Омилия

Я как человек, который потерял голос и идет, вслушиваясь во все голоса, не узнает ли и свой.
Святитель Николай Сербский «Моления на озере»

1918 год

Мороз к утру собрался с силами и окреп, навалился на окна и крыши домов. Вокруг деревни Полевой сгустился ледяной купол, о стенки которого бился, задыхаясь от нехватки кислорода, порывистый ветер. Над сугробами, чуть голубоватыми в темноте, разлилась сизо-молочная дымка. Деревья стояли, закутанные инеем по самые макушки. В обледеневшем ночном воздухе неожиданно раздался шум.

Памяти погибших в Новороссии...

А поутру они проснулись:
Им не хотелось умирать.
Казалось, в дом они вернулись,
Где ждали их отец и мать:

Как в детстве скрипнут половицы,
И ветер шторку чуть качнёт.
И бабка их встречает с вицей
У старых высохших ворот.

И кот мурлыкает на печке,
И дым: колечком из трубы.
И не предсказывал судьбы
Рисунок с чёрным человечком.

Як теплий вечiр,
Тихий i сумний.

Як хворий птах,
Як очi цього птаха

Чернечий шепiт
За весь рiд людський-

Хай буде милiсть.
Милiсть, а не плаха.
07.2014.

Говорила бабонька моя:
«Надинка, кругом одни горЯ».
Но не верила совсем я ей тогда,
Будто в каждом доме есть беда.

А теперь, сама уж в седине,
Поняла, что это обо мне
Говорила бабонька моя:
«Надинка, кругом одни горЯ!»

Чем смелее взгляд и громче смех,
Можно говорить уж обо всех,
Там из глаз такая рвётся боль,
Что её, попробуй, успокой.

Сегодня, 10 июля, — праздник обретения мощей прп. Амвросия Оптинского. В подарок детям к этому дню — две притчи преподобного старца

«Вот тебе и „не могу!“»

Многим людям, приходящим к батюш­ке, он советовал потерпеть: кому — болезни, кому — обиды и несправедливость. А если в ответ кто-нибудь говорил: «Не могу!»,— то старец вспомнил такую историю.

Жил один человек, купец. Что бы ему ни сказали, он отвечал:

— Не могу! Слаб!

Кто бы его о чём ни попросил, ничего он не делал и никому не помогал, а всё говорил: «Это не могу, то не могу!»

Непривычно мне и больно
На страну свою смотреть.
Словно маюсь я в неволе
И душе уж не взлететь.

Пропитался воздух кровью.
Неуютна тишина.
И рассвет встречает рёвом
Одичавшая Луна.

Словно нет в родном просторе
Места радостным словам.
И пришло к нам снова горе,
Расползаясь по дворам.
 

Лихое, жестокое время.
Повсюду
     царит
      Беспредел.
Безверья посеяли семя…
Взошло!..
      Что,
   иного хотел?
 

Мне даром тебя не надо: с Нью-Йорком или Клондайком.
Я счастлива. Муж меня любит. С другою так поиграй-ка.
С четвертой, седьмой, девятой. Вези на курорт ее в Ниццу.
А если тебе приснюсь я: не стоит с ней разводиться.

Оставь меня. Сколько можно. Цветов от тебя мне не нужно.
Все сложно. Тебе тревожно? Изысканный дома ужин.
Массаж и прекрасный повод – достать коньяка бутылку.
И даже поговорить не с кем? Ну, разве с ее затылком

Карандаш всегда найдёт точилку,
Ножницы найдут наждачный круг,
Для меча всегда найдутся ножны
И точильный камень для услуг.
И когда с тебя снимают стружку,
Не противься, подставляй бока.
Даже если точат понемножку.
Потерпи, терпенье есть пока.
И когда тебя в огонь и воду
Погружают скорби с головой,
Не противься глупому народу...
Это Бог работает с тобой.
Не пытайся прошлое исправить,
Или виноватого найти.
Отправляйся в путь с мечом и верой.
Бог тебя наставит на пути.

Махнёт седым крылом разлука-птица,
Смахнёт слезу уставшее Вчера.
А завтра... может память возвратится
Туда, где коротали вечера.

Восток горит - огнём зовёт отставших,
И поднимает ветер старый лист.
Уж сколько их - вкус жизни потерявших.
Любовь досталась тем, кто сердцем чист.

Мечталось: яблони в цвету,
И дом на солнечном пригорке.
Но невозможно жить в аду,
Где никому не нужен Лорка.

Где в пустоту ушли труды,
И жизнь мерцает тусклой лампой.
Висит над домом тень беды,
Упали вниз со стен эстампы.

— Беги, — мне голос ночью был,
— Спасай детей, пока не поздно!
И кто-то у соседей выл,
А в небе отражались звезды.

Нас покидают пастыри... Заслуженно?
Кто — поездом, а кто — на небеса...
Прокурена душа в нас, дух простуженный...
И бросить бы и вылечиться нужно нам,
Да всё не смеем... Чьи-то голоса,
Поскрипывая, учат уму-разуму...
Не к месту, не ко времени — чужды
Они нам, но боимся спорить сразу мы,
Молчим и верим правде одноразовой,
И мечемся — от «любо» до вражды.
А пастыри... Кто нам еще достанется,
Обобранным, обманутым, больным?
Кто на пути нам встретится, чья палица
Укажет направление, «Quo vadis» нам

Жизнеописание игумении Севского девичьего монастыря Магдалины (Пономаревой), духовной дочери преподобных Льва и Макария Оптинских

Публикуется со значительными сокращениями

Будущая настоятельница Севской обители родилась в 1788 году, в городе Обаяне Курской губернии, в благочестивой семье Агафона и Кристины Пономаревых, и в Крещении наречена была Марией в честь святой равноапостольной Марии Магдалины. «Бог, посещающий святых Своих скорбями и болезнями, — говорится в жизнеописании, составленном ближайшими сподвижницами матушки, — чтобы, подобно злату в горниле, очистить и приготовить души их к будущей славе, избрал и юную эту отроковицу, с самого нежного детства, на путь узкий и прискорбный, предвидя, что явится в ней впоследствии великая сила благодати»[1].

Заметка о поездке в Болгарию написана год назад по заданию приходской газеты. Возможно, сейчас, в сезон отпусков, этот материал и фотографии будут интересны.

Этим летом наша семья провела отпуск в Болгарии. А поскольку мы большие непоседы, наш отдых превратился в увлекательное автопутешествие. Очень хотелось прикоснуться к истории, почувствовать местный колорит этой солнечной страны и, конечно, увидеть древние болгарские храмы. Пожалуй, самое яркое впечатление оставили города-музеи. Такие, как, например, Несебр. Узенькие, вымощенные камнем, улочки, аккуратные двухэтажные домики с красными черепичными крышами и яркими разноцветными геранями на окнах, парящие в небесах белокрылые чайки, — всё это нам, жителям мегаполиса, казалось нереальным и сказочным, настоящим путешествием во времени.

Я знаю все сказки и тайны твои,
Про лунность в ладонях и страх,
Но луны тут спали, и ветер был тих,
И таяла тьма на плечах.

Я знаю, как плачешь в подушку порой,
И звезды считаешь за дни,
И снова кроишь обветшавший покрой
Сует, что в прихожей — одни.

И кажется глупым наш будничный труд,
И веры непонятый стук,
Когда по оконным проемам стекут
Дождями — изгибами рук