На литургии было откровенно скучно. Хор невнятно пел что-то неразборчивое. Чтец долго и торжественно читал какие-то непонятные слова, и они тяжело перекатывались, как волны у каменного причала, наводя сон и принося с собой тягучую и липкую скуку. Евангелие читали вполне торжественно, но тоже абсолютно непонятно. Неужели нельзя было за столько веков перейти на нормальный современный разговорный язык, всем понятный и по-настоящему доступный. Единственным развлечением было стоять у подсвечника и тушить догоравшие свечи, но и тут Екатерине не повезло. Сегодня в храме дежурила самая ворчливая и нетерпимая из служительниц. Остальные ни за что не зашипели бы и не прогнали бы от вожделенного подсвечника!
Наконец пришёл и батюшка. Его приход уже давно не волновал Катерину и не внушал трепета. Во-первых, исповедовал не её духовник, а какой-то незнакомый священник, ну, а во-вторых… Вчера она поленилась, как это случалось уже не раз, и не потрудилась написать исповедь – на месте, мол, всё вспомню, чего там помнить – а теперь голова казалась пустой, как прабабушкин чугунок. И гудела примерно так же. Хоть в неё никто и не стучал.