Белые ночи

Не уснуть до утра, не уснуть —
За окном снова белые ночи
Будто манят в серебряный путь,
Сердцу радость безбрежную прочат:

Не подступит холодная мгла
К окрыляющей светлой надежде.
Не смогла победить. Не смогла
Восседать на престоле как прежде.

Тайна белых сибирских ночей
Разлилась по небесному своду,
И летит моя песня за ней,
Через сон, через край — на свободу...

Charmante Натали

   Наталье Пушкиной (Гончаровой)

Ах, Наталья! Charmante Натали!
Дива, фея придворного света!
Покорила ты сердце поэта —
Сладкопевца российской земли.

Натали! Стала ты для него
Вдохновеньем — земной Мнемосиной.
Восторгался тобою, красивой,
Но душой твоей больше всего.

И проста, и открыта всегда —
На беду это или на счастье?..
Но какой-то неведомой властью
Прикипала к тебе клевета.

Елоховский Собор

Собор Елоховский. 
К тебе 
я наконец пришла. 
К судьбе 
притронулась твоей, 
К тому, 
что было до меня. 
Приму
я трепет времени. 
Свеча 
в руках волнительных. 
Очаг 
такой пленительный. 
Согрей 
меня замерзшую. 
Скорей! 

Образ

Я Женщину люблю за чистоту
Сердечную, за искренность и верность.
За тихий мягкий нрав и простоту,
Которой чужды лживость и манерность.

За свет души, за многое ещё:
За то, что никогда не поцелую,
За то, что я растерян и смущён,
Когда увижу именно такую.

Не верю, не надеюсь, не ищу
Какой-нибудь таинственной особы.
Не хочется сегодня к шалашу
Хорошенькой, но ветреной зазнобы.

Приходинки — 7

Про старца Фёдора

Духовное училище открылось в нашем городе в начале лихих девяностых. Своего помещения у него не было, занятия проходили в классе обычной школы, и за парту для первоклашки не мог взгромоздиться иной студент-верзила.

Студенты — народ разношёрстный: кто Богу готов служить, а кто просто любопытствует. Преподаватели — немногочисленные местные батюшки, только-только вырвавшиеся из цепких лап уполномоченных по делам религий.

Историю Ветхого Завета вёл у нас отец Аввкумий, добродушный лысоватый толстячок средних лет. Учебников нет и в помине, а семинарские конспекты у батюшки, видать, не сохранились, или своё время он не особо усердствовал, их составляя.

Предчувствие

Предчувствие не выразить словами,
И нет, наверно, трепетней  огня,
Чем это испытание стихами
В преддверии сегодняшнего дня.

Свихнувшиеся мысли, словно пчёлы,
Насытившись, исчезли, наконец.
И первый луч, по-летнему весёлый,
Расплавил безысходности свинец.

Я больше не держу в руках синицу,
Журавлик тоже сгинул без следа.
Я память, будто раненую птицу,
Несу из ниоткуда в никуда.

Старое счастье

Можно, пожалуй, судьбу не допрашивать,
Без толку ей досаждать —
«Долго ли старое счастье донашивать,
Долго ль его ушивать?»

В старом, такого всего обнаружено —
Вспомнить, порою, смешно!
Старое счастье, как старое кружево,
Прелести не лишено.

Вот оно счастье — тепло и доверчиво
Кошечкой дремлет в груди,
Мне и сказать-то ему вроде нечего —
Да и боюсь разбудить.

Визит в деревню

Ехать в вагоне поезда
(простой состав
подмосковная электричка)
рассеянно смотреть за окно,
где мелькают чьи-то дома,
проносятся чьи-то жизни.
Не о чем особо не думать,
кроме того, что плечо ноет от тяжести,
да ещё болит голова:
городская усталость дает о себе знать, наверное.
Через час пробираться по полупустому вагону —
в тамбур, к выходу,
потому что
поезд уже замедляет ход перед знакомой станцией.

Предтеча

И малый свет в душе сильнее тьмы,
И боль невыразимая всё реже,
И люди по привычке ждут зимы,
И вечные слова — одни и те же.

И солнечная жизнь всего одна,
И день обычный, может быть, последний,
Как эта наступившая весна
С каштанами на улице соседней.

А мне сегодня тихо у икон.
Смотрю в надежде зыбкой на Предтечу.
Из тишины пустыни вышел он,
И я спешу безмолвию навстречу.

Жабы квакают в канаве

Жабы квакают в канаве,
Подпевает соловей.
Дом мой в серенькой панаме
Кур пасёт в тени ветвей.

Сливы юные танцуют,
Пляшет ветер озорной.
Облака в страну иную
Мчатся светлою рекой.

И картофель в огороде
Бойко шепчется с лучком.
Между ними кошка бродит,
Машет радостно хвостом.

Страницы