Её голос был тёплым и доверчивым. Душевное движение — по-детски простым и искренним. Она просто спросила:
— Вы будете переходить?
— Да, конечно.
Привычным движением я потянулась к её руке, чтобы взять, как ребёнка, и перевести через дорогу. Она отозвалась на движение моей руки, вложила свою доверчивую ручку в мою, и мы пошли — как родные...
Таков уж основной инстинкт мира сего: истина в нем всегда распинается. Истина этого мира — Христос распятый. Естественно, что и у Церкви Христовой очень много врагов. Это всякого рода раскольники и еретики, нечистые духом и сердцем властолюбцы, златолюбцы, человеко- и богоненавистники, одержимые духами злобы. Брань с этими силами идёт от создания Церкви, потому и называется она — Церковь земная — воинствующей.
Но так ли уж страшны эти внешние враги, так ли уж сильны они, чтобы всесовершенствующая истина не могла побороть их? Не внутри ли сидит главный — самый трудно преодолимый враг? Ведь если бы внутренний враг не был так силен, не смог бы устоять против света истины и враг внешний.
Перевод на русский здесь
Це лише здається, що термін «загниваючий Захід» — вигадка часів «залізної завіси». Насправді протистояння Сходу й Заходу в серцях та умах наших співвітчизників триває ледь не вічність, і бажанню одних в усьому наслідувати західний шлях розвитку протистоїть абсолютне його неприйняття іншими. Напевне, цю тему можна було б назвати ключовою в історії становлення нашої культури, народності, державності.
Росія — це євразійська країна, в межах якої відбувалося становлення багатьох народностей. А що представляє з себе Україна, до кінця поки що не усвідомлено, й ми лише намагаємося це зрозуміти. Проте, активне протистояння Росії вже говорить саме за себе. Ми заворожено дивимося на Захід і, прикрившись національними лозунгами, цураємось СВОЇХ і СВОГО, тому що ТАМ — міфологізована ЦИ-ВІ-ЛІ-ЗА-ЦІ-Я, й усякого роду гіпнотичні слова, типу «прогрес», «заможність», «права людини», «демократія» і т. ін. Але що насправді стоїть за тими словами — нам невідомо. Ми й не дуже турбуємося про це, адже більше схильні вірити, ніж думати. А раптом за чаруючими словами — лише МІФИ, які розповідають і про нас, і про них, тільки трохи викривлено? А може й не трохи...
Чи багато хто з нас може згадати хоча б один випадок зі свого життя, коли Посадова Особа (не те щоб владна, а може просто посаджена на певний Стілець для виконання певних обов’язків) вийшла за межі своїх посадових обов’язків і проявила звичайну чуйність і людяність? Точніше буде запитати так: невже Людяність дійсно є чимось таким, що не може бути притаманним Посадовій Особі? Чому Посада часто перетворює Особистість на безликий гвинтик соціального механізму з найменуванням Посадова Особа?
Сердиты на вид тучи
И стрелы дождя Остры.
Блаженна моя участь
Во веки не стать взрослой.
Ни матерью, ни невестой,
Ни даже сестрой брату.
Мне здесь на земле тесно
Бог создал меня крылатой.
Обидишь меня, не страшно...
Ругай меня, если легче.
От боли не стану старше
Цветенье мое вечно.
Я — перышко на ладони
Я — дурочка в царстве мудрых
В огромном твоем доме
Я ветер — июльским утром.
С печалью твоей рядом
Я слово найду Божье
Поплачь со мной, если надо
С юродивой девкой можно.
1
Парторг местного племхоза Елыгин сразу невзлюбил нового счетовода Сергея Евграфовича Крутицына. Пролетарское чутье подсказывало Елыгину, что Крутицын хорошо законспирированный враг, который только ждет удобного случая, чтобы ударить в спину Советской власти.
Фантастический рассказ
1
Горе, как гора: навалилось и давит на сердце. На какое-то мгновение забудешься, словно глотнешь свежего воздуха из солнечного морозного утра, и снова мир покрывается черной муаровой тканью... Горе.
С недавних пор это слово прочно обосновалось в сердце шестилетнего мальчугана: с того осеннего дня, когда люди в белых халатах увезли в поселковую больницу маму и он остался вдвоем с бабушкой. Между бабушкой и мамой состоялся тогда странный диалог:
- Может все-таки телеграмму ему дать? Как-никак отец!
- Да куда уж давать-то?...Он ведь так далеко сейчас от нас. Там, - мама слабо показала головой на небо. - Пиши, не пиши...
Через месяц ее не стало. Она словно растворилась среди окрестных полей и берез, в шуме листве которых Сеньке чудился ласковый мамин голос.
Так и стали жить, словно по инерции. День за днем, месяц за месяцем... Так же по инерции нарядили к Новому Году елку, чтобы все было как при маме.
"Одни мы теперь на свете, Семуша, совсем одни. Папки у тебе считай, что и нету." - вздыхала бабушка и от этого становилось еще тоскливее, еще безысходнее.
Этот жанр писательского моножурнала принадлежит Ф. М. Достоевскому — будем следовать ему как учителю, внимать как художнику, обращаться как к архетипическому национальному характеру. Будем пользоваться его емкой формой, позволяющей совместить рядом очерковые заметки и полемические наброски, критические эссе и мемуарные зарисовки, газетные фельетоны и художественную прозу, проблемные статьи и стихотворения.
Кто автор Дневника? Его творческое амплуа широко, как русский характер: он — хроникер и эссеист, комментатор и критик, исследователь и рассказчик, деятель и созерцатель, очевидец и сочинитель. Его интересует все, происходящее в глубинах русской жизни: крушение общественных и нравственных устоев, духовный кризис, поразивший общество, проблемы Православия, миссия Церкви, философия истории, состояние культуры, распад семьи, сущность брака, женский вопрос, воспитание детей, личные трагедии, чудесные происшествия, человеческие судьбы, психология личности, современные портреты, литературная критика, художественная проза, современная поэзия.
— Что такое святочный рассказ как литературный жанр?
— Лесков, который сам был мастером святочного рассказа, дает такое определение устами одного из своих героев: от святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера, то есть чтобы в нем был задан хронотоп; все происходит в период от Рождества до Крещения; чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль в виде хотя бы опровержения некоего вредного предрассудка, а кроме того обязательное условие святочного рассказа — чтобы он непременно заканчивался весело.
Но мне кажется, что понятие святочного рассказа может быть шире: его содержание не обязательно должно быть фантастическим, оно может быть и вполне реалистичным, но тогда в нем должна присутствовать некая мистификация, которая, в конце концов, разоблачается, может быть, какое-то недоразумение, которые благополучно и забавно разрешаются, может быть, какая-то загадочная нелепость, к которой читатель, дочитавший рассказ, получает ключ.
Тихий летний вечер провожает солнце,
Зажигает звезды в синей вышине.
Травы что-то шепчут стебельками сонно,
Не сидится дома в это время мне.
Воздух пахнет медом. Выйду помолиться,
Затаю дыханье, не имея слов.
Как же красоте такой не удивиться,
Как же не прославить Божию любовь?
Нас ведет на небо трудная дорога,
Но идущий к свету одолеет путь.
Если он возьмет с собою веру в Бога,
Примет посох из святых Христовых рук.
Светом невечерним сердце озарится,
Покаянье снимет темноты покров.
Как же милости такой не удивиться,
Как же не прославить Божию любовь?
Россыпи ромашек в сумерках белеют,
Окуну ладонь в прохладную росу.
Зазвучит молитва чище и сильнее,
Драгоценный дар смиренно понесу.
Широко Твоя распахнута десница,
И помочь просящим Ты всегда готов.
Как же щедрости такой не удивиться,
Как же не прославить Божию любовь?
Ночь покрыла землю темными шелками,
И в глубинах сердца в полной тишине
Ангелы поют святыми голосами,
Подарил Господь в ночи молитву мне.
31.07.2008 г.
Лука опять перся, как с гранатой под танк. Какая уж местная язва придумала такое сравнение, но была она все-таки права не в бровь, а в глаз: надень на Луку вместо закопченной грязной «робы» драную солдатскую форму - и наезжай на него кинокамерой на здоровье, никаких актеров не надо!
Улочка сбегала круто под горку, и кривые, колесом, ноги мужика не справлялись со стремительным спуском, все норовили за что-нибудь зацепиться - Лука, пролетев ныром, пропадал во взметнувшемся облаке пыли. Скрежеща зубами, он долго раскачивался на четвереньках, пытаясь подняться, наконец, ему удавалось сесть на задницу. Ворочая очумело белками глаз, резко выделявшимися на черном, в несмываемой угольной гари лице, он угрозливо мычал. Встав на ноги, мотая безвольно из стороны в сторону осыпанною щедрою сединою башкой, Лука правую руку держал за спиной вытянутою, зажав мертвой хваткой в ней горлышко посудины, чудом сберегаемой при падениях.
Для меня, как для педагога-дошкольника, это очень интересная и насущная тема, потому что? по большому счёту, хороших детских книг в стране почти нет. Есть прекрасные рассказы Осеевой, сказки Сутеева, Носова. А вот повестей не найти днём с огнём. Но дети любят именно их. Они любят, чтобы каждый день им читали по паре-тройке главок про одного главного героя. Они сживаются с ним, начинают рисовать о нём картинки, играть в него. И очень важно, чтобы этот герой был добрым и нравственным, но в тоже время и не лубочно-положительным.
Меня взяться за перо заставило засилье черепашек-нинзя и человеков-пауков. Надо было помочь ребятам вспомнить и заново полюбить русские народные сказки и хоть немного познакомить их с народной культурой.
Несколько главок получившегося результата я выкладываю здесь. Это начало, и середина, когда главные герои уже попали в Тридесятое царство.
Мое деревенское детство пахло молоком коровы Таньки и аппетитными поджаристыми оладушками из русской печи.
День-деньской бились по хозяйству анциферовские женщины, всюду успевая и валясь к вечеру с ног от усталости. Но иногда, кивнув на сбившихся в стайку нарядных соседок и завистливо вздохнув, бабушка Дуня говорила: «Сегодня Илья, ишь бабы во Внуто пошли». Вскоре я узнала, что в таинственном Внуто, в десяти километрах от нашего поселка, в стороне он проезжих дорог есть единственная на всю округу церковь, куда моей бабушке, жене школьного завуча и коммуниста, ходу не было.
Все деревенские знали, что служит там замечательный батюшка — отец Иосиф (Сафронов), что он долго сидел в лагерях, но духом не пал, телом крепок, суровенький, но справедливый и добрый.
Огненным колесом прошлись по России годы советской власти, перемалывая человеческие жизни, сметая с лица родной земли города и поселки, меняя русла рек и возводя бессмысленые каменные громады. Как после Мамаева нашествия, медленно и с трудом восстанавливается Русь, обретая былое величие. Пытаются найти свои истоки и люди, чьи семьи пропали в страшные годы революции и коллективизации.
Мне хочется рассказать об одном чудесном случае, произошедшем этим летом в селе Никандрово Любытинского района с жительницей Великого Новгорода Ниной Ивановной Смирновой.
Пора!
Кудись в безмежність хмари плинуть
В долинах тонуть вічні сни
На волі вітер розпустився
Неначе коні навесні…
Весна!?
Так скромно й тихо в дім зайшла
З пучечком квіту-першоцвіту
Усмішку щиро роздала
Уквітчану бузковим вітром
А душа!?
Напившись пахощів терпких
Співати вчиться безталанна
І просить ще у снах п’янких
Краплину з неба фіміаму…
О, Боже!
Дай ще час весні радіти
Налитись соком ясних днів
В росі умитись й на світанні
Заснути у густій траві
Опівдні сонце обійняти
Знайти ромашку …
й здогадатись
Про таємниці пелюстків
Які всі хочуть відірвати…
І знов пора!
Вже літо пестить світ зірками
Шумить дощами
Квітом марить
А душа!?
У небо манить
До вічних пахощів зове
З молитвою угору лине
У Вічності рятунку просить
За часом йде…
Уже осіннє небо сльози ллє
Вкриваючи дорогу листом
Мов дівами загубленим намистом
Душі надію подає...
- Да хоть голову рубите, все равно в «живцы» не загоните!
Отец Андрей уронил свою косматую, в прядях седины, голову на стол перед сидящим за ним уполномоченным так, что тот - чернявый парень с видимым испугом отпрянул.
Брат Аркадий, взмахивая широкими раструбами рукавов рясы, подбежал к отцу Андрею, тряхнул за плечи:
- В своем ли ты уме так-то говоришь?! Опомнись!
- Отойди, отступник! Иуда!
Председатель горсовета и двое дюжих «огепеушников», приехавших с уполномоченным из Вологды, угрюмо молчали.
Вывели-таки старого попа из себя. Сухонький, невысокого ростика, он отвечал невозмутимо, скупо. Поначалу сулили ему чуть ли не златые горы, если в «обновленческую» церковь перейдет, на брата указывали - правильно, мол, понимает момент товарищ. Иногда, правда, поправлялись: гражданин поп.
Аркадий, широкоплечий - подрясник по швам трещит, голова в крупных кольцах смоляных волос, отца Андрея помладше едва ли не на двадцать лет, кивал согласно, норовил в агитацию свои слова вставить.
1
Священник отец Сергий молод, белозуб, с пышной шапкой русых кудрей на голове, высок и строен, лицо с пробивающейся на скулах бородкой, просящий взгляд добрых, с лукавинкой, глаз:
— Отец диакон, ну поехали! Тряхни стариной!
В ответ я молчу, раздумываю. Далековато собрались: тот храм где-то в глухих лесах под Тотьмой. Местные остряки утверждают, что будто даже Петр Первый, когда в Архангельск нашими краями проезжал, от того места открестился: ни за что не приверну, то — тьма!
— Да там же не одну Пасху кряду не служили, батюшки нет!
Отец Сергий знает, как вдохновить — от службы Богу я не бегал.
— А вот и карета подана!
Афанасия Николаевича Сальникова не переставали мучить во сне кошмары. Не одну ночь кряду, стоило ему лишь прикрыть глаза — и, как живой, вставал Павел. Можно было делать что угодно: ущипнуть себя нещадно, попытаться пальцами силой разлепить веки — ничто не помогало. И еще ладно бы был старший брат — кровь с молоком, как в молодости, но нет — обросшее щетиной лицо его было изможденным, в кровоподтеках, а в широко раскрытых глазах стыл страх.
«Братка, да как ты мог? За что?» — беззвучно шептали разбитые, распухшие губы Павла.
У сутінках вранішніх думки ще дрімають,
Тиху тривогу душі сповіщають…
Хтось плутає букви…збиває з дороги
Малює в свідомості світ ілюзорний...
Інтрига ранкова не довго триває
На покуті образ покірно взирає…
І сон відганяє в невидимі дал
Вічна молитва, як пташка злітає...
Нехай вона лине угору…до Бога!
Він завжди чекає смиренного друга
Розкаяння…сліз і цнотливого слова
Не милості хоче , а просто любові…
Папірчик зім'ятий в руках я тримаю
Бо він допоможе вуста розв'зати...
Сказати відверто, ковтаючи сльози
Про бруд, що від віку в глибинах дрімає...
В господі величній ця тайна триває
Де вічності звуки реальність ховають...
Божественний спокій з свічою гомонить
Із сутінків вранішніх душу виводить...
