ГЛАВА 7. НА ОЗЕРЕ
Ну и напасть свалилась на бедную голову Ивана Тихоновича! Нет, право, вот и не верь после того в приметы. А началось все с того, как в лесу ни с того ни с сего завопила неясыть. И это-то утром, когда совы обычно спят. Иван Тихонович охотник бывалый, любой шорох в лесу может опознать, а уж крики птиц и следы животных – о том и говорить не стоит, охотник всё одно, что хороший пес, но от пронзительного крика неясыти у него по спине побежали мурашки.
ГЛАВА 5. ВИЗИТ
Когда на дороге показались две лошади, деревенские мальчишки бросили лапту и как горох рассыпались по своим домам. Нет, лошадей они не боялись. В деревнях лошадь – верный друг и помощник. Но люди… Всадники в милицейской форме не предвещали ничего хорошего.
Два офицера – один совсем юнец с едва пробивающимися усами на мягком округлом лице, (видно сам из деревенских), второй постарше, со строгой морщиной на переносице, заехав в село, перешли с рыси на шаг и теперь медленно и важно шествовали по враз опустевшим улочкам Сондуги. Молодой офицер довольно улыбался, озираясь по сторонам и замечая, как дергаются занавеси в избах, за которыми подглядывали бабы.
Есть в первых днях Великого Поста
Какая-то особенная хрупкость –
Такая же бывает у листа
Еще нетронутого, только
Уже заточено перо
И приготовлены чернила,
И вопрошает лист: «А что
На мне напишут?». Терпеливо
Я провожаю эти дни,
Я пью их мелкими глотками,
Когда закончатся они,
То будни постные настанут,
Будет привычен их узор,
И пролетят в одно мгновенье.
Так краток долгий этот Пост,
Что предваряет Воскресенье.
ГЛАВА 3. РАЗГРОМ
Еще помнили сельчане Сондуги, как собирали деньги на то, чтобы расширить свой Христорождественский храм. Как в 1908 году, наконец, завершили пристройку нового теплого придела. Как долго готовились к его освящению, которое должно было стать настоящим сельским праздником, как мыли и украшали храм цветами, как встречали колокольным звоном Владыку и какой, наконец, торжественной была та служба, на которой служили епископ и несколько священников из соседних приходов. Они не забыли, как тогда радовались, как поздравляли друг друга и как думали, что слава Богу, теперь на службе будет не так тесно, а в пределе есть место, чтобы поставить купель для крещения младенцев.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 1920-1958
ГЛАВА 1. ПЕРЕМЕНЫ
Ранехонько начинается день в деревне. Еще солнце не встало, а надо уже кормить скотину, да выгонять её в поле. Надо топить печь, готовить еду, ставить хлеб. Пока еще не слишком жарко – надо идти на огород или на пашню. И так весь день – одно тянется за другим, как в часовом механизме. Только вечером, когда солнце уже начинается клониться к горизонту, а в теле появляется сладкая усталость от труда, наступает небольшое затишье. Мужики, смыв в озере пот, закуривают табак. А бабы выходят на улицу посудачить.
ГЛАВА 7: КОВДА
Самые красивые часы в летней Ковде – предзакатные. Большое красное солнце садится в сиреневые воды залива, окрашивая их в малиновый цвет. И мир замирает. Не поют птицы, не мычат коровы, даже комары не пищат над ухом. Все смолкает, будто задумывается перед приходом ночи: а каков был проходящий день?
Николушка любил эти минуты тишины. Если вечером он не был занят никаким делом, и его не звали на село с требами, он шел на реку, находил себе уединенное местечко, и любовался закатом.
ПОВЕСТЬ О БЛАЖЕННОМ СТАРЦЕ НИКОЛАЕ ТОТЕМСКОМ
ГЛАВА 1. ДЕДУШКА
Отец Николай сидел на лавочке возле храма.
Его лицо – простое и доброе лицо сельского священника – отражало всю его жизнь. Солнце – выжгло волосы, позолотило бороду и усы, ветер – сделал грубой кожу, труд иссушил щеки , а вера – осветила глаза. Глаза батюшки мягко, ласково, приветливо и как-то по-особенному кротко смотрели на этот мир и улыбались.
- Отец Николай, что домой не идешь? – окликнула батюшку баба Клава – седенькая раба Божия - закончив прибирать после службы церковь.
- Да я дома. – откликнулся священник.
- И то. – согласилась старушка и, вытерев руки об подол, села рядом, продолжила:
- Давеча видала я Николку твоего, сиротку. Кур гонял.
Я больше не буду ходить в зоопарк:
Там львы за решёткой утратили гривы,
Там бурый медведь на вас смотрит трусливо
И просит подачки горбатый верблюд.
МАМА ПТИЦА
А когда уснет малыш под твоей рукою,
Будешь ты уже не ты – птицею большою.
Под твоим крылом птенец –
Беззащитный, хрупкий.
Оторвались, наконец,
В клюв сложились губки.
Мама-птица всё не спит,
Греет своё чадо.
Точно как в детстве –
Прижавшись ухом к ракушке,
Слушать,
Словно внутри – океан,
От изумления
Почти не дышать,
Также – могу я не спать,
И всю ночь напролёт
Смотреть
На твоё лицо,
На брови, взлетевшие ввысь,
На тихий спокойный лоб -
Их оберегать,
Как когда-то давно ракушку –
Прятать в тайник души –
И слушать, и слушать, и слушать
В твоём дыхании – Жизнь.
Во мне что-то лопнуло. Какая-то часть меня отвалилась, и звякнув, покатилась по асфальту.
Я растеряно огляделась. Ничего. Покачала головой и пошла вперед, не оборачиваясь.
Все равно теперь не починить…
На автобусной остановке сидел большой лохматый пес. То ли он устал, то ли ему было жарко, но он тяжело дышал, высунув язык.
- Привет. – сказала я псу.
Он мигнул добрыми глазами. Закрыл и снова открыл свою пасть, будто здороваясь со мной.
Подошёл автобус, и я, не глядя на номер, нырнула внутрь.
От потери моей детали, я чувствовала себя опустошенной. От взгляда собаки внутри стало тепло. Я была словно рукавица, забытая кем-то на тумбочке под зеркалом - пустая и теплая.
— Алло!
— Дима, это Варя…
— Да.
— Скажи мне, когда она умерла, как?
— Утром сегодня умерла. После службы. Часов в десять. Хорошо, что все студенты были на занятиях. Её нашла уборщица.
Снаружи храм напоминал средневековую крепость. Толстые стены из крупных почти необтесанных каменных глыб, узкие окошки-прорези высоко под куполом, массивная дверь с чугунными латами.
Я нерешительно потянула холодное кольцо и тяжелый остов приоткрылся ровно на столько, чтобы поглотить меня, и снова закрыться мягко и плотно.
Темно. Тепло. Страшно. Как в животе у Кита.
Поморгала глазами, направив лицо вверх, туда, где должен был быть свет.
Так хочется простого чуда
среди готовки и посуды,
средь плача детского, ворчанья,
средь новогодняго гулянья
от зим уставшаго народа,
средь городского кислорода...
Уж приготовлены дары,
И лошади идут поспешно
Из разных стран.
На них волхвы,
Звездой плененные чудесной,
Ищут Царя…
