В свете любви

«...Господь не лишит благих, ходящих незлобием.
Господи Боже сил, блажен человек, уповаяй на Тя.»
(Пс. 83)

В нем совершенно не было злобы, поэтому многие считали слабохарактерным. Послушайте, что скажу: они не смотрели вглубь. Если бы заглянули...

Ему исполнилось 14 лет, когда началась Великая отечественная война — отрок — сейчас именуют «дети войны». Но на войне нет ни детей, ни стариков, ни мужчин или женщин — есть воины. Правда, оружие у каждого воина свое — по мере его сил. Думается, на войне очень четко ощущается грань между добром и злом, которая в мирное время не то, чтобы стирается, нет — она есть, но смотрят на нее уже, как правило, затуманенным мирскими соблазнами расслабленным оком. Наверное, испытанные на прочность войной более иных берегут наготове закаленный в ее горниле булатный клинок совести, никогда не пряча в ножны самооправдания.

Он выжил в этой войне. Не ненавистью к врагам, не «оком за око», и даже не отвагою выжил — незлобием. Он всегда уступал свое место ближнему, если оно оказывалось лучшим или его об этом просили. Уступал и прощал, врагов не имел. Малолетним узником концлагеря, угнанным на принудительные работы в Германию,  за помощь военнопленным был определен в штрафной лагерь. Там ежедневно в конце рабочего дня расстреливали каждого десятого в строю. Оставшихся в живых через месяц возвращали на прежнее место работы. Однажды по просьбе сломленного страхом новичка поменялся с ним местом в строю. Новичок в этот день оказался десятым...
Его местом в жизни соблазнялись, считая лучшим, более удобным. А он сохранял мир и уступал, не напоминая о своих заслугах, например, когда на заводе, где проработал практически со дня основания более 30 лет, распределяли санаторные путевки, премии, холодильники, книги и т.п. (сейчас странно слышать, но в то время все это было дефицитом). Постоянную персональную надбавку к зарплате получил лично от директора за ликвидацию аварийной обстановки на заводе, когда оказались востребованы его опыт, смекалка и умелые руки, да за экономию миллионную от рационализаторских предложений. Начал трудиться рабочим, учился заочно. В компартию не вступал, поэтому по служебной лестнице не продвигали — вышел на пенсию в должности начальника участка, но трудиться на заводе не прекращал. Рабочих ценил и берег, за провинность строго не наказывал, премий старался не лишать, помня, что у них семьи. Для вразумления всегда находились слова, для невменяемых же выпивох — кладовка, подальше от вышестоящего начальства, пока не протрезвеют. Так и воздействовал — личным примером да увещеванием. Как удавалось? Весь век свой трудился в поте лица. Никогда не был богат, довольствуясь малым. Лично себе оставлял минимум, что сверх — ближним. Зачастую и минимум отдавал. Плотничал, слесарничал, обувь ремонтировал, в электрике разбирался — мастер-золотые руки. Во всей жизни его была какая-то неспешность, размеренность и добротность, как и во всем, что делал.
Крещеному в детстве, начать жизнь во Христе ему было не сложно: доброе сердце — благодатная почва. Лишнего не говорил и не спрашивал, любил уединенный труд, а в жены взял совершенную в этом противоположность — бурный поток. Прожили вместе 55 лет, воцерковились одновременно, обвенчались и работали во славу Божию, помогая возрождать сельский храм и церковную жизнь. Дом в селе строили долго, но своими руками — все, что в нем, хранит их тепло. Сам же дом сейчас наполнен детской радостью четырех малышей — правнука и правнучек — детей внучки.
До последних дней трудился, никому не докучая, не требуя от других ни благ материальных, ни условий выгодных, ни особого к себе отношения. Наверное, поэтому смерть его в восьмидесятипятилетнем возрасте была полной неожиданностью. Жил без особого шума — подобно и скончался. За неделю до смерти слег и подняться уже не смог. Соборовался на дому и причастился. Отходил постепенно в течение трех дней, не доставив сверхъестественных хлопот и не возложив на ближних непосильного бремени. Щедрый и милостивый Господь упокоил душу раба Своего Евгения в Вербное воскресение прошлого года за час до полудня.
В нем совершенно не было злобы и он был моим отцом... Почему был? И есть и будет, ведь у Бога все живы. Свет души его наполняет мое сердце. Детство было у меня счастливым, согретым любовью, заботой и лаской. Родители жили скорее бедно, чем богато, поначалу и угла своего не имели. Постоянно подрабатывали, но вниманием и общением никогда не обделяли. Мы были настоящей семьей. Кому-то может показаться странным, но любимой куклой моей была отцовская рука — прямо-таки живой младенец! Я пеленала его, кормила... Отец же забавно шевелил пальцами, изображая различные эмоции и потребности новорожденного, сопровождая соответствующими звуками голоса. А еще вместе рыбачили. Отцовские друзья называли меня «рыбачкой соней» потому, что хоть и сонная, но бежала утром раненько по своей воле за отцом на рыбалку. В обязанности мои поначалу входило ношение корзинки, потом добывание червей или личинок из навозной кучи для наживки. Иногда мой улов был по количеству рыбы больше отцовского, так как наживкой снабжала всех рыбаков, а они за труды вознаграждали рыбешкой. Было лет пять мне и отдыхала с родителями в удаленном от курортных мест селе на побережье Азовского моря. Пока дойдем до места рыбалки, столько интересных историй отец расскажет: как его в детстве друзья-мальчишки плавать научили (просто в воду бросили маленького с причала), как плутоватый кот котлеты воровал на кухне коммунальной, о скупой тетке и ленивом работнике, о службе в армии и приключениях солдатских... Живые образы, созданные отцом, до сих пор хранятся в памяти сердца. Не было в них ни тени осуждения, обиды, зависти, едкой иронии высокомерия — только мягкий и добрый юмор, создающий атмосферу радости и торжества жизни. А ведь говорил отец временами о вещах тяжелых и страшных даже для взрослого человека, не говоря уж о ребенке, каковым тогда была я.
Многие полезные трудовые навыки прививал отец — мастер на все руки. Главное же — любовь к труду, ко всякому труду. Если бы видели, какой мы сконструировали универсальный передвижной аппарат! Сейчас понимаю, что подобным образом отец стимулировал творческое мышление и способность работать руками без каких-либо дорогостоящих развивающих игр. Но как же интересно все было — настоящая семейная жизнь! Воспоминания и чувства прекрасны... В вечности же со мною будет любовь, которой в течение своей земной жизни учил отец.
Отошел отец ко Господу тихо, без слов, можно сказать у меня на руках. Но в последние минуты смог отдать столько любви, даже ощутимой физически, что сердце мое было переполнено ею и могло бы, казалось, вместить весь мир Божий с Ему одному известным количеством сотворенных Им солнц. Спасибо Тебе, Господи, что сподобил прикоснуться к этой истинной любви отчей. Без Твоей милости никогда бы не узнала, а тем более не ощутила, какая любовь может пребывать в сердце человеческом — сердце отца моего. Может сложиться впечатление, что у него не было недостатков, слабостей... Конечно же, были — как у каждого человека. Но на их бледном фоне так ярко сияли добродетели! Порою мне кажется, что несмотря на все бури житейские и помышления сумнительные, которые неизбежно обрушиваются на каждого человека в течение временной жизни, желая искалечить и уничтожить душу адской злобой, в сердце отца моего по Божией милости постоянно пребывали любовь, вера и надежда, предощущение Весны мира — светлой пасхальной радости. А чувство это не может таиться — безмерно счастлива и благодарна Богу за то, что видела этот свет!
Поэтому
буду петь Тебе, Господи, воспевать любовь Твою, которая невообразима умом и невместима сердцем человеческим. Которою живо всякое существо. Которая простирается даже на падших духов бездны адовой. Глаз поднять не смею, лица от земли оторвать — они мои и мне повинуются. Но сердце — оно не мое, Господи, оно принадлежит Тебе, и Ты его переполняешь! Нет для меня иного сокровища, кроме любви Твоей, и не нужно. Оно подобно той драгоценной жемчужине, за которую евангельский купец отдает все, что у него есть, все свои богатства, дабы она принадлежала ему. Так и любовь Твоя: вожделенна и упокоительна — без нее душа томится и жаждет, ненасыщаема ничем и страждет одиночеством... Когда же любовь Твоя пребывает в сердце, о Господи, оно блаженствует подобно младенцу в упокоении любви Отчей.