Вы здесь

Протоиерей Андрей Кульков. Произведения

У Чехова

Году литературы посвящаю...

Летом минувшего года я побывал в Крыму. Надо сказать, до этого я был на черноморском полуострове в 1985 году. Конечно же, в Бахчисарайский «плачущий фонтан» в память о Пушкине я положил тогда две розы, а в Ялте я пошел в гости к Антону Павловичу. Мог ли я и в этот раз пройти мимо Чехова? ...

В центре Ялты загустевала, распространяя на жаре «ароматы» выхлопных газов, внушительная автомобильная пробка (а говорили, что Крым будет летом пустовать), и я чуть было не опоздал на последнюю экскурсию в дом-музей писателя, но билет мне все-таки продали. Когда я вошел на территорию музейного комплекса, стало понятно, что из посетителей больше никого не будет, как и экскурсовода. Да мне это было и ни к чему: без музейного поводыря я чувствовал себя только вольготней. Дом в стиле модерн, построенный по проекту архитектора Л.Н. Шаповалова, смотрелся очень оригинально, но с точки зрения бытовой практичности, увы, был совершенно бестолковым.

Крылья света

Валерий Залотуха, писатель, кинодраматург, автор сценария к фильмам «Мусульманин», «72 метра», «Макаров» и др., написал роман «Свечка», который вышел в этом году. Прихожанка, принимавшая участие в издании этого двухтомника, принесла мне два увесистых нарядных «кирпичика», каждый почти в тысячу страниц: «Будете читать?» Я принял роман с благодарностью, но поначалу, признаюсь честно, отнесся к нему скептически. И дело даже не в объеме повествования, которое диаметрально противоположно наличию свободного времени, а в моем недоверии к современным авторам. К счастью, я начал читать с начала второго тома и... утонул в повествовании с головой... Отложив второй том, я принялся за первый и — прочитал все «от корки до корки». Удивительный роман, жесткий, проникновенный! Я не считаю, что Православие — это баба Капа в пегом платочке, которая строго следит за тем, чтобы каждый зевающий крестил рот (чтобы не влетел туда бес), чтобы на Усекновение главы Иоанна Предтечи не взять в руки ничего режущего и не съесть ничего круглого; которая каждое промывание костей ближнего сопровождает магической присказкой: «Прими, Господи, не в осуждение, а в рассуждение!» Но и меня коробили некоторые пассажи романа. Не со всем я был согласен, по ходу чтения у меня появлялись вопросы к автору и, оказывается, и автор терпеливо ждал, когда я закончу чтение, он тоже хотел пообщаться со мной, интересовался моим мнением, как говорила все та же прихожанка...

Сотка луны

Сейчас каждый покушается на Луну. Кто-то уже купил кусок Луны, кто-то еще мечтает купить, копит деньги, отказывая себе в самом насущном, но складывается такое общее впечателение, что от Луны лет через 30 не останется ничего... во всяком случае, ничего такого, что было бы достойно внимания глаз еще живых людей...

Это я к чему? К тому, что лет 30 тому назад я написал-таки стихи про Луну. Мои стихи и мои. Был юн, неопытен, подвержен всческим влияниям, в чем и каюсь... но написал... а потому стихи мои...

У каждого свои кара-ханы

Я помню больших черных тараканов из своего, теперь уже заграничного, семипалатинского детства. Они сидели незримой «увесистой» гроздью в самом верхнем углу кухонной стены, за батарейной трубой. Моя мама с ними неистово боролась, привлекая себе в помощь всех соседок по подъезду, дому, и, наверное, всему городку. Весь женский разум нашего закрытого военного городка кипел возмущенно в беспощадной борьбе с этими домашними паразитами. Как же: человек обуздал стихию, подчинил себе атом! Время от времени наш городок слегка сотрясался от недалеких подземных ядерных испытаний. Дергались стрелки измерительных приборов в далекой Америке. Политики кривили кислые лица. Человек очевидно побеждал материальный мир, но в той беспощадной женской борьбе с тараканами всегда безоговорочно побеждали... тараканы. Эти насекомые ничего не знали про наше грозное ядерное оружие, а потому неизменно собирались снова незримой увесистой гроздью за теплой кухонной трубой в каждой квартире — и хоть ты тресни...

Казус

Прямо даже как-то неловко в этом признаваться. Людей от свиней перестал я отличать. Вот такая история. И безо всякой там подоплеки, или какой тайной подковырки. Не люблю я это все. И беспартийный я. И в эволюциях непричастный. Если хотите, прямо от Адама. У меня и справка есть. И людей я уважаю. А иначе как? И свиней ... в определенном смысле ... тоже.

Я даже более того пошепчу вам. Я считаю, что в разных религиозных и этнических заблуждениях совершенно незаслуженно оскорбляются свиньи. И с этим как-то нужно толерантно считаться. Совершенно не обязательно делать свинью государственной там или олимпийской символикой, как автомат Калашникова в некоторых странах. Но стоит ли делать вид, будто к нам она, свинья, то есть, отношения никакого не имеет, как икра черная с некоторых пор.

И смех, и грех

Новый чин

Многое из того, что делал Господь при Своей земной жизни, со временем облеклось в формы богослужения. Это и Евхаристия, и многое другое...

На Руси времен Алексея Михайловича в Вербное воскресение совершался особый чин, которому значение придавалось не меньшее, чем самой Литургии. Двигалась по Красной площади целая процессия, центром которой был Патриарх Никон (во всем своем смиренновеличии) на жеребенке, ведомом под уздцы самим Алексеем Михайловичем Тишайшим...

«Симфония» раскола...

Родительские воспоминания

Папа

Родился я на второй день «Фролова дня» в 1921 году, то есть, 1 сентября, в деревне Кондаш Череповецкого района (ныне Уломского) Ленинградской (ныне Вологодской) области. Село наше находилось на берегу реки Кондашки, которая впадала в Шексну у деревни Вахково, расположенной от нас в 12 км в направлении на Череповец. Ныне на всем протяжении поймы Кондашки и Шексны разлилось Рыбинское водохранилище. Красивое было наше село, где-то в 200 домов. В летнее время большинство дворов утопало в зелени крон деревьев. Песчаные берега реки и тихое ее течение служили прекрасными местами для купания. В районе нашего села русло реки образовывало несколько мысов, в которых жители сажали капусту. Их так и называли «капустники». Мы, детвора, проводили на речке целые дни: купались, ловили рыбу, раков.

Рябина красная, рябина горькая

Эту статью по событиям, свидетелем которых довелось мне быть, я написал, когда работал в д. Иваньково Угличского района учителем словесности и был директором тамошней восьмилетней школы. Статья была опубликована в в Переславской газете «Коммунар» в номере от 30 марта 1988 г. И вот недавно эта пожелтевшая газета попала мне на глаза и, перечитав свое давнишнюю статью, я посчитал, что и сегодня она вполне актуальна, потому что, если  что-то и изменилось в нашем обществе в сфере нравственных устоев за последние почти 30 лет, то вовсе не в лучшую сторону. Материал, конечно, я несколько переработал…

Бабушка

Можно сказать, у меня не было бабушки...

Из Екатерины Лазаревны Кукушкиной, маминой мамы, могла бы выйти прекрасная, заботливая бабушка, но она, мать большой партизанской семьи, погибла. Она была расстреляна немцами вместе со всей семьей, со всеми, кто остался в живых от сожженной партизанской деревни Великая Старина на Березине и кто прятался в лесах. Даже в момент расстрела бабушка прикрывала собою самую младшую Акилинку. Это видели чудом уцелевшие в лесу моя мама и одна из ее сестер. Это случилось в Белоруссии 1 апреля 1944 недалеко от Бобруйска. Мама говорила, уже слышна была канонада и ночью на востоке «солнце не заходило»: так было светло от всполохов близкой линии фронта.

Марья Павловна

Марья Павловна Полищук. Щедросердечная женщина с умно-хитрой украинской улыбкой. Директриса привела ее к нам в класс, представила как нашу классную руководительницу — и мы беззаветно влюбились в нее...

ОНА НЕ КРИЧАЛА... Более того, она даже никогда не повышала голоса...

Это нас сначала шокировало. Мы подумали, что сейчас, как минимум, рухнут империи! Все распадется! Мир перестанет существовать! Но Марь Пална улыбнулась — и мир остался прежним...

Нет, нет, нет! Не прежним! Какое там! Мир засветился улыбкой! Он перестал быть фанерным! Мир вдруг (мы поняли это своими наивными детскими сердечками) вдруг стал настоящим!!!

Почти по Экзюпери

                                Only You…                     
Ну, скажи, зачем шипы розе?
Какой роза подвергается угрозе?
Есть козлы, бараны с глупою головою.
Они розу путают с травою.
И Люди часто к розам руки тянут,-
И ломают их- и они вянут.
Гибнут розы, поникнув головою-
И становятся обычною травою...
Ну, а роза Розой хочет быть!
Розу нужно трепетно любить!
И тогда в хороший утрешний денек-
Уберет она шипы в стебелек… :)

Будущее

Пышность храмов. Владычни служенья.
Лепота новомодных икон.
Что останется? Уничиженье!
Слезный дождь из разбитых окон!

Камнелет из толпы разъяренных,
Выбирай: со Христом, или без?
И паденье столпов сотворенных,
И воздвиженья- до Небес!

Бедный батюшка в рваной рясе
На коленях пред ликом икон…
Беспредел беззаконной власти.
И в итоге: они-мы- и ОН!

Из юношеского

Глупый птенец влетел в окно
И, осознав ошибку,
Бился тельцем с размаху в стекло.
А я пиликал на скрипке.
Устав, птенец, нахохлившись, сел
На раму открытой двери.
А я ему про любовь запел,
А я ему поверил.
А я, улыбаясь ему, протянул
Какие-то черствые крошки.
Спасибо,- сказал,- что ко мне заглянул,
Что не испугался кошки.
Я пел ему невесомость рек,
И звезды в ладонях ночи.
А он, вспорхнув, продолжил побег
Склевав мои многоточья
Он снова бился собою в стекло,
Просясь от меня наружу.
А я смотрел за звезды в окно
На птенца тщедушного душу.

Анна Ванна

«...Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят...»
Кажется, Агния Барто

Ее так и звали, учительницу первую мою — Анна Ивановна. Потом, повзрослев, я узнал, что и царица была такая на Руси- Анна Иоанновна. Времена, говорят, были не из лучших. Но, к счастью, я не живу так долго на земле. А вот время «моей» Анны Ванны прошло сквозь меня, как железо сквозь душу. Она встретила нас, трепетных разноцветных детсадовских пестунов, в первом классе и сразу ввела в черно-белый формат советских реалий. Впрочем, о цвете.

Губы она красила какой-то фиолетовой помадой. Хотя помада все равно казалась нам черной. И когда, чуть ли не на первом уроке, кто-то из нас осмелился о чем-то ее переспросить, она долбанула свой длиннющей, как бильярдный кий, указкой об парту вопросившего так, что указка взорвалась гранатой и разлетелась по классу тысячью осколков.

Страницы