Мёртвые люди,
как мёртвые птицы —
не поют, не летают:
мёртвым не нужен воздух.
Полёт и песни —
всего лишь грёзы,
они не к лицу мёртвым,
ни к чему мёртвым.
Только живым
необходим
воздух.
Мёртвые люди,
как мёртвые птицы —
не поют, не летают:
мёртвым не нужен воздух.
Полёт и песни —
всего лишь грёзы,
они не к лицу мёртвым,
ни к чему мёртвым.
Только живым
необходим
воздух.
Дороги ширь — какой урок! —
похоронили сотни строк.
Играем в пошлую игру:
другой умрёт иль я умру.
Молчу
бездейственным молчаньем,
журчу
бессмысленным журчаньем...
Утратив и захороненья,
раскапываю бред сомнений,
шепчу
расслабленной доске
о неминуемой тоске
чужого неба...
Шаг, другой —
и ввязываюсь в смертный бой:
за небо бой, за голос свой,
за право быть самой собой.
На дереве кривом листочек рос
и возмущался:
«Надо ж так случиться,
мне довелось тут как-то очутиться!
Я лучше, я красивей! Я пророс
на ветке по случайности, конечно,
и сокрушаюсь я о том сердечно.
О, это дерево!» —
стенал листок, страдал
и постепенно отрываться стал.
И оторвался.
«Наконец свободен», —
возликовал
и тут же в лужу пал.
«Я выше лужи!
Я так благороден,
что дерево кривое знать не знал!».
Листочек глуп, но дерево мудрее:
листочками покрыто неспроста —
оно питает их, и каждого лелеет,
не ожидая похвалы листа.
С пигмеями — пигмеем быть,
с волками быть — по-волчьи выть,
с орлами — реять в небесах,
с богами — сеять чудеса.
Мне б человека отыскать,
чтоб рядом с ним собою стать.
Глаза другого смотрят на меня
и ждут чего-то. Встречи или службы?
Я инструмент иль повод к светлой дружбе?
Зависит всё от щедрости огня,
живущего в душе, огню послушной.
Рождалось слово,
слово было болью.
Вся жизнь болела —
жизнь была гангреной.
Я умирала вновь,
давилась солью,
и возрождалась
через боль из тлена.
Отбросив жизнь,
спилив её, как ветку,
я умолкала,
но росла, как прежде,
и прорастала
листьями надежды,
цветами жажды —
снова в жизни клетку...
Серый глаз на меня посмотрел
и «оскалился» чёрным
невольно:
он искал серый цвет
и, его не найдя,
почернел.
Обойди целый свет,
только чёрному белое —
больно,
но по белому серым
написан обыденный
бред.
Смерть сереет всегда,
от системы к системе
скитаясь.
Только искренний друг
по привычке подставит
плечо:
я вступаю в войну,
против серого верой
сражаясь.
Чёрный я победила,
белый цвет возлюбив
горячо.
Дни, как ливень:
льются,
льются,
льются...
И откуда всё-таки берутся
долгие печальные года?
Не было покоя
никогда...
Горечь
претворялась Богом
в сладость,
горе
вырастало
в сердца радость —
скорбный путь,
а нет его светлее:
ближе Бог тому,
чей путь труднее.
Жизнь — дорогое удовольствие,
кто платит за неё — живёт,
кто не заплатит — тот умрёт.
Душой иль телом,
иль душой и телом:
всё — между делом...
Смысл, как кролик
между букв и слогов
прошмыгнул
в открытое окно
слóва.
И опять,
и снова...
Блеск в глаза,
и пелена упала:
я всегда,
всегда
про это знала.
Облаком
распушена печаль:
ничего не жаль.
Песней или птицей
вознесусь...
Господи,
я слишком многим снюсь!
Я, наверное,
когда-нибудь вернусь
громом...