Омилия

«Игра была не в шутку» (датская народная баллада «Нилус и Хилле»)
«С тем не играют, от чего умирают» (русская пословица)

До сорока лет Васька Петров был самым что ни на есть обыкновенным человеком. Работал водителем в местном автобусном предприятии, имел сына-разгильдяя Мишку и сварливую жену Райку, что все пятнадцать лет их супружеской жизни со свирепостью жандарма выворачивала наизнанку мужнины карманы в поисках денег, утаенных им с очередной получки. И при этом беспрестанно пилила Ваську, ела поедом, честила на все корки, называла его лодырем и пьяницей…впрочем, это были еще самые безобидные из прозвищ, которыми Райка награждала своего благоверного. Но все-таки она ни разу не смогла отыскать надежно припрятанную заначку, которую ее супруг тратил на то, чтобы раз в неделю, а именно — в пятницу, известную в народе, как «день шофера», устроить себе праздник. Собственно, вся жизнь Василия Петрова сводилась к ожиданию очередной пятницы, когда он с друзьями отправлялся в баню.

Накрылся белый мой модем
Потух инет. Июнь. Гроза.
От скуки лажу по «FM»,
Ловлю чужие голоса.

Сижу, ленюсь, кручу-верчу
Советский «Океан» и, что ж?
Любимый «Киевский» хочу,
Да где ж его теперь возьмёшь?

Шумы, помехи на волне,
Крутился, выключил, включил,
Заметил силуэт в окне
Напротив. Кто же это был?

Не видно: серые тона
С дождём сегодня заодно.
А может «он» или «она»
Всю жизнь глядит в моё окно,

И тоже любит грозовой,
Внезапный утренний налёт,
И в небо, кверху головой,
Застыть и ждать, когда сверкнёт?

Наверно мы уже давно
Знакомы, виделись не раз,
И нас таких – полным-полно,
Простых, непонятых подчас.
2011

Глазастая щётка

Представь, дружок: бабушка попросила тебя подмести пол в каком-нибудь помещении, где нет света. Скажем, в чулане. А в нём страшно! Даже, помнится, пауков ты там видел. Да и мыши попискивают. Прямо кошмар! Как же быть? Тебе, дружок, конечно, стыдно признаться, что боишься. Вот и начинаешь ты канючить:

— Ой, бабушка, что-то у меня горло разболелось…

Или:

— Может, лучше, бабушка, я в магазин сбегаю?

Эх, дружок!

А фонарик у тебя есть?.. Вот и прекрасно! Привяжи его к щётке, включи и смело-пресмело иди в атаку на пыль, мышей, пауков и прочую чуланную живность. Пыль при свете ты хорошо увидишь и выметешь. Мыши, если они там водятся, разумеется, в страхе разбегутся. А паучки… Ах, эти добрые, славные, шаловливые паучки! И зачем они в таком неудачном месте соткали свою сверкающую паутину? Вон ведь сколько укромных уголков на чердаке, под крышей сарая!..

Хорошо на море отдохнула Даша!

Море было синее, но называлось Чёрным. Волны лениво накатывались на берег и исчезали, словно проваливались в песок. Даша долго любовалась этим удивительным, новым для неё зрелищем, с наслаждением вдыхала волнующий аромат безбрежного водного простора, и её маленькое доброе сердце наполнялось светлой радостью и ликованием. Голубой бант в Дашиных волосах, казалось, превратился в упругий парус и, подталкиваемый упрямым ветром, будто помчал девочку, плавно покачивая, в морскую даль.

Как здорово!

На берегу, невладеке от воды, дети, с которыми Даша успела подружиться, шумно играли в «выбивалку». Непослушный мяч иногда отскакивал в сторону от играющих и по воле ветра подкатывался к Даше, отвлекая её от «морского путешествия»…

— Даша, идём с нами играть! — позвали ребята.

Мама поручила Игорю нарвать в саду побольше зеленой душистой мяты и других трав. Сама она вместе с Варей только что закончила уборку в доме и собиралась устлать свежевымытые полы зелеными травами. Даже маленькая Катенька понимала торжественность момента и украшала, как могла, свой детский уголок. Любимой кукле Даше нацепила большущий голубой бант. Остальные игрушки аккуратно сложила. Маленьких куколок уложила в их кукольную кроватку и прикрыла лоскутком, который служил у нее детским одеяльцем. И пошла помогать маме раскладывать по полу зелень. В доме сразу запахло свежестью. «Мама,- потянула ее за руку Катенька, — а какой сегодня праздник? День рождения или Новый год?»

«Какой Новый год? — фыркнул Игорь. — Лето на дворе!»

Но мама знала, что у Катеньки все самые радостные праздники пока назывались так: день рожденья Новый год! Без-де¬фиса или запятой между ними. Ничего, подрастет — разберется.

Все толкуют про отдых.
Расслабления ль нет?
Кто в горах, кто на водах,
Кто – к друзьям на обед.
В Вене, в Мюнхене снова,
В Коми, на Колыме –
«Про работу – ни слова!».
Только отдых в уме.
Иль работа не в радость,
Лишь за деньги – в наём?
Иль одно нам осталось:
«Отдохнём! Отдохнём!..»
Как уставшая рота
Прём в казарменный рай:
«Западло про работу,
Ты расслабиться дай!»
И уж слышится – с улиц
Гомонит детвора:
«Клёво мы оттянулись
На фазенде вчера!»
Сокрушили, взгрустнули,
Понесли ерунду…
Хорошо отдохнули –
Наше место – в аду.
Нам и Родин не надо,
Нам Святыня – курьёз.
…Поработать б, где надо,
Поработать всерьёз.

Синий шарик, наполненный гелием, неделю провисел под потолком в компании других разноцветных шариков. Шарики украшали школьный зал и создавали праздничное настроение. В конце недели шарики раздали желающим. Лешка взял синий.
- Ты чего? – спросил его одноклассник Вовка. – Шарик взял.
- Это я не для себя взял, а для Маринки, понял? – ответил Лешка.
Маринка, Лешкина младшая сестра, шарики очень любила. Сейчас она болела и лежала в кровати, и Лешка решил, что, Синий будет для нее чем-то вроде лекарства.
Он отпустил шарик рядом с ее кроватью. «Тук-тук» - упруго постучался в потолок Синий, покачался и замер. 
Маринка улыбнулась.
- Его зовут Синий, - сообщил Лешка, но тут вошла мама, и Лешку из комнаты прогнала, чтоб не заразился.
Синий день за днем продолжал упираться гордой макушкой в поток. Маринка каждое утро приветственно дергала его за длинный хвостик. «Тук-тук» - тихонько отзывался он и снова замирал, упершись. Потом Маринка выздоровела и забыла о нем. А он все висел в уголке и будто бы ждал, что потолок вот-вот исчезнет и он, Синий, взлетит в небо.

Была зима.

Я ехал в вагоне столичного метро, по старейшей линии, готовившейся отпраздновать очередной юбилей, и со скуки читал рекламу и разглядывал пассажиров.

На «Фрунзенской» в вагон зашел мальчишка лет двенадцати. Собственно, заметил я его, когда он уже начал расхваливать свои ракеты: «Послужат хорошим подарком… Прекрасно летают…» Для пущей убедительности он надул одну ракету и запустил ее. Ракета пролетела метра два, ударилась в окно и с визгом стала сдуваться. Девушка, за спиной которой это происходило, зажала уши, а ее подружка с раздражением и тоской ждала, когда все кончится. А продавец тем временем продолжал: «Цена десять рублей… Послужат хорошим подарком…» И заученный этот текст, и слишком взрослые интонации не соответствовали его возрасту, когда человек еще должен просто радоваться такой хорошей штуке, как надувная ракета: «Глядите, как здорово она летает!» И оттого возникало какое-то чувство неловкости и брезгливости…

Нет, ничто в этом мире не вечно,
Всё имеет свой срок и предел;
И великое тоже конечно, –
Как
     и кто бы его ни воспел.

Осудив быстротечности бремя,
Заявив, что стареть не к лицу,
Человек грезит правом на время –
Ждёт подвластного только Творцу…

22.08.2010 г.
 

Возле двери сарая куры обступили кормушку и, мешая одна другой, клевали корм. Дедушка сидел в комнате у окна и наблюдал за ними. Аннушка за столом читала книжку.
— Сейчас прилетит, — громко произнёс дедушка.
— Кто? — спросила Аннушка.
— Наша умница.
— Кто-кто? — не поняла внучка.
— Умница, — говорю, — ворона. Во-он, видишь?
Аннушка посмотрела в окно и увидела крупную ворону. Она сидела на заборе и вертела по сторонам головой, затем, тяжело взмахнув крыльями, подлетела к сараю. Но опустилась не у самой кормушки, а поодаль. Ещё раз огляделась и вперевалку направилась к кормушке. Куры не обращали на ворону внимания.
— Дедушка, разве куры не видят ворону? — спросила Аннушка.
— Видят, конечно.
— А почему не прогоняют её?
— Привыкли уже. Она прилетает к ним в гости каждый день.
Тем временем ворона, улучив момент, подскочила к кормушке, ловко вытащила из неё кусок хлеба, отлетела немного в сторону и быстро проглотила его.
Так повторялось несколько раз.

Не оставь меня память смертная,
Будет колокол гулко звучать
И его отпеванье медное,
Словно вечности силой безлетною
Надо мною поставит печать.
И познавшие отчуждение
Быстротленной земной судьбы,
Встретят новой души рождение
У незримой священной черты.
Всех борений, сует мимолётности
С тех высот разглядеть нельзя,
Где душа в первозданной свободности,
Предстоит пред Творцом в угодности,
Покаянье Ему принося.
2005 г.

«Чем ближе выборы — тем суетливей прилипалы», «Конец свободы слова и невыносимая легкость комментариев», «РПЦ предложила возложить ответственность за комментарии в интернете на СМИ»… О чем шумит блогосфера? Что произошло?

Да ничего особенного. Просто на днях председатель Синодального информационного отдела Владимир Романович Легойда высказался в пользу ответственности СМИ за комментарии своих читателей.

Я бы, пожалуй, не обратил на это высказывание внимания, поскольку ничего принципиально нового и удивительного здесь нет. Но появились недоуменные вопросы у моих знакомых, они интересовались моим мнением. Пришлось разбираться.

Девять лет назад дочь осторожно призналась, что думает поступать на журфак. Моя реакция была однозначной: только не журналистом.
Сегодня 6-е июня. День украинских журналистов. Праздник весьма грустный. Почему? Попробую ответить, а заодно пояснить, что напрягло отца киевской абитуриентки тогда, девять лет назад.

Заметки мои — не аналитика. В них нет и тени «объективности». Да и сам я не журналист, скорее сочувствующий. Но так уж сложилось: последние двадцать лет пришлось сотрудничать с ведущими столичными изданиями и среди журналистов я знаю и по-человечески люблю многих.

Почти не назову имён. Во-первых, не хочется никого обижать, а во-вторых, имена не принципиальны. Судьбы людей, о которых пойдет речь, типичны для Украины.

Последние годы жизни (летние месяцы) А. А. Потехин проводил в с. Орехово в небольшом именьице жены в 40 км от Кинешмы, подаренном жене писателя Марье Петровне Потехиной в 1855 году матерью — Анной Федоровной Кондратьевой. Кондратьевы — известная фамилия в Кинешемском уезде. Отец жены писателя — Петр Петрович Кондратьев — офицер конной гвардии, полковник, участник Отечественной войны 1812 года.

В стенах Ореховской усадьбы (ныне Родниковский район) были продуманы и созданы многие произведения А. А. Потехина.

Вот как сам Потехин описывал Орехово:

Мы в миру бредём с тобой,
Как соломенные вдовы;
Для тебя звучит гобой,
Для меня — напев альтовый...
А мелодия одна —
Будем чашу пить до дна!
Твой напиток — ре-минор,
Мне ж он мнится в соль-мажоре,
Но единогрустен хор
При печальном дирижёре.
А тоска у нас одна —
Будем чашу пить до дна!
Я душой стремлюсь в диез,
Ты страдаешь для бемоля...
И нисходит полонез
В реквием, себя неволя.
А любовь у нас одна —
Будем чашу пить до дна!
 

Июньским днём родился гений.
Среди цветенья и тепла.
Душистым ветром, птичьим пеньем
его окутала Земля.

И россыпь слов, мелодий, звуков
слетели с Неба как венок,
чтоб чрез него
                  открылась мука
и сладость стихотворных строк.

Бывают люди - как причалы,
бывают, редко, - как скала.
Так Пушкин светел величаво.
Пусть там, внизу, бурлит молва.

Избранник Божий нёс нам слово:
души порывы, сердца свет.
Они нас окрыляют снова!
В ком света нет, - тот не поэт.

Ранимы сущности поэтов:
лишь миг парить, а век - страдать,
но всей душой молить рассветы
излить на мир наш благодать.

Бессильно время над стихами.
Души касается душа -
и вот он, Пушкин, рядом с нами,
своё призвание верша.

 27 мая 2007 г.