Елена Шутова. Произведения

Не ходи туда,           
Где мертва вода,
Где дремучий лес,
Где хозяин бес.

Ты лишь горд, но слаб.
Мыслишь – бог, но раб.
Ты готов восстать,
Но не путь держать.

Не ходи в тот лес,
Где хозяин бес.
С ним не ешь, не пей
Ты душой своей.

Біля серденька дитятко -
Втаємничене зернятко.
Схоронися до часу,  
Поки в поле віднесу.
Колисайся у любові
Та міцнішай, доки повім,
Що прийшла твоя година
Йти у людоньки, дитино.
Колискову заспіваю:
«Божа Матінко, благаю,
Збережи моє дитятко,
Коли стане немовлятком.
Захисти в життєвім полі
Від зневіреної долі».

Колись у сиву давнину було на світі царство. Жили в ньому люди добрі, працьовиті. Царя свого любили, поважали, батьком звали, слухалися, бо так робили їх батьки та батьки їх батьків.

Родюча земля та сади квітучі були у тому царстві. Діти, як усі діти, часом бешкетували, часом вередували — на то вони й діти. Але ніхто їх не бив, не ображав. Вміли ті татусі та матусі щось таке сказати своїм діточкам, мабуть, якесь слово чарівне знали, що діти одразу стихали, пригорталися до батьків, як котики-муркртики, в оченятах згасали дикі вогники та засвічувалися тихі лампадочки, рученята складалися долонями, а у серці відчувалося таке батьківське тепло та материнська ласка, що вже більше не хотілося діточкам сваритися, кричати-тупотіти та ображати курча або кошеня.

«...Господь не лишит благих, ходящих незлобием.
Господи Боже сил, блажен человек, уповаяй на Тя.»
(Пс. 83)

В нем совершенно не было злобы, поэтому многие считали слабохарактерным. Послушайте, что скажу: они не смотрели вглубь. Если бы заглянули...

Ему исполнилось 14 лет, когда началась Великая отечественная война — отрок — сейчас именуют «дети войны». Но на войне нет ни детей, ни стариков, ни мужчин или женщин — есть воины. Правда, оружие у каждого воина свое — по мере его сил. Думается, на войне очень четко ощущается грань между добром и злом, которая в мирное время не то, чтобы стирается, нет — она есть, но смотрят на нее уже, как правило, затуманенным мирскими соблазнами расслабленным оком. Наверное, испытанные на прочность войной более иных берегут наготове закаленный в ее горниле булатный клинок совести, никогда не пряча в ножны самооправдания.

… и постепенно, как мираж, исчезну зыбкий.
Утихнет смех, как мотылек, вспорхнет улыбка.
Растает образ дымкой. Эхом растворится
Негромкий голос и звучать не возвратится.
Без сожаленья и без грусти отпускаю
Все чувства сердца, от которых так страдаю.
Для прошлой жизни я сегодня умираю.
Что будет дальше - только верю, но не знаю.

                                 (Сб. "Стопами любви")

Взгрустнулось чуть-чуть: снега мокрого слезы
Пытаются праздник весны сделать прозой.                 
Так хочется зимние сбросить одежды
И чистого неба укрыться надеждой.
Но, глядя в окно, понимаю - не скоро
Смогу распахнуть: греют сердце и шторы.
Внимания взгляд осторожно ложится
На алый цветочек, который раскрыться
Спешит вслед за тем, что уже расцветает.
Вот так и душа много дивных рождает,
Прекрасных бутонов в надежде цветенья -
Не бойся отдаться до самозабвенья.
Мне радости большей и счастья не надо -
Лишь видеть цветение этого сада.

                           (Сб. "Стопами любви")

Расплескалась звонко-звонко
На волнах людского моря
Кареглазая девчонка:
То ли счастье, то ли горе
Взорвалось. И брызги смеха
Разлетелись, словно чайки.
Слезы счастью не помеха,
Если радость не лентяйка.
Ну, а если слезы – горе?
Как же ей, наверно, больно!
Одиноко в этом море -
Тесно, душно на просторе.
Лишь отчаянью раздольно,
Безысходности привольно.

              ( Сб. "Стопами любви")