Вы здесь

Затвор

Здравствуйте, батюшка!

Пишу Вам, потому что писать легче, чем говорить. Бумага все терпит, а Ваши глаза и крест на аналое, мне кажется, бывают ранимы. А я не хочу Вас ранить: ни Вас, ни Бога. Совсем нет. Мне просто хочется быть честной.

Понимаете, батюшка, что-то случилось - я потеряла смысл в жизни. Ну, да - я живу, дышу, двигаюсь, хожу в церковь и даже порой улыбаюсь, но все это как будто не со мной, как будто в кино, где я и артист и зритель. Когда-то давно, Вы сказали мне, батюшка, что жизнь нам дана, чтобы научиться любить, чтобы прилепиться всем сердцем к Богу, к Нему одному и быть с Ним всегда. И я старалась. Батюшка, я тогда очень старалась. Глупо, конечно, старалась - по-детски так - но старалась ведь. И была очень счастлива. А потом... Знаете, я вдруг осознала, что все это не то, что здесь мы только временно и НИКОГДА ЗДЕСЬ нам не узнать полноты любви Божией. И мне захотелось умереть. Вот так вот взять и умереть. Не потому что мне здесь плохо, батюшка, а потому что ТАМ лучше. Но мне как-то не умирается! И вот я думаю, что же делать то мне теперь, если и жить не хочется, и умирать не получается. Я не с укором и не с ропотом, а с удивлением спрашиваю - как же так? Может, Вы мне поможете, батюшка. Помолитесь обо мне, совет какой дадите или епитимью за мудрование.

Спаси Вас, Господи, батюшка.

Ваша прихожанка, р.Б. И.

-У Вас депрессия – внимательно глядя по верх очков, сказала седая главврач в бледно-зеленом халате. Она была знакомой духовника Ирины, потому девушка и оказалась в этом кабинете. Врач продолжала. – Скрытый тип. Я бы Вам посоветовала – врач на минуту замолчала, подняла брови и твердо произнесла - лечь в нашу больницу.

-Как в больницу? Зачем в больницу?– испугалась Ирина. – разве с депрессиями ложатся в больницу? Да и разве у меня депрессия? Я ведь не всегда унываю, я ведь и радуюсь…

Врач поправила очки, строго взглянула на ссутулившуюся девушку и сразу перешла на ты: - слушай, девочка, твой случай – почти классический. Периоды неудержной радости переходят в гнетущее чувство тревоги. У здорового человека психика ровная. Да, он может, радоваться, но радость не переполняет его так, что через день он умирает от кажущейся безысходности.

Ирина совсем съежилась на стуле.

Врач уже мягче продолжила - Твое состояние можно выровнять. Но это быстрее и лучше сделать в стационарных условиях.

-Но я …-начала было Ирина, и смолкла под взглядом врача. – хорошо. А надолго?

-Да нет, я думаю – не больше двух недель.

Ирина вздохнула.

-Приходи завтра на комиссию. С вещами.

А когда Ирина уже собралась уходить, главврач тихонько промолвила – У нас есть при больнице храм. Службы бывают раз в неделю.

Ирина обернулась, кивнула и вышла. Теперь ложиться больницу казалось не так страшно.

 

Входная дверь в отделение не имела внутри ручки. Ирина сидела на диване в коридоре и рассматривала интерьер. Белые стены, розовые занавески, картина с букетом осенних цветов. Репродукция, скорее всего. Коридор был длинным и узким, с дверными проемами по каждой стороне. Мимо прошла санитарка – в голубом халатике и голубых брючках, в шапочке. Снова никого. Тихий час, наверное.

Ирине стало не по себе, захотелось домой, к маме. Или на улицу – солнечную, звонкую, сентябрьскую улицу. Только бы отсюда подальше. Зачем, зачем она согласилась заключить себя в эти стены?! Белые, с розовыми занавесками, твердые непроницаемые стены.
Воздуха! Они даже не пропускают воздуха, эти стены. Как здесь жить две недели?

Вновь показалась санитарка. Ирина расслабила лоб. Всё хорошо, у меня всё хорошо – хотелось написать на лице. Я здорова. Просто, мне надо отдохнуть. Правда? Откуда-то всплыл знак вопроса в её глазах. Действительно, а так ли она здорова? Ирина улыбнулась санитарке, пряча непрошенный вопрос в глазах. Санитарка в голубом остановилась рядом.

 

Батюшка, а еще у нас тут раз в неделю службы – в четверг вечером и в пятницу утром. Я стою обычно рядом с иконой преподобного Сергия и смотрю, как горят свечи. Когда-то я слышала, что свеча – это не воск и фитиль, это – горение. И я смотрю на горение свечей. Я вот не горю теперь совсем. Наверное, я стала просто воском. Даже фитиля у меня нет.

Потом я сажусь на скамеечку и смотрю, как люди крестятся, а хор поет. Он обволакивает меня своим пением, и крепко-крепко прижимают к себе троекратные "Господи, помилуй". Мне так спокойно и хорошо становится. Я закрываю глаза и засыпаю. Мне снятся свечи.

Потом заканчивается служба, и я иду обратно в свою палату. И снова засыпаю. Я хочу, чтобы мне приснились свечи!

 

В глазах Анны Дмитриевнаы искрился смех. Ей было радостно просто оттого, что она есть и она здорова и молода. Она дышала жизнью и женственной полнотой. «Ну и худышка ты! Не уж-то в монашки собираешься? Такая вроде симпатичная. Тебе надо кушать. Запомни, я как врач тебе говорю – никакого поста для тебя целый год. Поговори со своим батюшкой. Так ведь у вас в церкви положено? Мы тебе сейчас даем самые слабые препараты. У тебя организм быстро оправится. И ты еще и замуж выйдешь и детишек нарожаешь. Вот увидишь. Только запомни – нужно есть. И спать. Кора головного мозга тоже нуждается в питании. А ты себя оголодала. Вот и начались проблемы. Хорошо, что во время заметила, а то…» Она щебетала, всё смеясь своими глазами. Ирина поймала себя на том, что немного завидует её беспричинному счастью. Она так радоваться не могла. Ирина завидовала и не совсем доверяла. Разве может здоровый счастливый человек понять человека, у которого болит душа?

От таблеток кружилась голова, слипались глаза, и что-то происходило с фокусом – не возможно было сосредоточиться. Ирина поначалу пугалась, звала Анну Дмитриевну по каждому пустяку – голова болит, забываю куда, что положила, сухость в горле, тоска, тревога. Анна Дмитриевна с неизменными смеющимися глазами записывала все в блокнот, и качала головой.
О том, что Ирина проплакала всю ночь, что без привычных ей поста и долгой молитвы считает теперь себя никчемной и пугающе пустой, девушка молчала. Ей хотелось кричать. Но она молчала. Внимательные смеющиеся глаза изучали её лицо, а полные руки снова что-то писали.

Через неделю Ирине поменяли лекарство. Теперь вместо – маленькой жемчужинки появилась большая розовая пилюля.

-Анна Дмитриевна - позвала она врача. - что это?

-Это новое. Сильнее. Лучше.

-Сильнее? – испугалась девушка.

-Лучше – засмеялась врач.

Новое лекарство было сильнее. Оно ошарашило Ирину, вышибая из неё все чувства и мысли. Может, так было лучше?

 

Ирина теперь не рассуждая, спала и ела, ела и спала, и становилась суше, скрытнее и мнительнее. Прошло две недели, три, месяц. Её не выпускали.

Тревога усиливалась. Голова стала походить на пустую копилку. Любой разговор утомлял Ирину, звуки ударяли по ушам. Хотелось одного – спать. Спать. Спать.

Во сне – было так хорошо – колокола, праздничный звон колоколов, она в белом платье идет, такая радостная, пахнет весной. Это должно быть Пасха! Ирина не хотела просыпаться. Она открывала глаза и снова их закрывала. Что здесь? – палата, белые стены. Белые лица. Боль. Боль. Боль. Кругом одна боль. А там – радость. Она закрывала глаза и уходила туда – по дорожке – далеко-далеко.

 

-Сколько ты спишь?

-не знаю

-примерно? полдня?

Молчание

-мы тебе меняем лекарство.

-Снова?

-да. Мне кажется, так будет лучше.

-Нет!!! оно не поможет. Станет еще хуже…

-почему?

-так всё время, когда вы меняете лекарство. Я вам не доверяю. Раньше я хотя бы немного радовалась, а сейчас! Сейчас - я ничего, ничего, ничего не хочу.

Ирина зарыдала, закрывая лицо руками - Я хочу домой. Домой! Домой! – её трясло.

Врач позвала санитарку. Ирину отвели в палату, сделали успокоительный укол, и она заснула.

Колокола ей не снились. Во сне была пустота. Дыра, готовая поглотить.

 

Батюшка, а если я сойду с ума, Бог меня примет? Я смогу исповедоваться? Я смогу спастись? Батюшка, что-то тянет-тянет меня внутрь себя… мне уже не страшно. Страшнее жить. Батюшка, только плохо без Бога. А там Его нет. Его теперь нигде нет. Я Его не чувствую. Батюшка, я сойду с ума? Я уже схожу с ума?

 

-Так и должно было быть. – тоном учительницы говорила Анна Дмитриевна постаревшей Ирининой маме. – У Ирины была скрытая депрессия. Таблетки вывели её заболевание на внешнюю форму. Если хотите, они спровоцировали настоящую депрессию. С которой Вашей дочери надо справиться. И тогда она выздоровеет.

Мать вздыхала, держа дочь за руку. Та раскачивалась из стороны в сторону, убаюкивая себя от нарастающей тревоги.

-Такая депрессия обычно проявляется у подростков при переходе во взрослую жизнь.- продолжала Анна Дмитриевна. - Возможно, Ваша дочь всё время жила в своем особом мире, и затем, столкнувшись с реальность, замкнулась на себе, стала заболевать. Если она справиться…

Мать тихо спросила. – А она справиться?

Анна Дмитриевна вздохнула и серьезно, пристально посмотрела на мать:.

-Она молодая. Она может справиться, но… мне кажется, ей не хватает того, что бы тянуло её обратно к жизни. Она будто уходит куда-то. Это настораживает. Мне кажется, теперь Вы одна можете ей помочь.

 

Когда Ирину выпустили домой, уже начиналась весна. Был конец февраля, таял снег, и кое-где проглядывали весенние проплешины мокрой земли. Ирина жила с мамой, в своей комнате. Но больше такую жизнь можно было назвать туманным существованием. В те часы, когда она не спала, она слонялась из угла в угол комнаты, порой плача, порой скуля от какой-то внутренней никому непонятной боли. Она бросила пить таблетки и тревога усилилась. Стала почти непереносимой. Голова теперь гудела и пульсировала, но всё же, как думалось Ирине, была хотя бы не такой пустой, как раньше. Пусть лучше болит.

Иногда, когда было совсем плохо, она звонила врачу или батюшке и спрашивала: А что дальше? Когда это закончится?

Те молчали или говорили – терпи.

Если ей звонили подружки из той – прошлой жизни, она не брала трубку. Зачем отвечать. Та Ирина – умерла. А эта – разве живет?

Она сидела в затворе своей болезни – сидела напряженно и сосредоточенно.

 

Начался Великий Пост. Мать поставила в комнату Ирины старинную икону Спаса, доставшуюся ей от бабушки. Зажигала в доме лампадку и свечи, и по утрам читала спящей Ирине молитвенное правило. Тогда Ирина вставала. А однажды, наверное, это был воскресный день, мать утром взяла дочь за руку и сказала – пойдем, в храм, тебе надо причаститься.

-Нет. Нет, никуда, не пойду – плакала дочь.

Но пошла, как во сне, за матерью. И пришла в храм. Заканчивался Евхаристический канон. Батюшка выходил с Чашей. Мать поставила дочь в очередь причастников.

-Но ведь я не исповедовалась – начала Ирина.

-твои грехи на мне – ответила мать

Дочь причастилась. И потом весь день молчала. Но спать не легла. Вечером она взяла молитвослов и стала читать у иконы. Потом положила книгу и всё ходила, ходила по комнате. Затем остановилась и заплакала. Но уже не горькими больными слезами. А светлыми. Через какое-то вемя, она благодарно вытерла слезы, перекрестилась. Вышла из комнаты, нашла на кухне усталую мать, подошла к ней и, сев рядом на пол, тихо уткнулась лицом ей в руки.

 

Ты смотришь на меня прямо, не отрываясь. Смотришь и молчишь. Я же хожу из угла в угол и боюсь Твоего взгляда - такого ясного взгляда. И Твоего молчания боюсь - оно говорит больше, чем я хочу услышать. А я ничего не хочу слышать. Поэтому я хожу и сама громко говорю Тебе:

-Ну, да, да! Я виновата. Я опять во всем виновата. Я не смогла, не захотела бороться. Я...Понимаешь, я просто, наверное, устала. Все время бороться устала. Мне надоело. Ты ушел от меня…А я, я же человек, обыкновенный человек...

Я хожу вперед-назад - лишь бы не смотреть на Тебя, не чувствовать. Но вдруг - осознаю, что Ты становишься ближе. От Твоего присутствия я зажмуриваюсь, умолкаю, останавливаюсь, растворяюсь. Ты же, кажется, подходишь совсем близко и кладешь мою голову к Себе на плечо, как мама когда-то в детстве, И больше нет меня и моего я, нет комнаты, слов, звуков, движения. Есть Ты и Твоя правда, Любовь, Милость, Прощение.

Я стою посреди комнаты и смотрю на Твой Лик. Я зажигаю свечу и молчу. Я знаю, я справлюсь, я обязательно справлюсь. Я верю Тебе, я доверяю. Я вверяю Тебе себя.

Комментарии

Мне тоже, к сожалению, до боли знакомо подобное состояние, а Вы, Инна, так правдиво и талантливо передали эту боль...
Давно не заходила на сайт, а тут открыла и сразу же наткнулась на Вашу новую миниатюру "Ненормальная"; потом уже нашла "Затвор". Это именно то, что мне нужно сейчас. Пишите, Инна.
Храни Вас Господь.
С уважением,
Ирина Матковская.
Украина,
Херсонская область.

Иван Нечипорук

Вы не представляете, Инна, насколько знакома мне проблема Вашей героини. К сожалению, в наших постсоветских державах не умеют лечить психические расстройства, а только угнетать психику. А надо лечить души.