Диптих
1.
Посвящается Виктору Николаевичу Галацану,
светлая ему память и Царствие Небесное.
Падал дождь, разбиваясь о землю.
Что-то город мне небом шептал.
Вспомнил я, как был молод и зелен,
Отучившись, работу искал.
Вы меня пригласили, не зная,
Чем крестьянское сердце живёт,
И какая телега познаний
После вуза студента везёт.
Переделала одно свое крайне неудачное стихотворение...
Я не искала ни страсти, ни рока,
Нежность собрав неизбывную -
впрок,
Выковав меч из добра - вот морока,
Сталь закаляла я бисером строк.
Тонким, ромашковым привкусом счастья,
Полнится утра прохладный туман,
Думала, будет мне радости
Часто…
Милый подарок и бантик-тесьма.
«Убей в себе раба!!!»
(Модный с 90-ых годов лозунг на постсоветском пространстве в среде псевдоинтеллигенции)
Свободным быть – нелёгкая судьба,
Тяжёлый путь под знаменем Господним.
Бравурный клич «Убей в себе раба!» -
- Плохой римэйк девиза «Стань свободным!»…
Вот раб-холуй. Он сделался рабом
Природно, не по страху, без «батыйства».
Холуй, убив раба в себе самом,
По сути совершит самоубийство…
Вот раб-злодей. Живёт в нём лютый зверь,
Но рабский страх стренóжил злую силу.
Убьёшь в таком раба – откроешь дверь
Нерону, Торквемаде, Чикатило…
Видим, что куда одна скотина пойдет, туда за ней и прочий скот следует, хотя оттуда и вред ему будет. Так многие люди безрассудно делают, и по чувствам, а не по разуму поступают, и друг за другом по примеру скота следуют, не думая, полезно ли это будет или вредно. Видим эту беззаконную и пагубную в мире ревность. Один начал частые банкеты устраивать, пить, гулять, упиваться, и прочих упаивать, — то же делает и другой, и третий. Один начал щеголять — последуют ему и другие. Один много собрал богатства — и прочие о том же заботятся. Одна бесстыдница намазывает свое лицо белилами и красками — следуют ей и другие, и пагубно делают все, как одна. Один беззаконный купец просит у торговца цены выше, чем товар стоит, и клятву в том дает, и святое и страшное имя Божие в том беззаконном деле призывает. Делают то и другие, подобные ему. Так и в прочем бедные люди друг другу подражают.
Блажен весь мир, его покой,
покуда неделим весь строй
твоих души, ума и чувства,
и от болезненного хруста
и нет намека на разрыв,
и голос медленен и тих;
покуда кем-то ты храним,
смирен и кроток перед ним,
твое обережется сердце,
и vox glamantis in deserto?
в его надежде и тоске,
услышав где-то вдалеке,
ты, во спасенье бросив кров,
не отступив, пойдешь на зов...
Vox glamantis in deserto (лат.) - глас вопиющего в пустыне
Начало станет продолженьем мнимым,
когда утратится покорность Духу,
взлелеянное станет уязвимым,
отнимется у зрения и слуха.
Дни незаметно включат свой отсчет,
и их не упредить ни до, ни после,
они бесстрастны в области забот
о положении твоем и росте;
они безостановочно текут
не сквозь, а как-то мимо и не слышно
и, даже если умолять, не ждут,
а расправляются с тобой привычно.
Жестокою становится игра,
просчитанные формы злы по сути,
тебе казалось, дни — твои друзья,
и ты учел все встречи и разлуки,
учел и на себя со стороны
смотрел почти беспечными глазами,
когда твои пророческие сны
тебя узнали в предстоящей драме.
Когда говорят «Америка», воображению представляются Нью-Йорк, американские дядюшки, мустанги, Кулидж и т. п. принадлежности Северо-Американских Соединенных Штатов.
Странно, но верно.
Странно — потому, что Америк целых три: Северная, Центральная и Южная.
С.А.С.Ш. не занимают даже всю Северную — а вот поди ж ты! — отобрали, присвоили и вместили название всех Америк.
Верно потому, что право называть себя Америкой Соединенные Штаты взяли силой, дредноутами и долларами, нагоняя страх на соседние республики и колонии.
Вмешательство стран Запада и Турции в гражданский конфликт в Сирии грозит стать началом большой региональной войны. Только что в СМИ прошло сообщение, что в случае интервенции со стороны международных противников режима Асада его союзник — Иран — может нанести удар по Израилю. Конечно, Запад сокрушит и Иран, однако, никто не знает, во что может превратиться Ближний Восток, да и мир в целом, после такой большой войны. И, кстати говоря, что будет тогда с Россией, которая едва ли пойдет на попятную, когда на нее начнут вовсю давить потенциальные победители. Вот на эти темы, о причинах обострения ситуации с Сирией и о последствиях вероятной интервенции стран Запада, мы и решили поговорить с известным российским специалистом в области международных отношений, заместителем директора Центра комплексных европейских и международных исследований Национального исследовательского университета — высшая школа экономики Дмитрием Сусловым.
Выдающиеся люди
Выдают своё за правду.
И размахивают щедро
Разноцветным полотном.
Выделяют жирным шрифтом
И крикливо утверждают,
Что в палитре все смешались:
Человеки – семь в одном.
Выдающиеся люди
Выдают других за грошик.
И своё при этом имя
Прячут с грошиком в карман.
Потому свои награды
Все почтенные герои
Получают и скрывают
Выдающийся обман!
Есть в отстранённости простая суть, -
Безмолвно наблюдать чужую совесть:
Ползёт по нервам горделиво ртуть,
В невидимой войне сражая доблесть.
У человечности простой закон -
Отдать последнее взамен на слёзы.
Трещит и рушится мир-одеон,
И множит прошлое ошибки-грозы.
Есть в отстранённости простая суть -
Хранить молчание, покой – до срока.
И мощь смиренная когда-нибудь
Всё победит любовью Бога.
Море съело старый причал,
Повзрослела давно Ассоль:
Одиночество – на плечах,
На висках серебрится соль.
Приходили к ней паруса,
Капитаны, да, всё – не Грей;
Каждый в сердце якорь бросал,
Но ветрила их – цвета «grey».
Может, счастье её не там,
Не под парусом на волне,
Может, вовсе – не капитан,
А прекрасный принц на коне?!
Мудрой стать бы на склоне лет,
Не тревожить в душе мозоль…
Но мерещится алый цвет
Над простором морским Ассоль.
Grey[grei](англ.) – серый.
Так холодно стоять на перекрестке,
Когда весь мир порабощен зимой.
Нет ни души вокруг, лишь две березки
Укрылись рядом коркой ледяной.
И кажется, что ни камин, ни «Вермут»
Не разогреют ток твоей крови,
Ведь полчаса всего, как ты отвергнут
После признанья страстного в любви.
И кажется, что смерть сейчас желанна.
И пусть весь свет, да что там свет! Она!
Постигнет глубину самообмана,
Поняв: кого навеки лишена.
Какие - то неведомые силы
Тебя влекли перешагнуть предел.
И надпись ты представил на могиле:
«Влюбленный умер – мир осиротел»
Свое первое стихотворение Эдуард Асадов написал в восемь лет. С тех пор писал всегда — в том числе и на Великой Отечественной войне, на которую ушел добровольцем, и на которой потерял зрение в 1944 году, после ранения осколком. С тех пор до самой смерти Асадов носил на глазах черную повязку, которая, впрочем, не мешала ему не только писать стихи, но и издать 47 книг — серьезное достижение и для любого зрячего автора.
Эдуард Асадов в своих стихотворениях обращается к лучшим человеческим качествам — к доброте, верности, благородству, великодушию, патриотизму, справедливости. Будучи незрячим, Асадов видел жизнь глубже, проницательнее, живее, чем многие другие. Стихи Асадова сердечные, доходчивые и проникновенные, они пережили своего автора и остаются актуальными в любое время.
Сброшен с горы —
только грезит,
что птицей летает.
Был он живым,
но в падении жизнь
потеряет.
Камень летит —
о падении
не помышляет.
В нынешнем году исполняется 960 лет со дня рождения и 900 лет княжения в Киеве великого князя Владимира Мономаха (1053—1125) — выдающегося государственного деятеля древней Руси, с именем которого связаны объединение и укрепление русских земель.
Феномен седой русской старины в том, что с течением веков она не устаревает и не ветшает. Из её сокровищницы соотечественники до сих пор могли бы черпать превосходные образцы устроения Отечества, государства, дома, семьи, доброго жития.
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу, —
эти пушкинские строки призывают современного человека воспринимать древность, прошлое страны как своё, родное, значимое в настоящем, сохраняющее непреходящую ценность для будущего. Вот только смогут ли, захотят ли прислушаться нынешние «потомки православных», из которых сегодня злонамеренно вытравливается истинное чувство русскости, родины, духовного родства?..
Сопротивление распаду
как остановка снега на лету,
как изданный закон: не появляться
весной на свет нежнейшему цветку;
как поворот стоглазый облаков,
из-под ресниц упрямо бьющих ветер,
как приближение родных шагов
тебя покинувшего навсегда под вечер.
И даже если, это все поправ,
тебя родным никто признать не сможет,
пусть снег качается веками, не упав,
и реки вспять текут, и кровь под кожей.
И оживет когда-нибудь стена
от прорастающего сквозь нее растенья,
тебя пронзит безбольно тишина
без ведома и без сопротивленья.
Без острых углов... Округляюсь. Иголки стригу.
Уже не боюсь - даже брюшко подставить врагу.
В подушечку вколоты - острые фразы-иголки.
И зубы стальные - пылятся тихонько на полке.
И это - не трусость. Не старость. Не некий расчёт.
И... не оттого, что мне лысину солнце печёт...
С ума не сошёл... И невинен в юродстве убогом.
А просто - пришло пониманье, что ходим под Богом.
Старится сиюминутно
твой заоконный пейзаж,
ты, как случайный прохожий,
в нем остаешься на час;
весь, до прозрачной крупинки,
камень стирается в пыль,
перенося всю пустыню
с помощью этих крыл;
и неприметно движение
вечного в вечном для глаз,
высь, до земли опускаясь,
держит и держит нас,
жертвенно, неотвратимо
падает небо вниз,
чтобы последнее семя
И упало каменное слово
На мою ещё живую грудь.
Ничего, ведь я была готова.
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
