Омилия

Мы живем в состоянии постоянного страха. Мы привыкли к боязливому чувству, сроднились с ним. И уже, наверное, не можем жить без него. Мы тревожно озираемся по сторонам, идя по улице, с недоверием смотрим на человека, вошедшего с нами в лифт. Мы спешим запереть замки, закрыв дверь в своем доме. Нам неспокойно, постоянно неспокойно.

А чего мы боимся? Мы боимся смерти.

Внезапной, насильственной, просто смерти.

Я думаю об этом сегодня, когда мы идем в храм. На улице — дождь, и мы идем медленно. Обычно мы в храм бежим, он у нас совсем рядом — одна автобусная остановка. И мы бежим, от радости даже немного пританцовываем, так нам хочется побыстрее на службу. А сегодня еле плетемся.

Наверное ничто так сильно не занимает человека, как его собственное бытие. И правильным было бы считать каждого уважающего себя человека приверженцем счастливого существования в этом столь нестабильном и бесконечно враждующем мире. 

Кажется, будто вражда — это некий субстрат, концентрация невидимого злого умысла где-то вне своего собственного мечтательного «Я». И ведь как приятно мечтать о себе: добряке, выпирающем грудь при каждом удобном случае. И вот ещё — та самая вражда, злоба внутри — вполне объясняется внутренней жаждой справедливости. Никто ведь не скажет, что он является разрушителем чужой и тем более собственной жизни. Напротив, человек оставляет за собой право решать кому быть счастливым, а кто просто обязан уже на земле непрерывно испытывать муки ада. При этом, чтобы самого не зацепило, хватается из последних сил за последний вагон уходящего «к счастью» поезда.

Наметив меня объектом миссионерской обработки, учительница первая моя по духовному возрастанию Вера Аввакумовна начала заходы делать. С одной стороны подкатит, с другой подрулит. Да меня тоже так просто не возьмёшь, ещё тот скользкий фрукт – увиливала. Аввакумовна хитрован-дипломат каких поискать. Сумела-таки подловить. Приносит пачку фотографий, ездила с общими знакомыми в Ачаирский монастырь. Март, снег – они в источнике купаются. И не только дяди-тёти – дети плещутся… Восторг с фотографий брызжет... У меня и вылетело: «Прелесть какая! Вот бы так! Неужели, вода тёплая?»

А я ещё ловлю себя — как выкуп,
а я держу себя — за соловья в снегу.
...А Ты меня несёшь как долгий вдох и выдох, —
(и как не устаёшь — так долго! — на весу).

Дмитрий Воденников, "Четвертое дыхание"

это страшно и нужно прожить
как прививку... змеиный укус
той реальности где миражи
искажают не зрение – вкус

Минуты светлой тишины...
Горчит полынью терпкий ладан...
Твой, сердце, каждый вздох оправдан
Слезой осознанной вины.

Ушли они, уйдем и мы -
Поодиночке или строем.
Наш хрупкий мир давно расстроен,
В распадке личные миры.
                       
Мы с вами в ваш последний час...
Оплакивать не страшно - больно...
Да мысль терзает своевольно:
Найдется ль кто - молить о нас?
                                                                                 

Вселенская родительская суббота - 2014

…А сребреники падают в ладонь –
подсчитывает выгоду иуда.
Всё пожирает дьявольский огонь
и души обезумевшего люда.
Раскаяться иуде недосуг –
антихристы благословили сына…
Но где-то ждёт петлю забытый сук
с дрожащею листвой седой осины.
 

Арестован!

Анна Васильевна почувствовала слабость. Закружилась голова. Она прислонилась спиной к стене, беспомощно глядя на сестру милосердия Евгению, прибежавшую из больницы со страшной новостью.

Валя арестован. Его взяли прямо в больнице, и повели, должно быть, в железнодорожные мастерские, где происходил суд над восставшим Туркменским полком.

Звенела осенняя степь, как от копий сраженье,
смыкаясь сухими рядами ковыльной воды;
в объятьях своих поглощая и жизнь, и мгновенья,
и грусть подымая из недр остылой груди.
Смеялась до всхлипа земля в полутьме отраженья
тех дней, и вскипал золотистый угар:
казалось, ты был там, и это слепое свеченье
внутри разливалось, как тайный мучительный жар.
«Тогда» и «сейчас» отзываются в генах событий,
глухих изваяний, слепых молчаливых ветвей,
и рвутся рыданья раскопок и горьких открытий,
и бренное время над степью все славит ее соловей.

«У хищников сегодня пир:
Меню обмана так богато!
Но все еще огромен мир
Людей, им не отдавших плату».

Т.

Растаял снег в лесу застывшем,
Следы растаяли твои.
Видать, привязанность простыла
И заразила нас двоих.

Чихали листья под ногами,
Температурила кора,
Видать, мы не сошлись мирами
И разбежались по дворам.

Пройдусь один дорогой зыбкой
Там, где бродили в первый раз,
За нами солнышко скользило,
Касаясь немудрёных фраз...

Срывается с губ полутёмное слово,
С оттенками серого, пылью с души.

Погибли герои от пули свинцовой,
От рук мертвецов из залётной глуши.

Как выдержать матери горе без меры? -
Пропитана кровью родная земля...

И про̀лил Господь дождь карающей серы
Во дни, когда грех -
                            смыслом стал бытия!

Счастье может стать укрытием -
местом, где удобно прятаться.
Что тебе тогда чужие беды?
Их и вовсе нет.

Счастье может стать зеркалом,
в котором лишь твое отражение.
Смотри на себя да радуйся,
а на боль других — глаза закрой.

Счастье может стать крепостью,
замком с неприступной стеной.
Моё счастье — никому не отдам.
Моё — не поделюсь ни с кем.

Кто продал Родину земную,
Небесную предаст тем паче.
Святыни что такому значат?
Пустяк! Найдёт себе другую...

Такое в жизни порой бывает:
плоть за душою не успевает;
душа стремится летать и петь,
а плоть – на печке бока погреть.

Порою в жизни и так бывает:
ум за душою не успевает;
она в безумье грехи творит,
а ум вдогонку её корит.

Вся драма жизни – несовпаденье.
Частям бы этим – объединенье:
иметь единый и взгляд, и слух,
и устремленье – Господний Дух.

МЫ — АНГЕЛЫ
Умный свет, светозарная истина, истинная светлость...
(блж Августин Беседы души с Богом)

Бегущему трудно, да и не всегда нужно задумываться над каждым своим шагом, дабы не стать той самой сороконожкой, запутавшейся в собственных конечностях. Другое дело человек болящий. Как меняется его отношение к движению. Каким внимательным становится его взгляд. Как пристально он изучает препятствия, преграждающие путь. Человек подвергает переоценке мир окружающих его вещей. И не только вещей. Когда приходит осознание, что по-прежнему не будет уже никогда, человек начинает искать и находить другие точки опоры. Если опора выбрана неверно, последствия для души человеческой фатальны.

Сколько людей замуровывают себя в воспоминаниях. Они стремятся плотнее законопатить дверь в реальную жизнь, надеясь оградить свое личное пространство от посягательств извне. Внутри скорлупы — хорошо! Внутри — гармония. Внутри нет этой бессмыслицы боли. Можно чувствовать себя маленьким и любимым. Можно быть зрелым и полным сил. Можно побеждать. Но чего стоит победа в мире призраков? Вынужденный изредка выглядывать из скорлупки, человек начинает ненавидеть жизнь, приносящую ему страдания. Его глаза полны тоски и разочарования, и взгляд так напоминает потухший костер, в котором даже угольки уже не тлеют... И сколь велика радость, излучаемая глазами узрившего Свет!