Монахиня Евфимия о вымысле в православной литературе

Монахиня Евфимия (Елена Владимировна Пащенко) живет в миру. В одной из московских поликлиник «стучит молоточком», — так она говорит о своей работе врача-невролога. Жительствует в городе Домодедово, куда переехала из Архангельска. И уже много лет пишет книги. А недавно в издательстве «ОЛМА Медиа Групп» вышел сборник ее рассказов «Возвращение чудотворной».

— Вы пишете давно. И первые Ваши сочинения были про монастыри, старцев....

— Не совсем так, я начинала с краеведения. Первая книга — самиздатовская, напечатанная на мои деньги, с моими же иллюстрациями — вышла в 1996 году. И называлась «Очерки о храмах и монастырях Архангельской области XVII–XX вв». Почему такое светское название? Дело в том, что она считалась изданием моей «альма-матер» — Архангельского мединститута, утверждалась тамошним редакционным советом. Тираж у нее был небольшой — 400 экземпляров, разошлась она достаточно быстро и сейчас является библиографической редкостью. Собственно, то была едва ли не первая постсоветская книга по церковному краеведению в нашей области.

— А как получилось, что Вы обратились к прозе?

— Московская православная газета «Воскресная школа» (сейчас это журнал «Покров») объявила конкурс рассказов на заданную тему. Подруга посоветовала мне поучаствовать в нем. И я сочинила два текста. Один из них — «Рассказ врача» — правдивая история о моем первом миссионерском опыте в деревне, отчасти удачном, отчасти нет, получил то ли второе, то ли третье место. Затем я написала цикл краеведческих рассказов о городе Архангельске, героями которого стали мальчик Дима и его крестный отец Николай — своего рода «занимательное православное краеведение». А потом перешла к художественным текстам. Газета «Воскресная школа» дала мне возможность опубликовать их, за что я благодарна его сотрудникам, в том числе — отцу Киприану (Ященко).

— А придумывать в православной литературе не возбраняется? Это не считается ложью?

— Дело в том, что я не придумываю. И среди тех, кто помогает мне писать, — известный архангельский краевед Дмитрий Викторович Иванов — большой знаток реалий прошлого. Поэтому в моих книгах очень много исторических фактов, краеведческих деталей, но они, как стеклышки в калейдоскопе, перемешаны. К этому — доля вымысла. Однако я использую реальные прототипы и сюжеты из жизни. Например, сейчас пишу детектив (их уже целая серия). Эта история произошла в 1950-е годы с одним священником. Он выжил в лагерях, но сошел с ума и умер, сочиняя отчет в епархиальное управление. Вот и думай, читатель, кто его убил?.. К этому я добавила историю о своей командировке в Устьянский район. Герои тоже все настоящие, только они жили в разное время. Я собрала их вместе.

— Как Вам удается сочетать монашество, врачебную практику и литературу?

— А как святителю Луке (Войно-Ясенецкому) удавалось быть оперирующим хирургом и архиереем? При этом он писал и проповеди, и воспоминания, и медицинские книги. Еще один пример — мать Мария (Кузьмина-Караваева) — святая, канонизированная Константинопольским патриархатом. Православная поэтесса, благотворительница, монахиня, в чем-то эпатажная, по убеждениям — эсерка, героиня французского Сопротивления, погибшая в концлагере. В истории много подобных случаев, эти два — самые известные.

— Часто предметом Вашей авторской иронии становятся моменты недопонимания, переосмысливания, перетолковывания прихожанами слов батюшки.

— Да, это так. Например, в рассказе «Сброшенный венец». Но — это дословно взято из одного интервью с послушницей монастыря. Другое дело, что в рассказе это привело к трагедии.

— В то же время Ваша книга не первая, где я нахожу подобную иронию. Например, «Современный патерик» Майи Кучерской, книга Николая Байтова «Ангел-вор» испещрены подобными историями. Писать о темноте людской — часть церковного канона?

— По крайней мере, это ему не противоречит. Например, в богослужебных православных текстах ад называется «адом всесмехливым», то есть достойным посмеяния. Есть и другие примеры. И в русской литературе, и в западной христианской часто высмеивается зло. Ведь оно утрачивает большую часть своего обаяния, когда становится объектом насмешек. Помните Гоголя: «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» И если мы смеемся над собой — значит, души наши еще живы.

— И последний вопрос. Существует ли какая-то православная книга, на примерах рассказывающая обычным людям о том, что такое праведная и неправедная жизнь?

— Таких книг много. Прежде всего — Священное Писание. Евангелие сейчас доступно каждому человеку — там ответ на все эти вопросы. Сочинения святых отцов. Русская и зарубежная классика. Приходит на память двухтомный роман норвежской писательницы ХХ века Сигрид Унсет «Улав, сын Аудуна из Хествикена». Это история обычного человека, жившего в Средние века. Однако его духовный опыт — «вне времени». Этот человек, убежденный в своей всегдашней правоте, вдруг обнаружил, что загубил жизнь и себе, и жене, и своим близким. Хотя, разумеется, хотел им добра. Но известно: если человек считает мерилом истины лишь себя и действует только по своей воле, в конце концов он ужаснется делам своим.

Беседовала Алена Бондарева
chitaem-vmeste.ru