***
С міромъ!
Мы ходим по трудным дорогам.
Носит судьба нас по разным орбитам.
Путь не прочерчен нам Господом Богом.
Крут и тернист. Мы же склонны к обидам.
Но на кого? На себя? На планету,
Что нам всё меньше цедит озона?
Бросишь в фонтан золотую монету,
А возвращаться – нету резона.
Каждый из нас – одинокий прохожий.
Так мы приходим и так угасаем.
И, как свеча, здесь пока не растаем –
Встретимся!
Может, в том Промысл Божий?
«Любовь долготерпит, милосердствует… все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит», — провозглашает в своем гимне любви апостол Павел. — «Любовь без духа слепа, пристрастна, своекорыстна, подвержена опошлению и уродству». «Только духовно-слепой может восхвалять любовь как таковую». «Любовь, взятая сама по себе, есть начало слепой страсти»,— добавляет с горечью Иван Ильин.
«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»,- говорит Спаситель в Нагорной проповеди. Но Ильин призывает к противлению злу силой, к «безжалостной вражде ко злу в себе и в других», вражде, «которая необходима пророку, государственному вождю и воину». Как будто явное противоречие не только букве, но и духу Евангелия!
Искусство есть служение и радость. Служение художника, который его творит и создает для того, чтобы вовлечь и нас в сослужение с собою. Радость художника, создающего и, вот, создавшего в своем произведении новый способ жизни, и подарившего нам, созерцающим, эту незаслуженную радость...
Понимают ли это люди? Помнят ли ныне об этом народы, мятущиеся и соблазняемые в духовной смуте? Знают ли они вообще, что такое служение и радость?
Радость...
Великий пост — самое лучшее время года. И если кто-то считает, что его наступление cвязано только со всевозможными ограничениями и запретами, то глубоко ошибается. Ведь Великий пост — это путешествие, паломничество к великой пасхальной радости, а какая дорога без трудностей?
Подобно всякому путешествию, пасхальное паломничество готовит много интересных встреч и событий. А тяготы и скорби, которые встретятся в пути, будут растворяться в радости нашего восхождения. Миллионы верующих во всем мире отправятся в это путешествие, которое приведет их к светлому торжеству Христова Воскресения.
Не должен поэт лицемерить,
Хоть многие этого ждут.
Не должен в безвыходность верить:
Поверит – и строки уснут.
Поэту нельзя полагаться
На славы обманчивый звон;
Нельзя равнодушным остаться
К набату тревожных времен.
… Но кто он, поэт, коль утратит
Спасительной Истины свет,
И мирным теплом благодати
В служеньи не будет согрет?
8.01.2010 г.
Юрий Коваль — один из самых известных и любимых детских писателей СССР и России и самобытный художник. Книги Юрий Коваля переведены на многие европейские, на китайский и японский языки. По его произведениям сняты и продолжают сниматься художественные фильмы и мультфильмы.
Детство и учёба в МГПИ им. Ленина
Юрий Коваль родился в Москве 9 февраля 1938. Его отец был начальником уголовного розыска города Курска, во время войны работал в Москве в отделе по борьбе с бандитизмом («Отец всю войну прошёл в Москве, тем не менее был многократно ранен и прострелен»), а потом был назначен начальником уголовного розыска Московской области. Мать, по специальности врач-психиатр, работала главным врачом психиатрической больницы в Поливаново под Москвой. В Поливаново Юрий Коваль провёл бо́льшую часть своего довоенного детства.
8 февраля годовщина гибели крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец".
Глава в их память.
На четвёртый день войны, Россию потрясла ужасная новость из района боевых действий: погибли два судна: крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец».
Самой первой об этом узнала тётя Сима, ей рассказал о беде мясник на Сенном рынке.
–Так сокрушался, сердечный, так сокрушался, ровно своими глазами всю морскую баталию наблюдал, – разматывая пушистый платок с прозрачными бриллиантами оттаявшего снега, говорила она Тимошке,– Даже лишнюю свиную ножку мне подкинул. Бери, – говорит, – тётка, пока я в расстроенных чувствах. Раз такая беда над Россией, то мы как братья и сёстры должны друг другу служить.
Вся Сенная площадь переживает. Народец газеты от корки до корки перечитывает, там вся японская подноготная, как на ладони расписана. А император у них по-собачьи называется «микадо». Слыханное ли дело: помазанник Божий и такой поганой кличкой наречён!
I
Двадцать тысяч лун сменилось, а душа моя скорбит смертельно, и нет мне покоя ни на мгновенье. Имя моё леденит уста говорящего и колет ухо слышащего, образ мой гаже осьминога, едче скорпиона. Проклят я от Бога и среди людей, но не одинок я в мерзости своей…
Не был я дурным человеком. Отец мой держал торговлю чёрной шерстью, и я помогал ему в лавке. Жили мы в Кериоте, к югу от Хеврона, среди каменистой пустыни Иудейской, где окрестные пастухи пасут чёрных коз и овец своих. Жили мы на Авраамовой улице, в доме, сложенном из серых камней и увитом лозой виноградной. Росой умывались опаловые ягоды, и солнце перебирало их лучами своими. Лет же мне было около тридцати. Собирался я жениться и купить белого осла, на которого в кипарисовом ковчежце были отложены у меня сто пятьдесят динариев.
Был я как все и мечтал, чтобы в лавке моей звенели тетрадрахмы, и детишки мои играли подле меня, и отец спокойно доживал дни свои. Чтобы белый осёл кричал у ворот моих, а Есфирь ночами обжигала меня ласками.
Альфред де Мюссе
(1810 – 1857)
Из «Майской ночи»
…Туманным вечером, полётом измождённый,
Садится пеликан в родные тростники.
Птенцов голодных выводок озлённый
Бежит ему навстречу взапуски.
Спешит к отцу, добычу предвкушая,
Пустынный берег резким криком оглашая
И зобами нелепыми тряся.
И вот, забравшись на скалу с трудом,
Детей жестоких спрятав под крылом,
Глядит с тоской безмолвной в небеса.
На камни чёрные из раны кровь струится.
Вотще обыскивал рыбак морское дно –
Не поделился Океан с ним ни крупицей –
Своё лишь сердце на прокорм принёс одно.
Подставив грудь разверстую, в молчанье
Отдав нутро сынам без колебанья,
В неистовой любви боль топит он.
Кровавым млеком истекая, между тем,
На тризне собственной. Сбывая мук ярем,
Он страшным наслажденьем опьянён.
Было уже довольно поздно: десятый час в начале. А старик Матвей только возвращался домой из города. На автобусе он добрался до Ахтырки и, миновав село, шёл теперь через заснеженное поле по узкой утоптанной чьими-то ногами тропке. Его родная деревня, Морозово, находилась в нескольких километрах от Ахтырки. Дороги туда никогда не было, и от тракта обычно добирались пешком. Оно бы и ничего, недалеко: сразу за полем речка, а как речку-то перейдёшь, за березняком, вот так тебе прямо в глаза и Морозово. Но зимой, когда рано темнеет, и всё небо заволакивает тяжёлыми, плотными тучами, так что ни луна, ни звёзды не проглядывают, и не видно собственную вытянутую руку, дорога кажется вдвое длиннее.
С тех самых пор, как Она умерла, Он приходил каждое воскресенье на кладбище и сидел у могилки на маленькой скамеечке, предусмотрительно поставленной внутри чугунной ограды. Клочок земли с холмиком и крестом принадлежал не Ему. И это было странно, потому что Ей не нужны были теперь ни земля, ни чугун, ни мрамор. Ни даже кустик жимолости или анютины глазки — нежные, стыдливые цветы с лиловыми, бархатными лепестками.
Иногда Ему приходило на ум, что он хозяйничает на земле мертвеца. И тогда делалось страшно и стыдно — слово это так не шло к Ней, что, казалось, Её оскорбляло.
7 февраля 2010 года в г. Обнинске (Калужская область) состоится открытие V Международного Сретенского православного кинофестиваля «Встреча». Фестиваль проходит по благословению митрополита Калужского и Боровского Климента и при поддержке Министерства культуры РФ. О том, каким будет фестивальная программа в этом году, о радостях и трудностях этого кинофорума – беседа с президентом кинофестиваля монахиней Софией (Ищенко).
– Матушка София, как бы вы определили основное отличие кинофестиваля «Встреча» от других кинофестивалей и кинопоказов? И в чем особенность нынешней, пятой «Встречи»?
– Наш кинофорум имеет четкую религиозную направленность и является благотворительным социальным проектом. От других подобных проектов он отличается тем, что не скрывает своего религиозного содержания. Опираясь на христианскую этику и эстетику, он показывает путь выхода из духовного кризиса.
Историю почти каждой семьи можно проследить по вещам, принадлежавшим многим поколениям, избирательно накапливающимся и передающимся по наследству. Из пожара, сгубившего дом Яночки и её мамы, удалось вытащить большой бабушкин сундук в металлической узорчатой окантовке и старинную швейную машинку «Зингер», а так же некоторые тёплые вещи. Всё остальное пропало в пламени. Спаслись корова и задиристый петух со своими курочками. Остался нетронутым и погреб со всевозможными запасами на зиму.
Но жить погорельцам было негде, а зима в тот год выдалась лютая. Их приютили соседи. Выделили маме с дочкой закуток за занавеской возле печки, где они и спали вдвоём на бабушкином сундуке.
Яночка видела часто по ночам, как мама становится на колени перед небольшой иконой Спасителя, прикреплённой к бревенчатой стене, и при тусклом свете огарка свечи что-то шепчет долго-долго, а по щекам её текут слёзы. Девочка пыталась по движению маминых губ догадаться, о чём же она просит Бога.
Над распахнутой бездной
Плач души затерявшейся:
Где ты, ангел небесный?
Где Ты, Солнце сиявшее?
И не видно спасения,
Только боль и страдание.
О, Любвь беспредельная,
Доброта несказанная!
И откуда–то взглядом,
Дуновением–поступью:
– Я люблю тебя, чадо!
– Я люблю Тебя, Господи!
– Я люблю тебя . . .
Под утро, сквозь пелену ночной тишины настойчиво прорвался сигнал телефонного аппарата.
Сперва Тимка подумал, что ему это приснилось, и накрыл голову подушкой, но звонок продолжал верещать, заставляя встать с кровати и бежать в прихожую.
–Алло, это квартира доктора Мокеева?
–Да, сейчас я его разбужу, – потряс головой Тимофей, прогоняя остатки сна. Будить никого не пришлось. Мигая глазами спросонья, Пётр Сергеевич босиком стоял в дверях, торопливо натягивая на себя рубашку.
Он отрывисто сказал в телефонный рожок несколько слов, и, не попив чая, ушёл в больницу.
–Случилось что-то важное, –понял Тимофей, и не ошибся.
Про это «важное» он узнал, едва приоткрыл дверь на улицу, чтобы отнести Крысе свежего молочка.
–Гимназистик, ура! Войнушка началась! – стукнул его по голове растрёпанной кипой свежих газет мальчишка-разносчик, – Представляешь! Вот здорово!
Ангел мой, пора, пора в дорогу!
От духовных выжженных пустынь
Мы пойдём с тобой в обитель Бога –
В Хиландарский сербский монастырь.
Ангел мой, прости мне без возврата
Вдаль ушедшие, разгульные года…
Я себя считаю виноватым,
Потому-то и спешу туда!
Ангел мой, среди руин былого
Мне осталась жухлая листва.
В Хиландаре я услышу Слово
И забуду прежние слова.
Мы затеряны в клетках квартир:
Телевизор, "инет", телефоны,
А на улице снег, как зефир,
По которому бродят вороны.
А над речкой – оранжевый шар,
Изучает тулупы и шубы.
И ушицы ядрёный отвар,
Обжигает рыбацкие губы.
И скрипит на морозе снежок
Под ногами случайных прохожих,
И свой первый, счастливый шажок,
Сделал мальчик, на маму похожий.
Я сегодня не выйду в эфир
И на день отключу телефоны.
Я хочу в этот сказочный мир,
Где по снегу гуляют вороны.
2009
Фантастическая повесть
1.
Этот город странный. Как бы это объяснить. Ну, представьте: вы покупаете мороженое. Летний знойный день. В тени около сорока. Пот градом. Рубашка на теле – хоть выжимай. Во рту пересохло ещё с ночи. Пить хочется, а что толку. Вода не спасает, хоть ты бочку осуши. И вот мороженое. Пломбир. Из холодильника. Белый такой. Парок от него прохладный. Руки от нетерпения дрожат. Так и хочется припасть губами, языком, зубами к этому снежно-нежному чуду. И вот, не удержавшись, ты кусаешь этот пломбир, и… Бог ты мой! Какая гадость! Он же горячий. Вот так, именно горячий. Такой особый сорт мороженого – шутка генной инженерии.
Нет, пожалуй, это неудачный пример. Как же тогда объяснить?
На белый лист разлилась тушь
И потекла на стол.
И рифм созвучие, и душ –
Алмаз, что ты обрёл.
И в неприкаянной судьбе
Не только – мели, рифы...
Любовь живёт, любовь к тебе –
Надёжный парус рифмы.
В моей душе, в моей душе,
Где было столько бурь,
Весна уже, весна уже –
Февральская лазурь.
(Слово о Н.Н.Страхове)
Удивительно, но в наше время перед российским обществом стоят те же проблемы воспитания и образования – в глубоком смысле основ народного бытия, – что и во второй половине ХIХ века. Застарелые проблемы, которые пытался решить выдающийся русский философ, литературный критик, публицист, один из столпов почвенничества, член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук Н.Н. Страхов (1828-1896).
***
Николай Николаевич Страхов родился в семье священника. В 1851 окончил Педагогический институт в Петербурге. Преподавал естественные науки в Одессе, затем в Петербурге. С 1861 сотрудничал с Ф. М. Достоевским, был ведущим сотрудником его журналов «Время» и «Эпоха».
