Вновь флагом трехцветным покрыта плита,
Трехцветный венок у подножья креста...
Кадет уж немного – пустеют ряды...
Но те, кто остались, как прежде тверды.
Мы здесь караул свой бессменный несем.
Восьмой уж десяток вперед мы идем...
Несем пред собою трехцветный наш флаг
Двуглавых орлов и Георгия стяг.
Однажды я пришла в церковь, остановилась у иконы Божьей матери и долго ей молилась, прося доброго разрешения в житейских нуждах. В храме в это время шла литургия. Я смотрела на икону, а по моим щекам лились слезы: так много было тяжких воспоминаний. И вдруг я на какое-то мгновенье увидела себя как бы со стороны: я стояла перед иконой в образе маленькой букашки. Я была той самой маленькой Божьей коровкой с пятнышками на спинке, которую мы в детстве сажали на ладошку и причитали: «Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают конфетки…» Но только моя «коровка» была еще и песочной, т.е., как бы сделанной из песка. Она, казалось, вот-вот рассыплется. «Что это такое? Что это могло бы означать? Неужели я такая?» - Вопросы терзали мою душу.
В деревне ёжиков-неофитов каждый ёжик носит с собой палку на вырост: длинную-предлинную в сравнении с реальным ростом ёжика. Каждому новоприбывшему вручают её для того, чтобы ёжику легче было работать над собой, следить за своим ростом.
Ежи — народ колючий, это всем известно. Общение с ними всегда чревато мелким травматизмом. Но ежи-неофиты — народ особенный, если что не по ним, они ещё и палкой могут огреть. Так что в деревне ежей-неофитов туристам делать нечего. Но как в ней выжить самим ежам?
Правило первое. Всегда помни, что перед тобой ёж-неофит, а не просто ёж. Будь готов применить палку первым — при необходимости.
Правило второе. Помни, что палка тебе дана для самовоспитания, несмотря на то, что чаще ею пользуешься для самозащиты.
Я не утверждаю, что умею рассказывать так, как нужно. Я только утверждаю, что знаю, как нужно рассказывать, потому что в течение многих лет мне почти ежедневно приходилось бывать в обществе самых умелых рассказчиков.
Рассказы бывают различных видов, но из них только один по-настоящему труден — юмористический рассказ. О нем главным образом я и буду говорить. Юмористический рассказ — это жанр американский, так же как комический рассказ — английский, а анекдот — французский. Эффект, производимый юмористическим рассказом, зависит от того, как он рассказывается, тогда как воздействие комического рассказа и анекдота зависит от того, что в нем рассказано.
Юмористический рассказ может тянуться очень долго и блуждать вокруг да около, пока это ему не прискучит, и в конце концов так и не прийти ни к чему определенному; комический рассказ и анекдот должны быть короткими и кончаться «солью», «изюминкой». Юмористический рассказ мягко журчит и журчит себе, тогда как другие два должны быть подобны взрыву.
Раны лечатся медленно.
Раны сердца – века.
Мы не тропкой, а дебрями –
Суета и тоска.
Легковесность небесную
На ладони держу.
Неземное, воскресшее –
Я тобой дорожу.
Ветру
Отгремели стальные вагоны,
Следом ветер за ними бежал,
Не догнав, он скулил на перроне
И просился в закрытый вокзал.
Смерть
Я глаза закрывая, лечу
В бездыханную бездну покоя.
И вокруг оглядеться хочу,
И уже понимаю – слепой я!
Никак нельзя прожить свой долгий век
Без дома, без дорог и без друзей.
Без Родины не может человек,
Как дерево без почвы и корней.
Но что есть дом, дороги и друзья?
Ведь это ты, о Родина моя!
Из цикла «Записки иконописца»
Как-то прекрасным октябрьским деньком, накануне Покрова я вышел прогуляться в ближайший городской парк.
Надо сказать, что осень в городе – это особая история! Воздух осенью будто подсвечен изнутри кистью невидимого художника и одновременно являет собой пример хмурого корнуоллского колорита, от которого веет вековой свежестью и, казалось, способного вселить в каждого целебную силу и стойкость прохлады.
А осенняя листва! Она кружится в такие дни в вальсе тёплого ветерка, издавая на асфальте обаятельный шёпоток, покрывает изящной золотой пылью парковые скамьи и доставляет множество радости детворе, снующей тут и там в поисках каштанов или собирающей опахала золотых вееров.
Богу сердце своё посвяти,
Посвяти!
Но не пой эту старую песню
О любви и разлуке,
Пусть не лжёт твоё сердце,
В нём лишь тень от Любви.
Лучше спой вместе с хором
Сотворение жизни
В жертву вечной хвалы,
Красоту твоё сердце услышит
И послужит усердно Любви!
Один уже старик седой -
Младенец маленький другой.
Один согбен, худ и плечист -
Другой – румян и оком чист.
Один прожил уже лет сто -
Другому сорок дней всего.
«Мне уходить…» один твердит -
Другой кивает и молчит.
Старость встречает юность дней,
Чтобы прижать к груди своей,
Сказать: «Прости и отпусти,
Я ухожу, а ты – расти!».
Храм Дружбы возвожу
я день и ночь.
Обиды все стараюсь
превозмочь.
И все ж... не знаю я:
зачем Добро нести,
Если оно у многих -
не в честИ?!
- Тол-я-я-я!- выйдя на балкон, звала сына Антонина Петровна.- Хватит тебе этот мяч гонять, беги домой!
Румяный мальчишка лет двенадцати подбежал к балкону и начал канючить:
- Мам, мамуля, ну, еще чуть-чуть, с полчасика...
- Никаких полчаса! За уроки еще не садился! Иди домой, я больше повторять не буду!
- Ладно уж!..Иду,- недовольно бубнил подросток,- никуда эти уроки не денутся...
Такая или приблизительно подобная перепалка матери с сыном происходила едва ли не каждый день.
Когда пронзает боль живую плоть,
Когда душа испытывает муки,
Шепчу, протягивая к Небу руки:
-Твоею помощью жива, Господь!
Я уповаю на Тебя, мой Бог:
Меня избавишь от сетей коварства,
От язвы гибельной, от пут мытарства…
Минует мою душу злобный рок.
Ты заповедал Ангелам Своим
В пути и у домашнего порога,
От всех врагов на жизненных дорогах
Хранить того, кто жив Тобой одним.
Пусть встреча с Богом каждое мгновенье
Преображает жизни торжество.
Господь всех ждёт. Ведь каждое Творенье
Любовью оживляется Его!
Я так хочу сегодня видеть,
Как распрямлялась ложь времен,
И с перепутанных сторон
Срывали пряди черных нитей
Под крик испуганных ворон.
Я жду ни блеска ложных знаков,
В котором слепнет верный глаз,
Я жду любви, где я жила,
Когда в горах печально ахал
Лавины выстрел - я смогла
Туманны дали...
Свежестью разит..
Рассветный воздух чист и нежен.
Земля моление таит,
Купаясь в дымке белоснежной.
И будто жемчуг по ковру
Рассыпан щедрою рукою,
Блестит роса на девственном лугу,
Всё солнца ждёт, с томленьем и мольбою...
Но вот он - луч! Один, другой!
И всё преобразилось!
Как чуден, как прекрасен этот мир!
Как бесконечна Божья милость!
Апрель.2005г.
г. Николаев.
О, моя маленькая леди,
Вы сердце рвете речью страстной,
В словах же ваших нитью красной
Бездушной лжи, коварства сети...
Моя сердечная зазноба,
Зачем играете Вы мною?
Судьба могла бы быть иною,
Когда б честны мы были оба.
О, моя милая шалунья,
Снимите с сердца злую маску,
Со мной в любви умчитесь сказку...
Ведь больше жизни Вас люблю я.
Прекрасен ты, о лотоса цветок!
Мерцанье звезд в тебе и лунное сиянье...
Вы не подскажете, где мне с таким названьем
Приобрести стиральный порошок?
Довелось мне как-то расписывать в одном украинском селе храм, в честь иконы Пресвятой Владычицы «Всех скорбящих Радосте». Я подъехал к маленькой белокаменной церковке, когда вечерняя прохлада опустилась на землю и в воздухе медленно распространялось тёплое благоухание полевых трав, смешанное с терпким речным духом прибрежных камышей.
На звоннице тихо ударили – шла всенощная.
Вошедши в храм, я сразу же попал в мир, который бывает только в таких вот маленьких сельских церковках. Мир, в котором молитва, соединяясь с песнопениями и инкрустируясь причудливыми узорами кадильного дыма, рождает неземную красоту, которая зовётся очень просто и в то же время торжественно – «православное богослужение»...
Тут я увидел батюшку. Отец Алексий – среднего роста и возраста, с умными и добрыми глазами, в которых, я уверен, не раз отражались и радость, и печаль, и даже тонкий, свойственный умным и чутким натурам, деликатный юмор, – медленно и священнодейственно шествовал по храму, и кадильным благоуханным звоном аккомпанировал тихому хвалебному пению...
Тесно пожав руку уходящей весне, теплый приветливый июнь заявил о наступившем долгожданном лете. Это рукопожатие вылилось в нетипичную для мая жару и длительный сухостой. К вечеру и утром вся растительность немного оживала, а днем уныло склоняла головы, умоляя напоить ее хоть малостью спасительной живительной влаги.
И первый летний месяц не поскупился, щедро утолив жажду готового к захватывающему буйству всего зеленого царства деревьев и кустарников, трав и цветов.
Еще совсем недавно скупой на благоухания сухостой преобразился в ненасытно дышащее разными непередаваемыми ароматами земное блаженство.
