Омилия

Вдалеке от шумных дорог большого города, но совсем близко от нашей деревни есть лес. Весной он расцветает. Талый снег даёт напиться тёплой водицей травам и кустарникам, корням деревьев и на них появляются яркие зелёные листья, молодые новые иглы украшают стройные ёлочки. Летом – созревает и растёт всё в лесу. То кустик сладкой земляники покажется. То малины столько уродится, что всем любителям ягод хватит. А осенью одаривает лес всех своих жителей подарками: шишки, вкусные орехи, корешки полезные, спелая ягода – черника. А грибы целыми семьями обсыпают пеньки и стволы берёзок. Все звери успевают запасы на зиму сделать, чтобы холодной зимой не пропасть. 

(История близкого и далёкого будущего?)

Однажды, в графстве Чешир, с которым в народе связывают происхождение Чеширского кота, в семье британского подданного родился мальчик, Олаф.

Это малозаметное для современников событие случилось 10 мая 1886 года – почти 120 лет назад. Мальчику суждено было стать известным философом и писателем. Но тогда об этом, конечно же, никто не знал.

Следуя штампам, надо было бы сказать, что рождение малыша изменило судьбы мира.

Может быть. Хотя стоит ли преувеличивать значение выдающихся личностей в истории? По крайней мере, вряд ли мы погрешим против истины, если скажем, что произведения выросшего и возмужавшего мальчика оказали большое влияние на умы целых поколений писателей и, разумеется, читателей.

Тем более что взаимосвязь бытия и сознания пока никто не отменял. Сознание, как известно, очень даже способно влиять на реалии мира. А не только наоборот.

Куда ты идёшь торопливо,
Как раньше спешили в кино,
И то, что кругом так красиво,
Тебе всё равно, всё равно…

Бежишь за угрюмые стены
Родные, что хуже тюрьмы,
С надеждою на перемены.
А чувства глухи и немы.

Увидишь реальность без грима –
Дворнягою на пустыре.
Обмолвишься: «Невыносимо!"
И некого ждать в октябре...

А тут ещё ветер ругаться
Надумал, колючий и злой.
И некуда больше деваться,
Как только вернуться домой.
2011

— А еще я хочу пригласить Лёню, и Сашу, и Олю, и... и... ещё...

От волнения Сенечка немножко заикался. Он очень боялся кого-то забыть, потому как считал необходимым пригласить решительно всех: друзей человек сорок, их родителей, педагогов, случайных и неслучайных знакомых, возможно, даже прибившихся к нашему лагерю собак, да чего там мелочиться — весь мир.

Зная о вселенском размахе сына, мама ограничила Сенину фантазию, вручив ему тетрадный лист. Перед именинником стояла непростая задача — составить список приглашенных. Иными словами, верблюду предстояло пролезть в игольное ушко.

Рука уже несколько раз пыталась начать писать. Собравшиеся вокруг ребята не сводили глаз с чистого листа бумаги. Попасть на праздник хотелось всем.

1. О похвале и критике

Мой папа очень любил живопись, неплохо в ней разбирался и превосходно рисовал. И мне, конечно же, очень важно было знать именно его мнение о моих каракулях. А хвалил он нечасто. Всегда честно объяснял, что, например, глаз на лбу не бывает, а руки и ноги растут не от головы, а от туловища, и пальцев на руке у человека вообще-то пять, а не три. Но уж если похвалит за что-то – значит, действительно, есть за что. И в таком случае я была безгранично счастлива.

Частая мамина похвала тоже, конечно, радовала, но ценилась чуточку меньше. Ведь мамочка была очень некритична к любым моим «шедеврам».

Две истины
вода открыла,
Отблёскивая
нам
в ответ:

«Бесследно
всё
исчезнет
в жизни…»
«…Всё в жизни
оставляет
след».

Одно из старинных преданий
хранится среди моряков
О том, что, сверкнув изумрудом
близ перистых облаков,
Окрашенных в перья фламинго,
в тот самый закатный миг,
Когда словно замерли волны,
и ветер-бродяга стих,
Когда, расползаясь над морем, садится,
словно в постель,
Великое алое Солнце,
горящая карусель,
Когда, погружаясь в глубины
до завтрашнего утра,
Оно говорит себе: «Что же, теперь и ему –
пора!..»

Сквозь чуткий сон, на грани света –
Хорал в преддверии зари.
Играют в самом сердце где-то,
Там, где-то глубоко внутри.

А я уже смирился было,
Привык к обыденности дней,
Где всё без музыки – постыло,
В сопровождении дождей…

Я не ищу чужих секретов,
В другие не спешу миры.
И разуверившись в ответах,
Я счастлив от Твоей игры!

О, Музыкант, Тебя я знаю,
Ты сладкий вздох моей груди,
И я прошу, я умоляю –
Не уходи, не уходи!
2011

Соньку к нам в монастырь прислали на исправление как в лечебницу души.

Ей было двадцать лет. Взращенная в богатой семье, она подростком подцепила болезнь ничего-неделанья. Болезнь прогрессировала и стала патологической. Соньку лечили антидепрессантами, верховой ездой, клали в дорогостоящие больницы. Все бесполезно. Девочка деградировала — ничего её не интересовало и ничего она не хотела. Тогда-то её мать и написала письмо нашей Матушке с просьбой принять дочь на время пожить в наш закрытый сельский монастырь. А вдруг, свежий воздух, молитва, труд и дисциплина помогут Соне?

— Ну что, примем? — спросила Матушка сестер после утренних молитв.

Все закивали головами. Конечно, Матушка дело-то какое благое! Благословите.

— Ну что же — вам с нею жить. — согласилась Матушка. — Сделаем все, что в наших силах — остальное Бог.

Жила-была Канистра с высококачественным авиационным топливом. Она любила заправлять топливом самолеты самых разных типов. Канистра обладала удивительным качеством — у нее никогда не кончался бензин, он ласково плюхался внутри и нежно ласкал алюминиевые стенки. И вообще, бензин был, наверное, очень вкусным, потому что Канистра, работавшая в громадном аэропорту рядом с большим городом, много раз наблюдала, с каким удовольствием самолеты пьют бензин. Некоторые, особо нуждающиеся, даже причмокивали металлическими губами от удовольствия.

Канистра была довольна своей работой, жизнь ее была полна встречами с самолетами и радостью общения с ними. Самолеты в аэропорту были разных марок от маленьких, сельскохозяйственных, до огромных авиалайнеров.

Это было в пасмурном октябре 2007 года. Той осенью умерла моя бабушка. После похорон и прочих малоприятных мероприятий её дети, то есть мой отец и его сёстры решили в 10 храмах заказать сорокоусты о новопреставленной Евдокии и определились с днём, когда они втроём проедутся по близлежащим приходам нашего благочиния. И хотя специально заказывать несколько сорокоустов одновременно нет особого смысла, так как во всех храмах совершается единое поминовение на единой Божественной литургии, но мои родные приняли решение сделать именно так. Учитывая, что в машине будет свободное место, я попросился в эту поездку с ними, так как я знал, что помимо горловских храмов будут посещены и храмы соседнего Дзержинска. А так, как я в то время хотел написать статью о Святом Макарии Великом (Египетском), именно дзержинский Свято-Макарьевский храм и стал основной моей целью поездки. И, казалось бы, в такой обыденной поездке, по прискорбному поводу, я попытался увидеть историю моего края, через призму православия.

Не потеряться ни на миг
Среди различных убеждений,
Улыбок-масок, настроений
И просто подленьких интриг,
Не потеряться ни на миг.

Когда висишь на волоске
Над бездною страны забвений,
И тело, как бы легче тени, –
Не строишь замков на песке,
Когда судьба на волоске.

Найти в себе любой предлог,
Скребя надежду по сусекам,
Остаться просто человеком.
Последний – или нет – звонок?
Не уходить – найти предлог.
2010-11

                     I

Не ужель спасемся черной злобой?
Нас ударят — мы в ответ убьем.
Жесткий мир урчащею утробой
навалился — поглотил живьем
души и сердца, и нет спасенья
от самих себя, как от врагов.
Вот и все… А как же воскресенье,
как же память райских берегов?!

Не дали нам кровь Адам и Ева,
нас не вел пустыней Моисей,
манна — это мало, счастье — слева,
где земная мощь во всей красе!
Страшно… Страшно ли?! Кругом веселье,
мир как мир, не знает что творит:
прячемся в пиры, вкушаем зелья
всех цветов. Мы яркие — бери!

И берут — пленят и рвут на части
гордость, гнев, и жадность, и тоска…
Что нам жития? Нам жизнь — блокбастер,
спецэффект, звенящий у виска.

Летят и поют перелетные птицы,
Четыре сезона небесных путей,
С земли же за ними печальные лица
Следят как за звездами лунных ночей.

Слетают с дерев пожелтевшие листья,
Качаются ветви и словно молчат,
И словно устали тяжелые кисти,
И снова о вечном секунды кричат.

И снова молчу и ищу отражений,
И снова прошу – не ответов, любви,
Так глупо поверить безумству сомнений,
Так нежно листвою тот купол обвит.

Тот купол надмирный, что формою – время,
А я все прошу о земной красоте,
Смирюсь – и мгновений тяжелое бремя,
Мне станет чуть легче, а там, в высоте

Растают все глупости… Тихо и нежно
Как смена времен, бесконечным дождем,
Иль дымкой белесою, легкою, снежной,
Пространство разрежет, почти как огнем….

Летят и поют перелетные птицы,
А я лишь любовь попрошу у Христа,
Чтоб эти печальные, тихие лица,
Теплее бы стали, и чтоб высота

Это так интересно и по-детски наивно
Просто взять и поверить в разноцветные сны.
А потом исстрадаться безутешно-надрывно
От дежурных вопросов: «Почему вы грустны?»

Дети в парке кидают в небо жёлтые листья,
Вроде всё, как обычно, и красиво притом,
Даже эта девчонка, что с Агатою Кристи
Манекеном застыла под зелёным зонтом.

Облака бородою белоснежной зависли
Над лениво-текущим и холодным Днестром.
И куда-то исчезли невесёлые мысли,
Взгляд застыл неподвижно на ограде с крестом.

2009-11