Омилия

Игумен Нафанаил1, держа в руке недопитый стакан благоуханного кипрского портвейна, стоял у сводчатого окна своей кельи во втором этаже старинного каменного настоятельского корпуса, и созерцал широкий монастырский двор, поросший травой, деревянный дом, где жила братия, Свято-Троицкий собор, купола которого ярко сверкали на летнем солнце… Положим, это было не золото, а всего лишь интриттитан, но смотрелись они весьма эффектно и богато...

Лучи занавески прогрызли
И льются на пол горячо.
Куда унесут меня мысли
Сегодня, не знаю ещё.

Хотелось бы в светлые дали,
Хотелось бы в детство, где я,
Крутя беззаботно педали,
На велике еду в поля.

Цикады, как крупные брызги,
Летят из-под быстрых колёс,
Во рту моём сладость ириски,
В глазах моих радуга слёз… 

Что я слышу? То не гусли
В руки взял седой Боян.
То летят над степью гуси
Из далёких южных стран.

Звуки музыки небесной!
Неземной крылатый свет!
И стою я как над бездной,
Бездной чувств и бездной лет.

Птицы в сторону Востока
Уплывают не спеша.
И, смяте́нная, до срока
В небо просится душа.

<1989>

Благое измененье – торжество
земли и неба. Плод его пребудет
в блаженной вечности, открытой для него.
Ты засвидетельствуй об этом чуде

пером в тетради иль ножом по бересте.
Не всё, что низменно, бывает неизменно,
когда оно распято на кресте
и, каясь, просит о себе поминовенья

Того, Чей крест вселенной тяжелей
и выше всех превознесён над миром,
чтобы последний грешник на земле
скрестил ладони перед огненным потиром.

В миг, когда пою Тебе — тогда прими
медный грош моих непрошеных стихов.
Песни сердца были прежде дочерьми
райских дум — их нянчил Дух Христов.
В эту щёлочку Твоей святой любви
просочусь туманом, словно раной.
Как цветок меня в Твоих садах сорви —
не в лесах гнетущего дурмана.

11 августа 2023

«Иногда именно неприятности открывают нам дверь в будущее…» ― так размышляла Антонина, героиня нового романа Ирины Богдановой «Мир всем», обдумывая фасон свадебного платья. Ведь именно неприятности на работе привели сначала к череде других трудностей, но потом ― к знакомству Антонины с ее будущим женихом и мирному семейному счастью.

Впрочем, после войны счастье и так ощущалось во всем. В том, что не свистят пули, не гибнут близкие, не надо ночевать в промозглой землянке или сутками стоять на посту, когда даже некогда попить воды. Все прочие неприятности ― мелочи по сравнению с ужасами войны. Именно война отняла у Антонины родных (бабушку убил фашист в Могилеве, мать умерла от голода во время Ленинградской блокады), и девушка пошла на фронт, где служила военной регулировщицей.

Свет, яркий свет, но не ослепляющий, а какой-то тёплый, всё собою обнимающий. Олег открыл глаза. «Где я? Откуда свет? Что за старичок? Окна закрыты… Палата? Я привязан? Что за старичок? И откуда свет? От него? Кто он? Так, где же я?» Олег ещё раз осмотрелся. Начал немного приходить в себя. Старичок сидящий рядом, и свет, действительно свет. Как такое может быть? А глаза добрые, ласковые. Одежда у него странная, платье чёрное. А на груди… «А, это какой-то батюшка. Но зачем? Я его не знаю. Ну, крестили меня в детстве. Бабушка богомольной была. Но я же не ходил никогда. Да, и не нужно оно мне было. А где те, что кричали? Я же умер?»

– Не умер, - отозвался на его мысли старичок, - живой ты, Олежка. А меня Николаем зовут.

– Это который…

Разбежались. Навсегда. По крайней мере, так им обоим казалось. Так будет лучше для всех… Так они решили.

Много воды утекло с их первой встречи. Что особенного было в Оксане? Чем она тронула сердце Вадима? Он и сам не мог дать ответа. Ему нравилось всё, от вздорного характера до самых глупых её привычек. Рядом с Оксаной Вадим был просто самым счастливым человеком на свете. Своих чувств он не скрывал. Да, и как их скроешь?

Оксана, вздорная и взбаломашная. Тоже с самой первой встречи словно привязалась к Вадиму. Одного лишь боялась. Разве же он обратит внимание на такую как она? Обратил. И закружило их обоих вихрем отношений.

Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на́ ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб…
Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой притворилась.

Давно по ми́ру слух ползёт,
В умах родившись не в убогих:
Россия скоро упадёт.
Не веселитесь наперёд!
Коль упадёт — придавит многих.

А может статься, что и всех.
Что, кроме мокрого следа́,
Тогда останется от мира?
Моли́тесь лучше, господа́,
За нашу Русь, а то — беда.

Так мне пророчествует лира.

Дети священников особо ничем не отличаются от других православных детей. Обычные люди ― со своими трудностями и радостями, успехами и неудачами, верой и сомнениями, достоинствами и недостатками. Книга «Поповичи» ― об этом. В ней много интересных историй из жизни автора ― Марии Свешниковой, дочери протоиерея Владислава Свешникова. Духовником отца Владислава был отец Иоанн Крестьянкин, и несколько страниц посвящено воспоминаниям об этом святом старце.

Бывает так: начнешь говорить или думать на одну тему, потом по ассоциации переходишь к другой, затем ― к третьей и так далее. Разговор может начаться с музыки Моцарта и через пару минут ― закончиться пирожками. Или зайдет речь, к примеру, о математике, ― и вдруг незаметно переходим к воспоминаниям о том, как в детстве ходили с дедом на рыбалку.

Из книи "Зачем мы здесь?", 2003 г.

              Какая связь: молва – молитва?
              Кроме дефиса, никакой.
              Но почему молитва слитна
              С кружащей мысли суетой?

Стою на молитве.
Посторонние житейские помыслы – 
как муравьи.
Бегают в разных направлениях,
суетятся, сталкиваются друг с другом,
носят какой-то мусор: 
строят муравейник,
свою вавилонскую башню,
возле старой, наполовину засохшей яблони - 
древа познания добра и зла…
А я через молитву
питаюсь от Древа Жизни.