Страницы
Памяти отца...
Михалыч работает машинистом трубоукладчика в небольшом монтажном управлении провинциального городка в Татарстане и одновременно председательствует в профсоюзе. Из года в год восемь раз подряд его переизбирают на эту должность. Приехал он в молодости в нефтяной городок сорок лет назад, да так и остался жить. Татарией этот край называется. Но очень многие судьбы тут переплелись так, что сразу и не скажешь, кто есть кто по национальности. Вот, например, монтажник Наиль. Отец у него татарин, мать — мордовка, женился на русской. А какой национальности считать двоих его детей?
Михалыч считает, что очень плохо сейчас стало. Денег у дирекции нет, а на взносы не разгонишься. Детский сад у управления отобрали в городской бюджет. Заведующая по старой памяти звонит. А чем ей помочь можно? Если что починить — придет сам, или кого-нибудь попросит. Дети-то там все свои остались — стекла часто вставлять приходится.
Иногда материальную помощь кому-нибудь оформит, или если умрет кто-то, то организовывает похороны… Вот, последние похороны он организовал Наилю. Хороший парень был, безотказный на работе и добрый. Уважали его за отзывчивость и немногословность. Двое детей… Жил он с матерью и семьей в однокомнатной малогабаритке. Первым стоял в списке на получение трехкомнатной квартиры. Ждал своей очереди и не жаловался. Жена его Оля тоже работала раньше в управлении маляром, но когда второго родила, перевелась нянечкой в детсад. Врачи запретили с краской работать, да и к детям ближе… А два месяца назад Наиль на стройке стропалил — цеплял крючья подъемного крана к проушинам бетонных блоков. У плиты при подъеме одно ухо вырвалось. Брак оказался. Бетонную плиту крутануло в воздухе, и она столкнула Наиля в котлован прямо на торчащую арматуру. Погиб парень…
Из «дежурных» профсоюзных обязанностей — подготовка новогодних подарков детям и организация утренников. На 9 Мая собрал всех ветеранов, даже тех, кто уже давно на пенсию вышел. Стол им накрыли и сумку с подарком дали — бутылку водки, батон колбасы и конфет немного хороших. Вроде бы мелочь, но старики были растроганы… Им важнее было даже не застолье и подарки, а то, что вспомнили о них.
Михалыч еще в Казань ездил к Шаймиеву на прием. Мужики тогда подошли к Михалычу: «Из дома на обед нечего взять. Зарплату семь месяцев не платят...». Что он им мог ответить? Точно так же как и они сам полгода от жены глаза прятал. Поднялся и поехал. Собрал подписи под заявлением на имя президента Татарстана и поехал… Лично к Шаймиеву-то, конечно не попал. Вышел его какой-то помощник, забрал заявление, пообещал разобраться. Михалыч отдал бумагу и думает: «Зря съездил». Возвращается домой вечером, а жена ему говорит, мол, тебя из управления треста обзвонились. Утром пошел туда. Все как-то странно смотрят на него и как наскипидаренные по коридорам носятся… Никак не добьется, кто его разыскивал. Столкнулся в коридоре с начальником. Тот сначала побагровел, потом побелел:
— Ты, Михалыч, отныне мой самый первый враг. — Хлопнул дверью и заперся в кабинете.
Оказывается, он вчера в конце дня «пистон» получил по телефону из Казани, выскочил весь красный сам в бухгалтерию и приказал начислить зарплату. В тот же день… Нашлись-таки деньги. Вот так рабочие получили зарплату, а Михалыч — врага.
Недавно встретил Михалыч Олю. Она попросила узнать, нет ли у кого старого детского пальто. Он пообещал спросить. Приходит утром на работу, а в профкоме лежит письмо из мэрии, что за выполненный монтаж жилого дома управлению выделяются для распределения двух и трехкомнатная квартира. А на трехкомнатную-то Наиль первым стоял в очереди. Список с его первой фамилией так и висит на доске информации профкома, даже желтеть уже начал. Михалыч вышел в коридор, чтобы снять бумагу и встретил Николая водителя.
— Зайди-ка в профком, — говорит Николаю. Тот заходит.
— Чего, Михалыч?
— Вот, пиши заявление на материальную помощь.
— Это еще зачем? Зарплату-то ты выбил. Я и долги все раздал и сам в долг всем дал и, еще осталось.
— Олю, жену Наиля вчера встретил. Ей пацанов не на что к зиме одеть. Ты не разговаривай, а пиши… Скажи в своей бригаде, что завтра собрание будет профсоюзное.
— Что такое? Месяца не прошло еще, как собирались и тебя же и выбрали.
— Квартиры мэрия выделила, нужно утвердить распределение…
Перед собранием в профком к Михалычу заглянула Роза, жена плотника Азата. Смущаясь и краснея, попросила завизировать заявление «в связи с беременностью… срок… справка прилагается… рекомендации врачей… легкий труд…»
— Роза, конечно! Это у вас второй будет?
— Третий уже, — еще больше смутилась женщина и, неловко взяв листочек, выскользнула в дверь.
Михалыч пошел следом. В коридоре шло бурное обсуждение последних новостей. Если «про квартиры» звучали только обещания прийти на новоселье к известным очередникам, то вот перспективы прибавки семейства у Азата с Розой вызвали гораздо больший интерес.
— Промахнулся ты, Азат, — начал подначку чуваш Бордюк.
— Это еще почему? — удивился плотник.
— Да, если бы ты чуть раньше приголубил Розу, то сегодня бы получил не «двушку», а «трешку»…
— Ну, знаешь? И не каждая ракета в цель попадает с первого раза.
— Какая ракета? Ты же профессионал. Весь день строгаешь, а дома в нужный момент забыл как «рубанок» держать?
— Любой инструмент иногда тупится, — с напряженной улыбкой пробует Азат отшутиться в тон чувашу.
— Следить нужно за углом заточки, — продолжает давить Бордюк, с удовольствием прислушиваясь к смешкам окружающих.
— У Азата заточка верная, — вступает Николай, — но пока иную лунку во льду пробуришь никакой инструмент не выдержит.
Мужики в голос захохотали, женщины тоже не удержались. Роза вся пунцовая побежала прочь.
— У тебя самого, похоже, в сугробе-то пока ты там моржевал, корень жизни «дуба дал». И ты только в лунках и начал разбираться, — выразительно взглянув на Бордюка, ответил Азат Николаю и пошел вслед за женой.
Михалыч, дождавшись окончания смеха, с улыбкой позвал всех в актовый зал. Рабочие, продолжая пересмеиваться, расселись. Зал наполнился ровным гулом. Михалыч вышел вперед.
— Сегодня у нас один вопрос. Утверждение распределения двух выделенных нам квартир. В принципе, это можно было бы сделать формально и без собрания. Очередники известны всем. Я бы подписал и поставил печать, но я не хочу, чтобы потом были какие-то разговоры и поэтому предлагаю все обсудить на собрании и проголосовать за решение.