Несколько слов в похвалу зиме

Зима, зима,
Мне почему-то близок
Твой неотмирный аскетизм.
И рой спадающих снежинок
С твоей благословляющей руки
Дороже мне цветов изнеженного лета.
А лик луны  — великопостно-бледный —
Как-то особенно красив
Над черной мантией ночного неба.
Ветвистый нерв реки с ее притоками
Под слоем льда невозмутим —
Житейская волна тревогами
Душевный не колеблет мир…

В одной чаше

Как Ты несправедлив, Господь:
палач и жертва, их кровь —
в единой чаше?!

Ты — справедлив,
мы правды не вмещаем:
мы — чаша, мы с Тобой,
и эти оба — наши.

Томимся вместе:
мы — один Адам.

Штопаю

Штопаю, штопаю
иголочкой душу.
Слушай, ребёночек,
душу слушай!
Ниточку в иголочку
вденет небо.
Слушай свою душу,
где стежок не был.
Штопай её ниткой небесной
штопай;
латку на латку накладывай,
чтобы
небом засветилась душа,
как солнцем,
чтобы она стала
в небо оконцем.
Слушай, ребёночек, кротко
слушай —
станешь когда-нибудь
Богу послушен.
Господи Иисусе Христе,
Сыне Божий,
помоги ребёночку
стать пригожим.

Россыпью вырвалось слово...

Россыпью вырвалось слово,
Росписью — образ и знак,
Выше и горше покрова
Нет, только вот спеленать
Время не хватит пелёнок,
Бантиков столько не сшить.
Ветер сегодня, а кроны
Вышел волшебник тушить.
Шел по пригоркам и взморью,
Мачты скрепив кораблей,
Мачты устали от горя,
Мир от военных огней.
Время рассыпалось в травы,
Травы шуршат под ногой,
Там, у вселенской заставы
Выросли корни у гор.

Когда мой взгляд в снегу увязнет

Когда мой взгляд в снегу увязнет,
Минуя грусть ушедших лет,
Придёт калиновою вязью
Лугами вышитый рассвет.

Взметнутся бойкой стаей мысли,
И упадёт одна из них,
Как будто не достигший выси
Мой отсыревший, прошлый стих.

И закричат поля и веси
Сорочьим криком в тишине,
И расцветёт без всякой лести
Светило в неземном окне.

Слово «русский»...

                             * * *
Слово «русский» запретно, поэтому честно и сладко, —
Чем настойчивей время твердит свою грозную месть,
Что нет русской души, нет ее непосильной загадки,
Что нет счастья для русской судьбы, —
                                      тем верней они есть.

Тем вернее, что время боится, лукавит, морочит
И, легко раздражаясь, клянет молчаливый народ,
И усердно скрывает под спудом египетской ночи
Вечность русского неба и русского утра приход.

И опять ты молчишь не о том

               * * *
И опять ты молчишь не о том,
И оставлена жизнь на потом,
Отдаёшься не воле, а случаю.
А экспрессное время скользит,
Проходя через сердца транзит,
Зримой необратимостью мучая.

Вспоминаешь: Иона и зев.
И все меньше доступен резерв,
Чтобы тратить на что-нибудь лишнее.
Как сильна оголтелая рать
На войне. Но тебе выбирать
Между Богом и мнимыми кришнами.

Лист зимы

Слепит глаза от снежной белизны,
Передо мною чистый лист зимы -
Ночного снегопада утешенье.
Морозной лёгкости душа полна,
В ожившем сердце манит глубина
Не пойманного замысла творенья.

Искристой пудрой сеется снежок,
От ветерка закручивая слог -
Ещё Ты милостью не оскудел, Владыко!
И с нежностью укутываешь ель,
Чиста Твоя седая акварель,
Ты грешный мир всё так же любишь тихо!

Очистись, дỳше...

Глас Господень на водах вопиет, глаголя:
приидите, приимите вси Духа премудрости,
Духа разума, Духа страха Божия, явльшагося Христа.
                                      Из тропарей на водоосвящении

Очистись, дỳше, как когда-то Нееман!
Всё тот же Иордан перед тобою —
для омовенья, с верою живою,
для врачевания духовных ран.

И голубь смысла вспыхнет над тобой,
сыновнюю судьбу преднарекая.
Останься Авелем, когда витает «Каин
сомнения» над праздною толпой;

не забывай, Кто впереди — как свет,
пронес Себя, страдая и смиряясь,
и Чья в тебе сознательная завязь,
Чей лик мерцает — радости в ответ!

Когда падает снег...

Когда падает снег тихо и не спеша
На ресницы и веки, и щеки,
Когда падает снег, — невесома душа
Слышит голос из неба далекий.

Когда падает снег, словно в поле свеча
В одиночестве высится тополь.
В дремоте его ветви седые молчат,
На ветру наигравшись превдоволь.

Когда падает снег, замирает вода,
Как бы слушая речной плеск става.
На крещенскую прорубь Креста — Иордан
Белый лебедь спустится плавать.

Родина

Ямы Форума заново вырыты
И открыты ворота для Ирода,
И над Римом диктатора-выродка
Подбородок тяжелый висит
                            О.Э. Мандельштам

А знаете здесь жить-то страшно:
Шаг влево — кажется, — расстрел...
Вот Некто-в-Сером даст отмашку —
И ты, уволенный от дел,
Да что там — и от жизни, будто
Комар, прихлопнутый впотьмах,
Прощаешься туманным утром
С любовью, родиной... Сквозь страх
Еще мелькают силуэты,
Привычки, лица, голоса...

Пойте надо мной...

А когда всерьёз слягу, обомлев —
Жизнь нельзя купить-выменять —
Пойте надо мной, пойте обо мне,
И от моего имени;

На любой  мотив, голосом любым —
Только бы слова Божии,
Чтоб ненастным днём светом голубым
Небеса на миг ожили,

Чтоб крестом проплыл белокрылый стерх
Над моей земной пристанью,
Чтоб от песни той устремились вверх
Взоры, как один, пристально,

Два листа на верхушке тополя...

Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него,
хотя бы ад восстал на вас и весь мир
кипел на вас злобой и прещением, и веруйте:
«Близ Господь всем призывающим Его во истине».

                     Прп. Варсонофий Оптинский

Два листа на верхушке тополя
Не сорвали ни дождь, ни снег.
Хоть ветра разгулялись по полю
И мороз сковал жилы рек.

Безнадежно крепко цепляются
Два листа в небесную синь.
Они честно в бою сражаются,
Ты попробуй их с ветки сдвинь.

Двери святости

Недавно моя дочь, учащаяся в киевской общеобразовательной школе, сообщила новость. Вместо Достоевского, которого в последние годы проходили в одиннадцатом классе как зарубежного (!) писателя, поставили Зюскинда с его «Парфюмером». В компании «невостребованных» вместе с Федором Михайловичем оказался также и Тургенев. Событие незаметное, но знаковое. Размышление об этой очередной ступени к изменению народного сознания приводит к мыслям... о святости. А именно.

Бывает, что звезда святости зажигается там, где нет никаких предпосылок для ее появления. Как зеленые побеги молодой травы находят путь через микроскопическую трещинку в асфальте, так и святость имеет силу пробивать твердыню многих человеческих и дьявольских преград. Святость неожиданно может вспыхнуть среди моря страстей, тины всевозможных греховных привычек, необразованности и даже безбожия. История Церкви знает немало таких случаев. Мария Египетская, находящаяся на дне разврата и вдруг нашедшая в себе невероятную силу покаяния. Святой Вонифатий, которого от постели любовницы до страданий за веру отделили всего несколько дней. Святость иногда даже не нуждается в проповеди — так было, например, со святой Варварой. Одно только созерцание красоты окружающего мира посеяло в ней семя веры.

Так бывает, но все же это редкие случаи, отмеченные в церковной истории именно своей необычностью. Они как немногие прекрасные цветы на каменистом склоне горы. Если же от этих отдельных побегов перевести взгляд к огромному цветущему саду православных святых, то мы должны будем говорить о воспитании святости.

Страницы