Маша устала. Той усталостью, которая вдруг накатывается и неожиданно приносит то ли покорность, то ли тишину. Тишину от чувств и мыслей. Была весна, снег уже кое-где таял, пахло землёй и свежестью. Плечо от тяжести сумки ныло, но Маша не обращала внимания. Казалось, она уже давно срослась и с сумкой, и с болью, и с тяжестью, свыклась с ними и больше и жить без них вернее всего не сможет. А может, это – снова усталость? У-с-т-а-л-о-с-т-ь.
«Девушка!» - чей-то громкий голос послышался за спиной. С Машей поравнялась женщина средних лет в черной кожаной куртке и длинной темной юбке, укутанная в бордовый платок.: «Вы же в церковь?» - утвердительно сказала она, оглядывая Машу. – «А почему так медленно идете? Сегодня же Мариино стояние. Вы – опаздываете!»
Маша выдавила из себя улыбку, растерявшись от такой заботы: «да, да, спасибо. Я иду-иду. Я просто устала очень…»
Женщина, бросив напоследок выразительный взгляд, обогнала Машу и побежала вперед.
Маша и правда еле плелась. Отчасти – от усталости, а больше – оттого, что ей хотелось растянуть свою дорогу – это безмолвие, прохладу и свежесть весны. Впереди показалась церковная ограда, за которой скрылась обогнавшая женщина. Маша вздохнула. Она вспомнила, как однажды в монастыре, её отправили на Всенощной во время чтения кафизм проверить, открыты ли главные ворота. Маша тогда выбежала из храма, а на улице – дождь и радуга во всё небо. Маша от красоты такой забыла и ворота, и сестер и кафизмы, и всё стояла и смотрела на небо и разноцветную дугу. А потом, мокрая, счастливая, вернулась в храм. «Матинька!Матинька! – позвала она в храмовом приделе сестру, с которой жила в одной келье. – там на улице радуга дивная – во всё небо. Пойдем, посмотрим вместе!»
Сестра строго взглянула на нее – «Понятно! А мы думаем, куда ты пропала, может украли тебя уже…А ты радугой любуешься во время службы. Как считаешь, кто радугу на небе зажег, чтобы тебя от молитвы отвести, а?» «Бог!» - выдохнула Маша. «Ага, конечно!» - сестра поправила клобук и, расправив плечи, пошла на клирос. Горько стало Маше от этих слов, а еще горче от того, что никто не посмотрел на небо, и эта радуга – обетование Божие о мире и дружбе, как всё же верила Маша, – так и осталась незамеченной…
Да, тогда больно было, а сейчас же Маша с удивлением обнаружила, что слова и взгляд незнакомой женщины совсем не задели её. Наверное, в этом вина усталости. Точнее её заслуга. Быть может, - подумалось Маше – усталость от самой себя и есть смирение.
Она перекрестилась, не снимая с плеча сумку, и вошла на территорию храма. Храм был совсем новенький, с блестящими куполами и сверкающими крестами на голубом весеннем небе. Маша остановилась и, прислонившись спиной к одному из деревьев возле церкви, уставилась в небо. Люди, спешившие на службу, проходили мимо, некоторые удивленно глядели на неё. Она, не замечая никого, смотрела наверх, что-то занимало её. Там на крыше – в декоративную щель между кирпичами залетела птичка – синичка, наверное, - залетела в щелочку и нос высунула, а вторая такая же, кружила возле неё. Птички разговаривали. Наверное, строили гнездо. Свой дом.
А у Маши есть свой дом? Маша провела в монастыре почти год. Её нравилась спокойная размеренная жизнь маленькой общинки в деревне, их молодая, но уважительно-суровая матушка, ровесницы- сестры. Она полюбила их - эти высокие любящие одиночество души. Но послушницей так и не стала, хоть матушка и предлагала однажды одеть её в черное, Маша отказалась – монашеские одежды, были очень красивы, но себя в них она не могла представить. Да разве – она готова к монашеству, разве это её путь? Маше хотелось быть честной самой с собой. Её думалось когда-то она хочет монашеского жития, ищет его, а вышло – искала она всю свою жизнь тепла, поддержки, понимания. В монастыре она искала семью.
Птички вспорхнули и улетели куда-то. Маша вспомнила про службу. Уже читали канон. Прихожане всех возрастов стояли на коленях с серьезными лицами. Маша тоже встала в уголке. «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!» - только и могла она расслышать. Она уткнулась носом в кафельный пол, ей хотелось расплакаться, но слезы не приходили. Она подняла голову. И только тут заметила, что рядом трое детишек – два мальчика и девочка тихонько играли друг с другом. Такие чистые, радостные, светлые лица. Один карапуз протянул Маше руки, показывая в них яркую игрушку. Она улыбнулась, одобрительно покачала головой и снова спрятала лицо в колени на полу. «Помилуй мя, Боже, помилуй, мя!» Маша заплакала. Усталость потихоньку уходила со слезами. Стало спокойно. Маша возвращалась домой.