Ты плачешь... Боль струится, будто сок
Зачем-то кем-то раненой березы.
Ты плачешь — и ложатся на листок
Души, омытой этим даром, слезы.
Ей больно. И она оставит знак
На белой, на открывшейся странице.
Ей с этим жить. Быть может, долго. Как?
Должна сама она решить — решиться...
Летний день. Жарко. Дома, дороги и даже пыльные листья на поникших ветках деревьев излучают тепло. В городской квартире душно, как в тропиках. Липкий воздух размаривает, лишая всякого желания что-либо делать. «Как хорошо было бы сейчас искупаться», - протяжно произнесла Татьяна, обращаясь к своему мужу Алексею. Он же, бросив короткое «Понял», стал быстро собираться.
Johann Wolfgang von Goethe
Gefunden
Ich ging im Walde
So für mich hin,
Und nichts zu suchen,
Das war mein Sinn.
Im Schatten sah ich
Ein Blümchen stehn,
Wie Sterne leuchtend,
Wie Äuglein schön.
Ich wollt es brechen,
Da sagt es fein:
Soll ich zum Welken
Gebrochen sein?
Ich grub’s mit allen
Den Würzlein aus.
Zum Garten trug ich’s
Am hübschen Haus.
Und pflanzt es wieder
Am stillen Ort;
Nun zweigt es immer
Und blüht so fort.
По лесным тропинкам,
полон мыслей,
просто так, бесцельно, я плутал.
Это было целью мне и смыслом,
ничего в лесу я не искал.
Есть произведения, которые мало кто читал, но о которых все знают. Например, «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Дон Кихот» Сервантеса, «Божественная комедия» Данте. Когда-то эти книги зачитывали до дыр, а куски из них учили наизусть в гимназиях и лицеях. Как знать, быть может, их время еще вернется? Но на сегодняшний день для широкой публики это, скорее, история литературы.
Книга Олдоса Хаксли «Прекрасный новый мир» (не сопоставимая, конечно, по литературным достоинствам с перечисленными шедеврами) — это сходный случай. Ее тоже далеко не все читали, но заголовок книги стал популярным выражением, когда хотят дать ироническую или даже саркастическую оценку каким-то странным современным новшествам. Что, впрочем, немудрено, ведь «Прекрасный новый мир» относится к жанру романов-антиутопий — таких романов, где образ возможного будущего рисуется весьма непривлекательно, если не жутко. Антиутопия выделяет наиболее опасные, с точки зрения автора, общественные тенденции и теоретически направлена на то, чтобы предотвратить их укоренение и развитие.
***
Забывая ошибки, проступки, спокойно живу.
Но однажды, бессонною ночью сомненья прорвутся,
И расколют мне сердце, как хрупкое тонкое блюдце,
И спокойствие старым конвертом на части порвут.
Я забуду покой, и взывая слезами к Творцу,
Буду в тихой молитве искать для души исцеленье,
И когда эта боль ускользнёт за порог хмурой тенью,
То оставит седины и рябь по больному лицу.
Im Nebel
Seltsam, im Nebel zu wandern!
Einsam ist jeder Busch und Stein,
Kein Baum sieht den andern,
Jeder ist allein.
Voll von Freunden war mir die Welt
Als noch mein Leben licht war;
Nun, da der Nebel fällt,
Ist keiner mehr sichtbar.
Wahrlich, keiner ist weise,
Der nicht das Dunkel kennt,
Das unentrinnbar und leise
Von allen ihn trennt.
Seltsam, im Nebel zu wandern!
Leben ist Einsamsein.
Kein Mensch kennt den andern,
Jeder ist allein.
..............................
Так странно блуждать мне в тумане...
Здесь каждый один, каждый куст, каждый камень;
И так друг от друга далёки.
И так одиноки.
Как поспела ягода малина в срок,
Собрались мы с бабушкой испечь пирог.
Ах, малинка ягода красна,
В пироге начиночка вкусна!
А на грядках пчёлы кружат хоровод,
Сочная клубника просится нам в рот!
Ах, клубника ягода красна,
С сахарком сметаною вкусна!
А черника разбросала бисер свой,
Как нужна нам, чёрна ягода зимой!
Ах, черничка ягода черна,
А в вареньице полезна и вкусна!
А ещё наварим с бабушкой компот,
Будем угощать гостей мы целый год!
Вот так ягодки, красивы и вкусны,
Хватит сладости до будущей весны.
Шуршат травинки по тропинке,
Красив лесок, как на картинке.
Кузнечик прыг! И скрылся где-то.
Полянка солнышком согрета.
Над ней летают, вьются в танце
Стрекозы, мотыльки красавцы.
Пчела серьёзно прожужжала:
- Нектар с утра я собирала!
Жучок трудяга, всё в работе,
Живёт лягушка на болоте.
У всех в лесу свой кров и дом,
А мы в гостях в лесу своём.
Когда-то «мудрый» гýру изрекал:
устроены зеркально «низ» и «верх».
И я – одно из множества зеркал,
в котором есть штрихи небесных сфер…
Как óтзвуки… Их неземных частот
не слышит дух, низвергнутый ко дну, –
воздушный повреждён мой эхолот,
им не измерить неба глубину;
не тысячи туманных «Андромед»
помехой стали на пути, увы! –
Туманность Эго зáстила мне свет –
я обернулась зеркалом кривым…
И, если б царство порченых зеркал –
уродливых осколков ярких звёзд –
«верх» необъятный просто отражал,
повелевал бы вечностью хаóс.
Но для Любви туманных нет дорог:
Греховный «низ» преображает Бог.
Словно тонкая «нить Ариадны» -
Голос Вечности в недрах души:
Неотступный и постоянный,
Тень сомнений развеять спешит.
Он выводит из смрадного ада,
Из сетей лабиринта судьбы.
Тайный путь – испытаний аркада,
Где блуждаешь в безвестности ты.
Голос Вечности музыкой льётся,
Исполняя Божественный Глас -
Слушай Голос, и свет прикоснётся
К одиночеству ищущих глаз.
Мы чужие с тобой, дорогая,
Разлюбил безразличный твой взгляд,
И разлука меня не пугает –
Ты в глаза мои светлые глянь.
Там увидишь бескрайнее поле,
Одичалый, стрекочущий луг,
Пот крестьянский из пыли и соли
И веков неподдельную глубь.
Ты увидишь молитву святую,
Что в душе непрестанно живёт,
И листву на ветвях озорную,
Что с утра у окошка поёт.
Пришел я вчера домой, мать мне, психуя, докладывает.
— Вампириха твоя из Италии приехала. Просила зайти.
Не любит она Белу — мою однокурсницу, просто на дух не переваривает. Вампирихой ее прозвала за то, что она по часу со мной на телефоне висит — душу изливает.
А я спешу – за даль мирскую,
Где ветер звездный хлещет вспять,
Я там о нежности тоскую,
По той, что миру – не отнять…
И я прошу, по всем ступеням,
Ни пошлость глупую – зачем?
Ее печать – тоска по венам,
Что ни исправить здесь ничем…
Звёзды падают в чёрную бездну,
Пролетая над спящей землёй.
Я взлечу иль внезапно исчезну -
Если Свет позовёт за собой...
Миг падения кажется взлётом
В перевёрнутой миром игре,
Восторгаясь фальшивым полётом,
Человек пребывает во зле.
Звёзды падают, птицы - летают,
Крест - спасительный в небо полёт.
Два крыла у души вырастают
Если сердце готово на взлёт.
В немецком городе Meschede семья была привлечена к уголовной ответственности за то, что их дочь Melitta стеснялась посещать обязательные уроки сексуального просвещения. Девочка была отличницей, однако именно эти уроки вызывали у нее отторжение и она прогуляла два таких урока. Сначала учителя силой заставили ее отсидеть один подобный урок, а затем в дело вмешалась полиция и местные власти. Родителей оштрафовали, однако они отказались платить этот штраф. Тогда отца приговорили к аресту на сутки, но он отказался добровольно идти в тюрьму.
Мокрые глаза... медные монеты...
Ворон не кружит над погостом тихим...
Крышкой гроб накрыт, и душа отпета...
Всё спокойно, лишь... рвётся сердце криком...
Когда мадам Грицацуева покидала негостеприимный стан канцелярий, к Дому Народов уже стекались служащие самых скромных рангов: курьеры, входящие и исходящие барышни, сменные телефонистки, юные помощники счетоводов и бронеподростки.
Среди них двигался Никифор Ляпис, молодой человек с бараньей прической и неустрашимым взглядом. Невежды, упрямцы и первичные посетители входили в Дом Народов с главного подъезда. Никифор Ляпис проник в здание через амбулаторию. В Доме Народов он был своим человеком и знал кратчайшие пути к оазисам, где брызжут светлые ключи гонорара под широколиственной сенью ведомственных журналов.
На днях вышел я из дома проветриться. Вызовов у меня в тот день не намечалось. Смотрю, у дверей Наны Ия топчется, стенки обтирает. Я поздоровался и культурно так интересуюсь.
— Калбатоно Ия, вы, наверное, Нану ждете. Может, зайдете ко мне, пока она не появится. Не ехать же вам обратно, на другой конец города.
Ия ради вежливости начала отказываться, а я, в качестве этакого змея-искусителя, — продолжать гнуть свое.
— Зайдите, у меня кофе такой, точно как вы любите.
Бывает, летом странно сердце бьётся –
хоть август не звонит ещё в набат,
а в синеве небесного колодца
ловлю я осени случайный взгляд.
И ветра суховатые ладони
воздушный поцелуй сентябрьский шлют,
и брызги солнца в золотистом тоне
предвосхищают лиственный салют.
И пусть ещё не раз с беспечным летом
по-братски выпьем мы на «брудершафт»,
осенним благодарна я приветам,
и близость встречи празднует душа.
Человек по природе — вопрошающий. Он — пустой сосуд, наполняющийся тем или иным содержанием, в зависимости от своего вопрошания.
Говорят, для появления великих поэтов и писателей необходим великий читатель*. И, наверное, дело не в том, читают этого автора или он пишет пока в стол, важно наличие такого читателя в принципе. Всё человечество выступает в роли читателя, и, если есть хоть один великий читатель среди массы бездарных и равнодушных потребителей, небеса подарят человечеству великого автора.
Человечество — вопрошающий. О чем оно вопрошает ныне? О смысле? О счастье? Пытается ли оно понять свою суть, чтобы следовать ей, или оно довольствуется «свиными рожками» низменных инстинктов?
Образ Божий в человеке — вопрошающий небеса о подобии.
