Омилия

Какую дорогу
не выберешь ты, -
тебе на подмогу приходят мечты
из дальней далёкой
родной стороны,
твоей.

А музыка сердца 
звучит без границ,
даруя созвездья улыбок и лиц.
Мечтою о встрече 
с тобой мы близки,
родной. 

Но из декабря
Брошусь к вам, живущим
Вне календаря,
Наравне с грядущим. (А.Тарковский)

Мы пока что в своем декабре.

Там, где храмы зимой куполами

Осеняют наш город. Огнями

Снег искрится в ночном  серебре.

Еще простор не умер! Широки
Еще поля и души в нашем крае!
Не спились без работы мужики,
А ладят вечный двигатель в сарае.

И женщины выходят из девчат,
Что не украсят глянцевой обложки,
Но о судьбе загадочно молчат,
И ангелов рождают, словно кошки.

Бегу я в храм Божий, «лечу на крылах»!

Старушка стоит с благочестьем в глазах.

«А ну-ка, куда ты? А ну, тормозить!

Воротами узкими надо входить».

Спасибо, бабуля за ценный урок,

А то ведь мне было совсем невдомек.

Широки врата – нараспашку душа,

И кажется, жизнь до того хороша!

Я слышу ветер заоконный,

А шум листвы еще слышней.

Горит свеча. И лик иконный

Мне все становится видней,

Тот образ светлого мечтанья!..

А он то ярче, то темней,

И проступают очертанья

Святого лика – без теней.

Уж недалёко Новый год,
А всё, как будто в трауре, застыло.
И слово так никто и не берет
Над лета уходящего могилой.

Действительно, когда слова могли
Вернуть уже шагнувшего с порога?
В молчании его благословим:
За всё былое – слава Богу!

Вытри слёзки, малыш. Они были так хороши!

Тёти-дяди детский плач свой  забыли.

Растеряют люди дорогОй   пазлы души,

И не плачут, замёрзнув, в них слёзы застыли.

Мама будет стареть, а ты будешь расти.

Сбереги в себе память тех слёз.

Что бы мог со слезами сказать: «Прости»

У могил среди наших берёз

Двор в саване белом ожидает пургу,

Стою у окна, слёз сдержать не могу.

Ещё одна пятница уйдёт с декабрём

Нож горечи острой саднит под ребром,

Где сердце.  Где должно быть оно,

Но там теперь бьётся его сублимат,

Испивший нежданно тризны вино,

Со вкусом полынным. Горький обряд!

Ветер взывает к небесным хорам

И плакальщиц вой поплыл по дворам:

«Елена, Елена, Елена, Елена… »

Кружатся со снегом созвучья рефрена

«Елена!» ― Беззвучно им вторили губы.

― Мне плохо, родная. Плохо, голуба.

В расколотом мире, где не стало тебя.

Где солнце чадит, чернотою слепя.

Не знал я щемящей такой пустоты,

В том мире, где рядом всегда была ты.

Была… ужасны глаголов спряженья!

В деревне Бог живет не по углам,
Как думают насмешники, а всюду…
(И. Бродский)

Это случилось в тот самый день, когда к Нине Сергеевне пожаловал в гости ее коллега, врач-невролог Петр Иванович Н. Когда-то они работали вместе. Мало того, именно Нина Сергеевна посвятила Петра Ивановича, тогда еще всего-навсего желторотого интерна¹, в кое-какие премудрости практической медицины, которые познаются не из книжек – из долгого и горького врачебного опыта, так что не без основания считала его своим учеником. Но потом Петр Иванович, наскучив, подобно юному бурлаку Ларьке с известной картины Репина, тянуть лямку рядового врача, подался в коммерцию и за три года преуспел на этом поприще гораздо больше, чем за семь лет изнурительной поденщины в одной из городских поликлиник. Теперь он являлся владельцем частной клиники «Доктор Лечиболь»², в которой сам вел прием, как врач-невролог, и жил припеваючи, благословляя тот день и час, когда он не послушал Нину Сергеевну, уговаривавшую его остаться работать в поликлинике. Кем бы он был тогда? Зато кем он стал теперь!

Как же радостно на свете
Жить, работать, вдаль глядеть!
Как же радостно, что дети
Будут счастьем в нас звенеть!

И когда сынка иль дочку
Я прижму к своей груди –
Лучик солнца, даже ночью,
Засияет впереди!

Однажды в летний день открыть окно,
Включить советский фильм про мушкетёров
И вспоминать о детстве. И оно
Придет в твой дом. Тихонько дрогнут шторы,

«Некий верующий человек часто предавался унынию. И кто-то посоветовал ему записывать в особой книжечке все милости, которые посылал ему Господь. И всякий раз, когда уныние охватывало его душу, он открывал эту книжку. Вот что он рассказывал: «Стоило мне тогда лишь заглянуть в мою книжку, вновь окунуться в испытанную мною любовь Божию, чтобы мгновенно рассеялись все тучи: теплой волной радости и упования переполнялось сердце, и хотелось только благодарить и славить Бога без конца»

Все же уныние - грех,
Утром унылым и серым.
Лучше стакана - смех!
Можно без всякой меры.

Можно без всяких причин,
Можно без смысла и цели.
"Смех против бед и кручин."
Вот он, рецепт панацеи.

Смейся, мой друг, хохочи,
Можно как лошадь (над мулом).
И как утверждают врачи:
Лучше упав со стула.

После жестокого боя части Красной Армии отступили. Солдаты, изредка отстреливаясь, россыпью побежали по склону широкой зеленой балки в сторону Днепра. Те, кто успел, с разгона прыгали в стоявшие у берега рыбацкие лодки и, изо всех сил гребя веслами и кусками попавшихся под руки досок, стали переправляться на другую сторону реки. Вода вспенилась от разрывов снарядов и всплесков пуль. Дым и пар закружились над мутной поверхностью древнего Славутича. Красноармейцы устремились в извилистые протоки плавней, и постепенно стрельба затихла. Немцы успокоились и стали с интересом рассматривать захваченное село. Белые хаты с обеих сторон балки образовывали яркий неповторимый орнамент из черепитчатых, соломенных и камышовых крыш. В садах спели розовощекие яблоки, желтые груши и сизые сливы.

Богомольцем пойду по России 
Ни сумы, ни одежд не возьму 
И о чем бы меня не просили 
Помолюсь, и всплакну, и пойму.

Ах, Россия, святая землица 
Ты зачем уклонилась так в грех 
И теперь лишь паломников лица 
Светят светом небесным за всех.

Она себя, как мёртвую, в наём
и дьяволу, и Богу в одночасье
сдала, чтоб выжить - мертвенный приём:
побег от скорби в череду несчастий.
Пусть гонит смерть стадами облака,
хоть клоком шерсти на ветвях остаться -
не умереть, а жизнью тлеть, пока
земным путём приходится скитаться.
Болит, болит - скорей перевязать
страдалице её пустыни раны.
Вновь сердце слово силится сказать
в забывчивости сонные туманы.

* * *

Самая длинная ночь в году.

Тайна заснувшей природы.

Погружается солнце во тьму,

Солнцеворота причуды грядут,

Протуберанцы погоды.

Тайна, не ведомая никому.

Гулкой ночью

                    среди сновидений

Молча рядом с тобою мы шли.

Взявшись за руки,

                            наши две тени

За собой нас куда-то вели.

В день памяти святителя Спиридона Тримифунтского

Квартирный вопрос давно занимал мой ум, я не знала, как подойти к его решению. Денег особых мы не имели, дать их нам было некому. Муж был категорически против «жизни взаймы», то есть кредита. Мы жили в небольшой двухкомнатной квартире, но сын подрастал. Я понимала, что этот вопрос встанет и лучше его решать заранее. Но деловой жилки у нас нет, и я отложила этот вопрос за нереальностью его исполнения.