Омилия

РОЗОВАЯ РОЗА
(мелодрама)

Этот букет лежал
возле дороги – сбоку.
Шесть ярко-белых роз,
и розовая,
с намёком.

Кто бросил его в сердцах?
Чей-то жених? Любовник?
Чей виноватый муж
глупо потратил
стольник?

В таком целлофане цветов –
на каждом
вокзале-базаре…
Но почему-то мне
никто и таких не дарит.

Ни у кого из друзей
не завелось привычки,
чтобы купить букет –
и сразу – на электричку.

(И не надо мне ваших «розей» –
напишем про это в кавычках).

Я рифмой позорной дышу:
розы-мимозы-слёзы…
Спешу подобрать букет
небрежно, без жалкой позы.

Ведь я не себе беру.
В реанимацию… Срочно!
Дозу воды.
На ночь – в таз.
Спасенье – в воде полуночной.

Светлой памяти моих дедушки и бабушки – Серафима Николаевича и Парасковьи Георгиевны Герасимовых.

В угловой квартире, на втором этаже одного из тех старых двухэтажных домов, что когда-то звались «военным городком», жил старик, ветеран войны. Люди, недавно поселившиеся по соседству, считали его одиноким. Потому что жил он замкнуто, выходя из дому только в магазин, на почту за газетами да в сарай за дровами. Два раза в месяц к этим традиционным маршрутам добавлялся еще один – в библиотеку, где он брал книги – что-нибудь из военных мемуаров или русской классики. Короче, это была не жизнь, а скорее, житье, одинокое и безрадостное.

Жил на свете один мальчик. Отец его был волшебником. Как его звали — это неважно. А имя мальчика я и вовсе позабыла. Поэтому стану называть его — «сыном волшебника».

Давным-давно жил в Багдаде купец по имени Юсуф. И не было в ту пору человека, который бы не слыхал о нем, и не поминал его добрым словом. Потому что был Юсуф человеком добрым и милостивым, на чужое добро не зарился, чужому счастью не завидовал, и бедным охотно помогал. А, видно, за это и Бог помогал Юсуфу, потому что был он хоть и небогат, но в своих торговых делах весьма удачлив.

Вот как-то, раз, ведя по пустыне свой маленький караван, увидал Юсуф среди песков трупы людей. Видно, шла здесь битва, да такая жестокая, что ни победителей, ни побежденных не осталось – все мертвыми полегли. Пожалел Юсуф, что лежат те убитые люди непогребенными, зверям и птицам на растерзание, и остановил свой караван, чтобы похоронить их. Знать, сам Бог вразумил его сделать это, ибо один из тех людей живым оказался. И привез его Юсуф в Багдад, в свой дом, и нанял для него лучших лекарей. И сам служил ему, вместе со своей женой, доброй и заботливой Мариам.

Последний день мая. Я был у Володи.
Спокойно и тихо вокруг.
Мне слышался голос, обрывки мелодий,
Гитары чарующий звук.

Душа подпевала бесслёзно, вполсилы.
Разорвана времени сеть.
Не плачется вовсе у этой могилы,
Здесь хочется верить и петь!

О том неизведанном, вечном, прекрасном,
Что прячется в каждой судьбе.
И жизнь не случайна, и смерть не напрасна,
Спасибо, Володя, тебе!

О, буйное время! Доводит до злости
Нелепый, прижизненный страх.
Здесь всё по другому. На тихом погосте,
Я был у Володи в гостях!

2010

Сегодня исполняется 50 лет со дня смерти Бориса Пастернака

«…главное достоинство его поэзии и прозы, драм и писем, манер и голоса – в том, что все они с равной
убедительностью свидетельствуют о возможности другого мира с его небесными красками; о чуде преображения, о живом присутствии Творца; каждая грамматическая неправильность, невнятный щебет, оговорка – дуновение свежести, весть из тех сфер, где за оговорки и ошибки не наказывают. Все, что он написал, - обетование счастья и милосердия: всех простят, над всеми поплачут и много еще покажут чудес.» (Д.Быков о Пастернаке)

«Искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно постоянно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь» (Б.Пастернак)
 

21 октября 1952 года Б.Л.Пастернак пережил инфаркт. Лежа в коридоре Боткинской больницы, он прощался с жизнью. Это прощание стало одним из высших творческих взлетов поэта и свидетельством его верности Богу.

Cтрадать от глупости – печально,
Уж лучше – маленький курьёз.
Она ведь даже не банальна,
Не принимай её всерьёз.

В последней банке с огурцами –
Увидишь летние дожди,
И улыбнёшься! А с глупцами…
Их в этом мире – пруд пруди!
2010
 

С издавна бродит Лень помеж людей, вступает с ними в интимнейшие отношения, плодится в людях и через людей. И, если с кем такая беда приключится, помочь извне тому вряд ли возможно.

Не обошла Лень и Марьину деревню. Только в чей дом не придет, всюду ее гонят и чести желаемой не оказывают.

Лишь Иван-лежебока принял ее как родную. Ему тогда шел как раз тринадцатый годочек. И чем ему Лень так приглянулась? Другие хлопцы гнали ее, как бешеную собаку, чтобы жить не мешала. Скучно же с ней! А Иван, наоборот, словно смысл своей жизни в ней обрел.

Бывало, скажет мать ему в доме прибрать, а Иван по углам мусор разметет, чтобы не видно было, да и лежит на печи, мух считает. Скажет воды принести иль еще чего исполнить, а Иван так занедужает, что мать сжалится, сама все сделает да еще за Иваном, как за больным ходит.

— Дииииин-каааааа! — крикнул Андрюшка с пятого этажа.

И она, перепрыгивая через две ступеньки, добежала до девятого, а потом — по железной лестнице до крыши. Уселись рядышком, на самом краю, свесив ноги вниз.

— Зачем ты сделала это со своей головой? В поисках смысла?

Динка отвернулась. Желтые волосы в ярко-розовых перьях блеснули на солнце.

— Не дуйся! — сказал Андрей примирительно.

Они сидели, болтая ногами. Под ними струились узкие ленточки дорог, по которым сновали крошечные машинки, точки людей. Слева был как будто лес. На самом деле — кладбище.

— Вот, — показала туда Динка, — видишь, сколько людей лежит? Зачем все они жили? Родились и умерли… Какой в этом смысл?

Андрей передразнил тоненьким голоском:

— Видишь, сколько людей лежит? И все они прожили жизнь. И все как-то обошлись без особенно глубокого смысла.

— А может, не обошлись?

— Но они из-за этого не травились димедролом!

Динка помолчала и сказала тихо:

— Не получилось с димедролом, получится с чем-нибудь другим.

Ты меня помнишь...И плачешь,
И видишь во сне.
Ты для меня много значишь -
Доверься весне!

Ты мое солнце в бокале -
Жизни земной.
Счастье увидишь едва ли
Столкнувшись со мной.

Кожей и век замираньем -
в пределе конца,
Горьким горишь ты желаньем,
Не прячешь лица.

Нет нам нельзя воедино
Петь и летать.
Свет для тебя - Магдалина,
  Для меня - Божья Мать.
28 мая 2010 года 

О Тебе говорят очень много,
Исполнения чаяний ждут…
Но немногие с верой глубокой
Пред Лицем Твоим право живут.

Люди счастья причину выводят
Из успеха в словах и в делах,
Основанья же бед не находят
В бессердечии, лени, грехах…

И «далеких», и чтущих поклоном –
Зришь Ты каждого чадом Своим.
Человек на земле этой – кто он
Пред Могуществом вечным Твоим?

Нет души для Тебя позабытой,
Нет оставленной пяди земли,
И врата никогда не закрыты
Самой жертвенной, чистой Любви.

20.02.2010 г.
 

Срывает май листы календаря,
Природа жаждет скорой встречи лета,
И вешний мир зовущим к жизни светом
Всё раньше будит ясная заря.

Весна отдаст обжитые края,
Пусть нег её кому-то так хотелось…
Коль за цветеньем не наступит зрелость –
Весь труд, всё рáне пройденное – зря.

20.02.2010 г.
 

Над Закамском звучат соловьиные трели
И румяный рассвет протирает глаза.
Скоро будем мы ждать тополиных метелей,
А пока отгремела ночная гроза.

И насытилась Кама небесной водою
Прикрывая волною жилище свое,
Где счастливая радость вперемешку с бедою,
С пятном радужным нефти, губящим ее.

Сколько рыбок мы видим с распятыми ртами,
Умирающих в мутной и грязной воде.
Как же все изменилось со злыми годами,
Мы ответим за это на Страшном Суде.

Мы ответим за желтую хвою еловых,
За надгробья деревьев в мертвом лесу.
Погибающим рыбам – последнее слово:
Я к губам их холодным микрофон поднесу.

Над Закамском звучат соловьиные трели,
Тополям обрезают ладони ветвей.
А дождемся ли мы тополиных метелей –
Пусть про это споет нам слепой соловей.
май 2010 года

Я с тобой не играю словами,
Не люблю громко сказанных слов.
Пусть полвека почти между нами,
Две границы и шум городов.

Но разбужено сердце мгновеньем,
Что как эхо – лови не лови!
И прошедшие дни под сомненьем,
А над всем этим – небо любви!

С белой розы в подаренной вазе
На страницу упал лепесток.
Сколько боли в надломленной фразе:
Потерпи, – и у горла комок.

Третий день громовые раскаты.
И сверкает, и льёт без конца!
Подожди, разве мы виноваты,
Что любовь озарила сердца?!

Посчастливилось в самом расцвете
Пробудиться в назначенный час.
Подожди, я стерплю всё на свете,
Ради синих и сказочных глаз!
2010

СМИ пестрят сенсациями о грядущем конце света, который все время, то и дело, переносится =). Почему же эта, набившая оскомину тема, так актуальна среди народных масс: люди бояться воздаяния или, наоборот, хотят вкусить всех прелестей современного житейского искуса? Вопрос, скорее, риторический.
Если бы Спаситель пришел сегодня, сейчас, и затерялся среди толпы, как много людей узнало бы Своего Господа? Чистые сердцем Бога узрят…а кто из современников может с уверенностью сказать, что он способен, что он не номинальный, а реальный христианин? И вообще, что же такое быть христианином?
Давайте абстрагируемся от серьезных дискуссий и представим себе подсвечник. Простой церковный подсвечник. С множеством свечей. Горящих и потушенных внезапным сквозняком. Разного размера, цвета, качества. Застывших в разнообразных позах. Не напоминает ли вам эта картина нас, людей?
Кто-то из нас только появился на подсвечнике, полон сил и чаяний, готов к свершениям. Огонек коснулся души и понеслось….ппамя превращается в пожар и свеча, едва возгоревшись, тает на глазах до основания. Хорошое начало, но увы, жизнь потрачена зря.