Вы здесь

Инна Сапега. Произведения

Данилкины сны

Данилка — обыкновенный мальчик, только еще очень маленький. Он недавно родился. И как у всех детишек, у Данилки есть две ручки (маленькие-маленькие), две ножки (чуть-чуть побольше), круглый животик с пупочком-пимпочкой, две забавные ямочки на щеках, вздернутый носик, улыбчивый ротик и два внимательных глазика-бусинки.

А еще у Данилки есть папа и мама, которые его очень любят. И бабушка, которая рассказывает ему сказки. И кроватка, в которой Данилка спит.

Спит Данилка много, ведь во сне он растет. Даника спит дома в кроватке, на прогулке в колясочке и даже во время еды — он спит у мамы на руках. А что же снится Данилке? Об этом я вам сейчас и расскажу.

Сон первый:
Данилка заснул и ему снится, что он в животике у мамы. Там тепло, темно и очень спокойно. Мамино сердце бьется ТУК-ТУК-ТУК. И так хорошо Данилке от этого тука, и так сладко ему спится! Данилка во сне улыбается.

Архиерей

Естественная гордость матери может незаметно перерасти в гордыню. А любование новым человеком Божиим — своим дитятей — вдруг стать самолюбованием.

«Он будет у тебя архиереем!» — кто-то произносит, когда ты, еще с круглым животом, идешь по храму. Архиереем! — слово западает в душу и приятно щекочет.

И вот архиерей родился. Отчего-то красный, с волосатыми спинкой, лбом и ушами. Он истошно кричит. И ты думаешь: Боже мой, это мой сын! Но на кого он похож?

Через три дня краснота сходит, и архиерей становится желтеньким. «Это желтуха новорожденных!» — успокаивает педиатр. — «К месяцу пройдет». К месяцу? Значит, мой сын будет целый месяц желтого цвета? Это будущий архиерей-то? Стыд какой.

Обыкновенная лужа

Сразу после дождя во дворе появлялась Лужа. Она ложилась на привычное место — в небольшую ямку на самой середине дороги — раскидывала свои просторные воды и тут же засыпала, утомившись за время пути. И, хотя сон её длился всего несколько мгновений (ровно столько, сколько двор хранил молчание, проводив своего плачущего небесного друга), она успевала выспаться. С приходом солнца Лужа уже широко смотрела на небо — такое ясное и голубое.

Два стихотворения о пути

ПОЕЗД

Стучат колеса —
Поезд идет —
там — остановка
здесь — поворот.
В вагоне плацкартном
я не одна,
жизнь словно карта
видна из окна.
И промелькают
быстрые дни:
встречи, надежды —
фары, огни,
станций названья,
букв карусель —
счастье, страданья,
горечь потерь.
В руках моих Книга —
мне б почитать! —
только от вида
глаз не отнять:
за окном — лето,
за окном — снег,
станцию эту
видала иль нет?…
Мелькают,
мелькают,
мелькают года…
Ночь наступает,
«Простите, мадам!» —
проводник входит
меня разбудить:
«Поезд подходит,
вам — выходить!»

СВЕТОФОР

Стих

Стих нерожденный,
только зачатый:
уж окрыленный,
но не начатый;
с сердцебиением,
но не на строчках;
уже во чреве,
уже сыночек.
Уж не покинет —
бьется во чреве своей ладошкой,
стих нерожденный
родиться хочет.

Воскресный день

Все просто:
шелест ряс
и аромат свечей, 
кадильный звон,
строгость старинных ликов,
и вереница маленьких детей,
и платья жен,
златых лампадок блики.
и Чаша прямо предо мной
и голос мой
и моё имя,
руки крестом:
во мне, со мной
сейчас
отныне
Бог.
И тишина,
и храм – как свод,
и шелест крыльев,
и сил небесных хоровод,
и тихий глас,
и чье-то пенье.
На самом куполе
Вверху
Тот строгий взгляд -
Я снова в храме
Здесь рясы также шелестят
как будто ангелы с крылами.
Целую крест
и лоб крещу
и выхожу на улицу неспешно
Во мне,
со мной
отныне...
Промолчу.
Все просто –
просто день воскресный.
 

Под сердцем у святой: непраздные праведницы

Жена… спасается через чадородие,
если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием
1 Тим. 2:14–15

Страхи, волнения, переживания и радости зачатия, ожидания, рождения и воспитания ребенка знакомы и дороги каждой женщине, вставшей на путь материнства. Есть многие прославленные жены, которые так же несли крест матери, и, пребывая в вере, любви и целомудрии, тем самым спасли свои души и достигли святости. Как же они шли по этому пути? Как радовались? Как скорбели? Как уповали на Бога, нося под сердцем своё дитя? Были ли им знакомы муки родоразрешения? И в чем они видели цель и смысл воспитания детей, дарованных им Богом?

Пытаясь найти ответы на эти вопросы, я обратилась к житиям святых жен и матерей. Быть может, их опыт поможет и нам, современным матерям и женам, нести материнский крест с радостию и упованием на помощь Божию.

В храме в Лазареву Субботу

Москва. Апрель.
И серый дождь немного моросит.
Открытое окно.
Здесь в храме так уютно и тепло,
и воск трещит
у свечек длинных
и капает мне на ладонь.
И c нами Херувимы
незримо предстоят пред Господом.
Огонь
у тех свечей не жжет.
С амвона диакон возвестит Благую Весть,
что Лазарь будет жить,
друг Божий оживет.
А что сейчас смердит – не верь:
Господь вернет
его,
разбудит ото сна,
и выйдет он от гроба, подожди!
И Марфа кинется к ногам Христа,
Мария лишь вздохнет.
А Лазарь Сам?
Он будет рад,
воспрянув от оков смертельных?
Не скажет диакон
и уйдет в алтарь.
И в воздухе повиснет дым кадильный.
Свечи горят,
безжалостны к себе,
себя не берегут они и тают.
И рясы шелестят священников
и сил
Небесных
и святых.
И Лазарь воскресает…

Мать и дочь

«Других детей я носила во чреве лишь некоторое время,
а с Макриной не разлучалась никогда…»
Святая Эмилия о своей дочери святой Макрине.

+++

Когда-нибудь я тебе всё расскажу, моё неродившееся чадо. Малышка моя.
С самого первого дня, когда я ощутила тебя в своем чреве, когда поняла, что ожидаю первенца, (а осознание это пришло так рано, что никто из домочадцев мне не поверил), я знала, что ты – девочка, моя дочь. И я верю, Господь не посрамит мое упование.

Еще немного времени, и мы встретимся в этом мире и посмотрим друг другу в глаза, я возьму тебя на руки и прижму к своему сердцу. Его стук самый родной тебе звук. Ведь именно стук сердца материнского ты слышишь, находясь во чреве.
Тук-туки-тук - ты слушаешь мое сердцебиение и лучше других ощущаешь мои чувства. Когда я устала, когда закралась в меня обида или страх, ты сама тревожишься, и умолкают во мне твои мягкие движения. Когда же я спокойна и радостна – ты ликуешь или мирно спишь, набираясь сил для своего роста.

Ворожея

Она приехала к Матушке-игуменье на неделю. К Матушке часто приезжали женщины средних лет. Кто за советом, а кто просто отдышаться — передохнуть от городской суеты в нашем закрытом мире под липами. Вот и она приехала. «Очередная паломница!» — подумала я, и не обратила на неё внимания. С паломниками мы мало общались — да и зачем?

Вообще, я не очень-то разговорчива с незнакомыми людьми, не выношу любопытства. Всякие там расспросы, что такая молодая и ушла из мира, а дома, небось — родные скучают, все подруги замуж вышли, деток рожают… Подобные вроде бы задушевные беседы мне неинтересны — только вред от них да расстройство. Нет, с паломниками я сама не заговариваю.

Клуша и Феня

— Вообще-то кур я люблю. — рассказывала Феня — розовощекая послушница-птичница в голубой рубахе в клетку. — Я росла в городе, а тут как то, довелось мне гостить у тетки в деревне пару лет. Она у меня сердобольная была, наверное, потому что одна всю жизнь прожила. Помню, кто-то подарил нам с десяток цыплят. Мы с ней их растили, кормили, грели. А когда они выросли, тетка их всех и оставила — никого резать не стала. «Они же мне, как дети родные» — говорила. Так смешно — у нас даже куриное кладбище завелось — возле леса. Как окочурится курица, мы с теткой поплачем да и схороним её со всякими почестями.

Феня улыбнулась, вспоминая. Её веснушчатое лицо под платком словно просветлело всё.

Неравноправие или женская диакония

Всем женщинам-христианкам посвящается

Кто из нас, девочек, хотя бы раз в жизни не досадовал, что она не мальчишка? Особенно придя в храм. Нет, правда, мальчишкам можно и брюки носить, и ходить с непокрытой головой, наш же удел — платки и юбки. Им в любой день разрешается прикладываться к иконам и причащаться, нам же периодически приходится прятаться в притворе, боясь осквернить святыню. Им разрешено даже входить в алтарь, а некоторые получают благословение и на принятие диаконства или священства; мы — на алтарь смотрим через Царские врата, а о том, чтобы служить в сане нам и помыслить нельзя.

Я — христианин

Господи, посли благодать твою в помощь мне, да прославлю Имя Твое святое.
Из молитвы святого Иоанна Златоуста.

Долгое время мне казалось, что святость напрямую зависит от веры и добрых дел человека. Я думала, для стяжания святости необходимо либо омыть грехи мученической смертью, либо до своей кончины непрестанно жить покаянием, совершая различные, порой непосильные простому человеку, подвиги и аскетические труды. Такое представление жило во мне, пока я не стала ближе знакомиться со святыми и узнавать, что у каждого из них — свой путь к Богу и к святости, и что святость во многом не столько заслуга самого святого, сколько особый дар Господень.

Волк

Зимой в деревне Лере кажется, что они с мужем живут на необитаемом острове. Не слышно и не видно никого, кроме галок, живущих в печной трубе, да нескольких соседских котов, преданно навещающих их пушистую Мурку. Яблочные деревья в саду молчаливо стоят, свесив свои покрытые снеговым платом ветви. День сменяется днем. И тишина как и снег ложится на землю и крышу их маленького деревянного дома. И так привыкаешь к зимнему однообразию и затвору, что даже бродячий пес на улице воспринимается как невиданный сказочный гость.

- Там волк на улице! – когда Лера моет посуду после ужина, в дверях появляются запорошенные снегом шапка и борода её мужа Саши.

- Где? – удивляется она и закрывает кран.

- Пойдем со мной за водой, увидишь! – весь Саша входит в дом. Он улыбается. Снег на его шапке и бороде быстро тает от домашнего тепла.

- А он нас не съест? – интересуется Лера, снимая фартук.

- Съест, конечно. Они сейчас голодные. – спокойно отвечает супруг. - Он потому-то и пришел в деревню.

- Понятно.

Зимородок

Согласно одной легенде после того, как ковчег остановился в горах Арартских, Ной послал птицу зимородок за огнем. Зимородок взлетел высоко в небеса, и его крылья окрасились в цвет неба. Когда он увидел костер, то спустился и взял головешку, которая обожгла ему перья и лапки, ставшие с тех пор огненного цвета.

 

Ты лети – я тебя отпускаю.
Небо – манит,
Я сам это знаю.
Только помни –
Взлетишь слишком скоро -
испугает тебя в выси холод
и скует два крыла за спиною
синей краскою иль голубою.
Ты снижать высоту тогда станешь -
Красным блеском огнище поманит.
Ты, не зная огонь, увлечешься,
Головешкою обожжешься.
И теперь уже след ярко алый
На груди твоей будет усталой.
Но тогда не забудь,
Что летал ты,
Что любил ты,
И что страдал ты.
И огонь принеси мне свой в лапках
Зимородок мой,
Божья птаха…

Страницы