Произведения авторов клуба «Омилия»

Это была обычная городская река, закованная в бетон, отравленная городскими нечистотами и мутная от тюремного заключения в мегаполисе. Но было одно особое место, у самого истока, куда ещё не проникали ни грязь, ни муть, ни серость, ни тлен человеческих поступков. Известный архитектор выстроил над рекой диковинный мост, готовый раскрыть объятия молодым влюблённым и начинающим великим поэтам. А власти города наложили запрет на любое строительство в этом районе, дабы не оскорблять величия природы и в будущем выстроить здесь или посёлок для элиты, или какой-нибудь мини-парк, привлекающий и местных жителей, и туристов, и деньги в казну города. Однако в один далеко не прекрасный день репутация этого романтического места была безнадёжно испорчена. С новенького моста в прозрачную воду бросился никому не известный человек. Спасти его не удалось, тело обнаружено не было, и чёрные слухи и сплетни зловещим облаком накрыли и мост, и реку, и берега. Ни один влюблённый не сможет шептать прекрасной девушке на ушко о свадебном путешествии, если оба будут знать, что где-то внизу, возможно, плавает утопленник.

За двадцать пять минут до аварии она казалась себе самым счастливым человеком на земле. Впереди простиралась легко предсказуемая дорога, прямая и хорошо заасфальтированная. И эту дорогу перед колесницей своей жизни она выложила сама. Каждый камешек и выбоина заботливо убраны с твёрдо намеченного пути. И будущее вполне ясно: сегодня — подписание важнейшего контракта с американцами, через месяц — получение второго диплома, нужного для более комфортного и надёжного воцарения на директорском троне. Через полтора месяца — путешествие со всей семьёй в Испанию или на острова.

Они не виделись лет шесть или семь и встретились совершенно случайно. А может, совсем не cлучайно? Рядом с молодыми женщинами — детки, нарядные, лёгкие и весёлые, как бабочки. Море цветов, среди которых древний храм выглядел, как дивный корабль, казалось, так и манило молодых мам и их деток. Как хорошо было здесь, в тишине! Словно в другом мире побывал, в мире, где нет удушающей асфальтовой жары, бешеных гонок современных трасс, одуряющей спешки и серости усталых и тягучих будничных дней. Но в сам храм многие не заходили: поиграют детки, погуляют среди сказочных клумб, носики в полутьму церкви засунут — и бегут по своим делам.

— Да не верю я ни в чёрта, ни в Бога! — лицо её скривилось, как от выпитого уксуса.

— Почему?

— Ещё мой дед говорил: «Дармоеды они, попы эти, кровь народную сосут и деньги тянут». На что они живут, а? На наши денежки. Не работают, детей не растят — трутни, одним словом. Народ дурят, а сами ни во что не верят. Нет твоего Бога, Варюха, нет Его, не обольщайся, нет Его.

— Есть Он, Татьян, есть. Слышит Он нас сейчас и улыбается.

Беда. Баба Катя даже замерла на минуту, не веря своим глазам. Кровельное железо, восемнадцать листов, один к одному стоявшие в сарае у стены — пропали. Все было на своих местах: ведра, грабли, лейки, все стоит там же, где всегда и стояло, а железа нет. Вот тут оно было — между стеной сарая и старым сундуком. Она даже погладила рукой по занозистым доскам — нету. В душе чего-то оборвалось. Осерчала, пнула старую ржавую лейку: «стоят тут», еще раз тоскливо глянула на пустую стену и вышла на двор. На улице парило, поднималась жара. Железо, восемнадцать листов. Уперли. Баба Катя оглянулась по сторонам: в огороде работы непочатый край. На три только денька съездила к дочери, а будто год здесь люди не жили. Самое плохое, что знала она лихоимца, знала, кто железо-то упер — Федька ее, некому больше. Отряхнув подол халата от налипшей паутины и опилок, старушка заторопилась через двор к дому. Тощая собака, загремев цепью, вылезла из-под крыльца, лениво махая хвостом. Хозяйка пробежала мимо нее, краем глаза только заметив перевернутую пустую миску.

Все свое бессознательное детство, лет до семи, я провел у деда с бабушкой. Они жили в деревянном доме, на окраине нашего небольшого городка. Простой, незамысловатый пятистенник с пристроем. Передняя, задняя, кухня да сени. Я хорошо помню себя в нем.

Помню жаркое, знойное лето. Прокаленную солнцем пыль на тропинке. Разморенную, уставшую от жары собаку, уткнувшуюся черным влажным носом в мою грязную коленку. Ее умные глаза и частое горячее дыхание. Какие-то просто неимоверно огромные лопухи под старым, избитым дождем и ветром забором. Кот на завалинке. Дрова возле бани.

— Стой! Стоять, кому сказал?! — Продавец кинулся за Серегой, роняя хозяйский товар на грязный асфальт рынка. — Михалыч, держи его!

Грузный мужик в черной униформе, до того улыбчиво разговаривавший с буфетчицей летнего киоска, неожиданно проворно сорвался с места, отсекая воришке выход с торгового ряда. Но Серегина голова работала, как хороший компьютер. Он быстро просчитывал все возможные варианты побега, выбирая самые эффективные и отбрасывая ненужные. «Компьютер это не спроста, компьютер это если не все, то многое». Сереге нравилось сравнивать свои мозги с точной, быстрой машиной, для которой нет неразрешимых задач. «Пень четвертый, никак не меньше», — так подшучивал он иногда над собой. И в той шутке, как говорят в кино, была своя доля правды — Серега действительно был четвертым ребенком в семье, последышем...