Время

В восемь тридцать я вновь уезжаю,
Есть на свете ещё чудеса,
Я не верю в них, просто по краю
Пробегает моя полоса.

Серый голый ноябрь, как похмелье,
Отпустил и прошёл сквозь меня.
Ночь ушла вместе с лёгкой метелью.
Православные службу звонят.

Сколько чётких извилистых линий
На ладонях сплетали судьбу.
Сколько глаз и зелёных, и синих,
До сих пор я забыть не могу.

О человек! Не рвись душой...

О человек! Не рвись душой
Познать мирских стезей соблазны,
Испивши сладость неги праздной
И плоть признавши госпожой.

Пора бы взор направить ввысь, 
Небес Божественных избранник.
Здесь, на земле, ты только странник —
Минутным блеском 
                             не купись!

Взойди, Звезда

Всю чашу до краёв пила
Своих несовершенств до боли,
Уже смирилась до зела
Своей никчёмностию что-ли.

Вновь на пути к лучу Звезды.
Постом - оружием всесильным
Порушу замки и мосты -
Сластолюбивы и обильны.

Взойди Звезда - зову и плачу-
Над мглою мира и греха!
Тебя найду ли? В сердце прячу
Твой вечный зов издалека.

Стремлюсь и жду Твоё рожденье,
Не угасай надежды лик!
И Рождества прикосновенье
Дай ощутить в счастливый миг!

Канун Рождественского поста

Отогреть в ладонях птицу,
Грех развеять, точно дым.
Паче снега убелиться
Милосердием Твоим...
... То нежнее Взгляд, то строже.
Много прыти,
Мало сил.
Но уж если что не сможем —
Просто выдохнуть: «Спаси…»

2015

Заветная просьба

Скитается осень-притворщица —
Кружит, обещая тепло.
Но небо с утра уже морщится,
А в полдень дожди принесло.

И это надолго, мне кажется, 
Спешу я домой, трепеща.
Язвительный ветер куражится,
Он с тучей сырой сообща.

Печаль моя чистая белая
Привыкла уже к озорству.
А осень шумит: «Так хотела я,
Чтоб сбылся твой сон наяву.

Я стою у окна

Одна боль всегда уменьшает другую.
А. Чехов

Я стою у окна,
Лбом упёршись в стекло,
А внутри меня музыка крутится.
Видно, время пришло
И печаль унесло,
С наступившею было распутицей.

Мне снега — не снега,
И дожди — не дожди.
Всё пройдёт, скоро осень отшутится.
И зима впереди,
И тоска позади,
А внутри эта музыка крутится.

Помолитесь обо мне!

Если образ мой, — не важно,
в памяти или во сне —
искрой промелькнёт однажды,
помолитесь обо мне.

Если вдруг беда какая
в дом ворвётся на коне,
крикну вам, её впуская:
— Помолитесь обо мне!

Иль удача синей птицей
сядет на моём окне,
чтобы мне не возгордиться,
помолитесь обо мне!

Затянувшееся противостояние

Осенней ржавчиной изъеденный туман.
Деревья — гроздья, но без ягод винограда.
А за березок в дальней роще колоннадой
Уже как будто бы скрывается зима.

И долго не решаются богатыри сойтись,
Ни в мутный вечер, ни на зорьке ранней.
Тревогу дней лишь накаляет ветра свист,
Как на Угре немое противостоянье.

Заветное

Мне ничего уже не надо —
воды — глоток, хлеба — кусок.
Вот только б церковь была рядом,
и слышать внучки голосок.

Сквозь щебетанье детской речи
я слышу ангелов привет.
Мы зажигаем тихо свечи
за наш несчастный белый свет.

Встаём рядком пред образами…
Ну с кем ещё я поделюсь
святых молитвенниц словами:
«Поклонами спасётся Русь!»?

Чудес не бывает

Последняя память растает,
Чудес не бывает, прошло.
Зарёю из мысленной стаи
Взлетает добро или зло.

И, кажется, проще простого
Порвать невесомую нить.
Но только не знаешь какого
Святого об этом молить.

Душа, словно вечер, остынет
Чудес не бывает, поверь.
По белой безмолвной пустыне
Придётся тащиться теперь.

Научи меня жить

Научи меня жить,
осень —
У тебя особенный
почерк.
Мой характер порою
несносен,
Но и твой, говорят, 
не очень.
Ах, как много поют
песен,
О любви да ночных
звёздах,
А мой мир за окном 
пресен,
И на минус  сменился 
воздух.

Чудак Иванович

Большой город жил своей обыденной жизнью. Шумел тысячами разноцветных автомобилей, мигал огнями бесчисленных реклам, заполнял тротуары ручьями куда-то несущихся людей.

Николаю, приехавшему в мегаполис из провинции, было трудно привыкнуть к его стремительному ритму. Здесь многое было не так, как в маленьком городке. С соседями виделся редко. Они всегда спешили и были чем-то заняты. Поговорить с ними удавалось нечасто и немного. Разве только с уже немолодым Ивановичем, который жил этажом выше. Он всегда спрашивал у Николая о его здоровье и делах. Добрый взгляд, негромкий голос и всегда опрятный вид Ивановича располагали к беседе с ним. Но соседи считали его чудаком и за глаза шутливо называли Шатуном за необычную походку.

Страницы