глаза человеков, и они это кино принимают за реальность. В конце концов люди сами начинают выступать в роли проекторов, транслирующих то же «кино» на те же стены, замыкая таким образом порочный круг. И действуют соответственно, слова, не понимая, произносят — спорят, дискуссии ведут, общаются… — всё сквозь призму «своей бочки» с фантасмагорией на её стенках. Жуткое зрелище, страшное.

Чеховский персонаж, провинциальный учитель Беликов, боящийся любых действий, не санкционированных начальством, то есть, боящийся живой реальности и подлинных встреч, несомненно имеет отношение к описываемому феномену. Его идея, заключённая в формуле «как бы чего не вышло», наверняка вдохновляет и сегодня многих, особенно «партийцев». И всё же во главе угла нынче стоит нечто иное, более соответствующее историческому моменту — самость.

Щедрость

Когда обычный день заряжен
Словами нежности с утра,
В которых света и добра
Намного больше, чем вчера —
Недолгий миг апрельской блажи
Воспринимаешь на «ура».

А мне казалось, этот город,
Где что ни час — девятый вал,
Уже давно меня сожрал,
Переиначил, растерзал,
В неисправимость до упора
Вдавил и душу растоптал.

Благодарение

Незнакомые — это те, которых любишь ниже пояса.
Родные — это значительно выше, возвышеннее...
Эльчин Сафарле (Мне тебя обещали)

Летишь в никуда что есть мочи,
На сердце ни шатко, ни валко.
А счастье — проснуться средь ночи,
Ощупывать взглядом фиалку.

Извергнутся подлые реки
Смешных подозрений и боли.
И выдохнешь в кои-то веки:
«Спасибо, Судьба, я доволен!».

О книге Александра Ткаченко «Лунное затмение»

Есть замечательная серия тоненьких книг для детей «Настя и Никита» издательства «Фома». Наверное, большинство родителей эти книги знают и любят. Я тоже с удовольствием читаю их. И больше всего ценю «Настю и Никиту» за то, что любую книгу из серии можно дать читать ребенку любого возраста и не опасаться, нет ли там чего вредного для детской души. Абсолютно доверяю издателям и в этом отношении, и в отношении качества текстов и иллюстраций.

Хочу рассказать об одной из книг этой серии — о «Лунном затмении» Александра Ткаченко.

Ночные чтения

Патологическая страсть,
Неукротимая привычка
В случайном блоге копошась,
Себя трухою всякой пичкать.

Но вдруг нарвёшься на строку:
«Уже кузнечику не прыгать,
Крадётся смерть по потолку,
По ночнику, по шкафу, книгам,

По лепестку церковных треб,
По краю зла, где свергнут идол.
Благодарю за жизнь, за хлеб,
Как сладко пахнет панихида!»…

Беседа со старцем

Случилось нам как-то с подругой посетить Псково-Печорский монастырь. Очень удачно сложились обстоятельства: ехали мы в комфортном поезде вдвоем, разместились в хорошей гостинице. Стояла прекрасная зимняя погода, мороз и солнце. Времени у нас было в Печорах целых два дня, так чтобы посетить субботнее и воскресное богослужения. Создавалось впечатление, что нас ждали в гости.

Вход в пещеры был ограничен. И после утренней литургии мы поспешили присоединиться к группе паломников. Я готовилась к этой поездке долго, столько всего накопилось в душе, столько советов хотелось испросить у священников. Но народу в монастыре всегда бывает много, и выслушивать долгие исповеди они не в состоянии. «А вы к батюшке Иоанну нашему идите», — так посоветовал мне священник.

Пошли мы в Пещеры и остановились у могилки архимандрита Иоанна Крестьянкина. А монах-проводник рассказывает, что мощи погребенных здесь монахов нетленны. Такой особенный климат в Богоданных пещерах. А на Пасху, на возглас: «Христос Воскресе!», дружный хор усопших отвечает: «Воистину Воскресе!» Выстроилась вереница паломников, и каждый, подходя к склепу, встает на колени, дотягивается рукой до могилки батюшки и быстро шепчет о своем. Это настоящая исповедь, а принимает ее сам Иоанн Крестьянкин. Я поступила так же, успела выплакать батюшке свои беды, покаялась в грехах, а дальше следующий, скорей-скорей. Время ограничено, нас просят к выходу, а так не хочется уходить.

На реках вавилонских

Что может быть трогательнее Прощенного воскресения в преддверии Великого поста, на котором поется псалом «На реках Вавилонских». Этот псалом известен всем. После Рождества и Святок мы начинаем смотреть туда, где ждут нас дни покаяния. Он такой пронзительный и печальный, и проникает в самую глубину души. Слезы покаяния текут по щекам. Плачут все, и священники, и народ Божий, сердечно и коленопреклоненно прося друг у друга прощения. Почему же слова этого псалма, написанного пророком Давидом более двух тысяч лет назад, так трогают наше сердце? Потому что это Боговдохновенные слова, и они о нас.

Страницы