Инна Сапега. Произведения

«Я попаду в ад» — тихим, но твердым голосом говорит Оленька. На уроке воскресной школы в преддверии Страстной Седмицы учительница завела разговор о смерти и о страданиях Христа. Мы сидим вместе с Олей за одной партой — ей чуть больше семи. Занятия в школе подходят к концу и детишки заметно подустали. Учительница строго замечает, что все, кто согрешает, кто плохо себя ведет, кто не слушает, шалит, а значит, не любит и не верит в Бога — все попадают в ад. Дети постарше начинают оправдываться, обвинять друг друга, маленькие испуганно молчат, а Оленька, сжимая мою руку до боли, смотрит на меня и серьезно произносит: «Я попаду в ад», будто это дело давно решённое и неотвратимое. В ад — так в ад, куда же еще?

Моей сестре

В Твоей Деснице
Все твари, птицы,
Земля и Небо,
Краюшка Хлеба,
Луна и Солнце
и свет в оконце,
Планеты, Звезды,
звук песни поздней,
шепот молитвы,
рассвета митра.
В Твоей Деснице
живет девица,
тихо,спокойно
в Твоей Ладони.
Теплом согрета
девица эта
и бед не знает,
но лишь вздыхает,
что слишком мало
Любви в ней стало.
Эту девицу
держи в Деснице
И слов не слушай-
Ты видишь души,
Душа же эта
к Тебе воздета.

Уже смердит:
четыре дня во гробе.
он умер,
не уснул
его уж нет...
наш Лазарь -
брат -
четыре дня, как умер.
он был бы жив,
когда бы Ты был здесь...
он был бы жив,
а хочешь - жив он будет,
Ты можешь всё -
скажи - восстанет он.
уже смердит
Ты плачешь?
как Ты любишь...
отвален камень.
"Лазарь! иди вон."

Я не любила своего мужа, когда выходила за него. Нет, любви не было.
Он тогда работал научным сотрудником у нас на кафедре Древнерусского искусства. Высокий, худой, с длинной бородой и волосами, собранными в хвост, всегда серьезный и задумчивый, в институте он производил впечатление ученого, полностью поглощенного своей наукой. И так я к нему и относилась, пока однажды он не предложил: «Выходите за меня замуж»…Я изумленно открыла рот, но прежде чем успела отказаться, он добавил – «Подождите, не отвечайте. Подумайте. Помолитесь».
Что же, стала я молиться. Тогда я не ходила в Церковь, время-то было советское, у нас в семье никто в Церковь не ходил, хоть и крещены мы с сестрой во младенчестве. Я молилась дома по бабушкиным книгам. Вытащила из закрома ее старинные иконы, зажгла около них лампадку, и молилась по вечерам в тайне от родных. Замуж выходить мне совсем не хотелось – всех былых женихов я быстро от себя отладила. А его не могла. Вот я и молилась.
Месяца через два он познакомил меня со своим духовным отцом, а еще через два мы обручились. Смирилось сердце моё. Вскоре, Воля Божия, повенчались мы.

Ладошки маленькой девочки были очаровательны: пухленькие, с милыми ямочками и розовыми перламутрами ноготков. Мама девочки целовала ладошки в серединку, а потом в каждый пальчик и приговаривала: «Ладошки мои сладкие, ладошки мои вкусные, самые-самые прекрасные, самые-самые чудесные». Ладошки радостно хлопали и снова тянулись к маминому рту. Им нравилось, когда их целуют.

Вскоре ладошки выросли и превратились в прекрасные ручки – белые нежные ручки барышни с тонкими изящными пальцами. Молодой усатый дядя галантно целовал эти ручки и пламенно произносил: «Какие красивые ручки! Просто загляденье!» Ручки застенчиво краснели, и нехотя освобождались от ласки. Впрочем, они понимали, что заслужили такую похвалу, они, действительно были прекрасны.

Ты доброй дочерью мне стала,
Голубка чистая моя,
Когда родных твоих не стало:
Из сродников всех только я –
Твой дядя – Авраам Отшельник.
Тебя в пустыню взял свою
И приучил к труду и бденью
И к тишине, что сам люблю.
И жили вместе мы с тобою,
Пока ты в возраст не пришла.
Я келию тебе построил,
Как ты в девичество вошла.
Голубка чистая, Мария -
Любви и веры два крыла –
Ты по ночам в келье молилась,
А днем ты чёточки плела.
Но я - старик – и не приметил
Угрозу счастью: коршун-враг
В добычу голубя наметил
И чистоту твою украл.
На утро ото сна очнувшись,
С стыдом не справилась своим,
И в страхе, что убила душу,
Ты тайно убежала в мир.
Не ведал, где ты, что с тобою,
Я плакал и поклоны клал:
Не уберег тебя от горя
И от греха не удержал.
Пречистой Деве я молился
И дни и ночи о тебе.
«Твоя голубица – блудница» -
Правда была в сей злой молве.
И я, одевшись словно странник,
С тугим набитым кошельком

Маша устала. Той усталостью, которая вдруг накатывается и неожиданно приносит то ли покорность, то ли тишину. Тишину от чувств и мыслей. Была весна, снег уже кое-где таял, пахло землёй и свежестью. Плечо от тяжести сумки ныло, но Маша не обращала внимания. Казалось, она уже давно срослась и с сумкой, и с болью, и с тяжестью, свыклась с ними и больше и жить без них вернее всего не сможет. А может, это – снова усталость? У-с-т-а-л-о-с-т-ь.

«Девушка!» - чей-то громкий голос послышался за спиной. С Машей поравнялась женщина средних лет в черной кожаной куртке и длинной темной юбке, укутанная в бордовый платок.: «Вы же в церковь?» - утвердительно сказала она, оглядывая Машу. – «А почему так медленно идете? Сегодня же Мариино стояние. Вы – опаздываете!»

Маша выдавила из себя улыбку, растерявшись от такой заботы: «да, да, спасибо. Я иду-иду. Я просто устала очень…»

Женщина, бросив напоследок выразительный взгляд, обогнала Машу и побежала вперед.