Омилия

Хрупкая и нежная, душенька — душа,
Всю тебя испачкали, мыслями греша.
Словно лист неписаный, жаждущий пера,
Ты ждала с надеждою слова — серебра.

Но язык тончайшею лестью заострён,
Всё царапки ржавые тянет за пером.
Болью растревожена корчится душа,
Забросали кляксами, лист не дорожа.

Закидали комьями грязных слов и дел,
И мервенно-холоден душенькин удел.
Истомилась грешная страхами суда,
И болезнь телесная мучит от стыда.

Феминизм — это не просто борьба женщин за свои права, это борьба с Богом. Целенаправленная наступательная борьба человека с Богом. Смысл этой борьбы — доказать, что человек в Боге не нуждается, что он сам может всё для себя решать, выбирать и жить по своему хотению. Феминизм стоит в одном ряду с движениями за однополые браки, «свободную любовь» и ювенальные реформы.

И в какую бы красивую одежу мы не рядили бы феминистские идеи, они все же остаются богоборческими.

Нет, поймите меня правильно. Мне тридцать четыре года. Я живу в столице. У меня высшее образование. Я привыкла к определенной самостоятельности, имею свои суждения, и да, я зачастую спорю со своим супругом. Я — не образец смирения и послушания. И не считаю, что женщиной можно потакать, её эксплуатировать или подавлять. Но... мужчина и женщина не равны. И не могут быть равны априори. Мы — разные и в наших различиях — наше совершенство.

Ты так красиво и легко идёшь,
Не видя любопытных глаз прохожих.
Ты выглядишь на много лет моложе
Своих подруг, да и соседок тоже.
И вот ещё — ты ненавидишь ложь,
Терпеть её, корявую, не можешь.

Отшельнической жизни полубред
В твоих глазах едва ли узнаваем.
Похоже, этот мир неизменяем,
А ты идёшь, хорошая такая.
Лишь изредка заглушит сердца свет
Печаль твоя, навеянная маем.

В назначенный день и мгновенье,
На утренней свет загадав
Ни силу, ни власть, но стремленье,
Я встала пройти города.

И кликать заветное имя
Того, кто мне выпал судьбой,
На улицы ветхого Рима
С толпою шумящей гурьбой.

И плыли здесь гордые лица
И девы с невинной тоской,
Но вышли — и взор не искрится
И мрачен досужий покой.

И холод от мерзлой погоды
На камнях домов рисовал
Нигде не сокрытые своды,
Которых никто не искал.

Случайный прохожий ругался,
И дух отчужденья витал,
Как будто от правого галса
Он город кренил на причал

Из бурь, что давно отшумели,
Из ветра, что все облетел,
Так шли, натыкаясь на мели
Прохожие — весом всех тел

Знаешь новость? У Анта и Юки появился собственный домашний питомец. Назвали его незатейливо: Малыш. Он ведь и в самом деле умещается у любого из них на ладошке. Но ведь маленький рост — не помеха большой дружбе.

А недавно наши герои пережили небольшое приключение вместе с Малышом. Дело было так...

После завтрака брат и сестра отправились гулять в свою любимую долину. Малыш приехал туда в кармане шортов Анта. Пустив любимца побегать по свежей травке, дети принялись за свою всегдашнюю игру — с облаками. Погода стояла пасмурная, облака были плотные, а некоторые даже потемнели и капали дождем. Поэтому их приходилось называть уже не облаками, а тучами.

Не зли других и сам не злись.
Мы гости в этом бренном мире.
И, если что не так — смирись!
Будь поумней и улыбнись.

Холодной думай головой.
Ведь в мире все закономерно:
Зло, излученное тобой,
К тебе вернется непременно.

Омар Хайям

— Я должна рассказать тебе что-то важное! — Ния нервно затянулась, подвигая к себе пепельницу — одну из самых востребованных мелочей на их кухне.

Натела внимательно посмотрела на дочь. Такое вступление четко гарантировало какую-то глобальную неприятность.

Что такое Новый год?
Что он в жизни значит?
Мишуру дитя несёт,
Серпантин — в придачу.

Огоньками ель цветёт,
Мама суетится.
В небеса звезда растёт,
Чтоб мечтою сбыться.

Вытирает папа пот,
Все дела закончив.
И не спит огромный кот —
Праздничной ждёт ночи.

В детстве казалось: долго
Жить суждено на свете.
Правда не знает торга:
Годы летят, как ветер.

Счастье не там, где сладко
Жить во грехе беспечно.
Сладость порока — крáтка,
Горечь порока — вечна.

Колокол звучит,
    В небе кутерьма!
Льётся звон, гляди,
    С неба на дома,
Звук волной крутой
    С колокольни вниз
И сиреневóй
    Над рекой повис.
Воздух зазвенел
    И дрожит слегка,
Сердце отогрел,
    Потекла слеза.
Небо колпаком
    Над землёй парит,
Божьим языком
    с нами говорит.

Я не пропал, по-прежнему пишу,
Бросая всё без жалости в корзину.
Не обвиняйте, что не дорожу:
Мои стихи — пустая писанина.

Друзья же просят строчки о войне…
Да что о ней… забыть бы о проклятой…
Но память сердце режет всё сильней,
И в тишине всё слышатся раскаты…

Нет, не забыть лицо девчонки той,
Уснувшей навсегда у перехода…
Зачем ты, смерть, кровавою пятой
Прошлась по душам мирного народа…

Встреча со злом, с настоящим, дьявольски изощрённым в садистских приёмах, пытках, издевательствах над невинными жертвами, повергает в оцепенение. Сегодня не время для сантиментов, сегодня — война, но когда стреляют по мирным жителям Донбасса, по детям, женщинам, старикам, даже по кошкам и собакам — я чувствую, что по мне стреляют. Когда утратившая целомудрие и человечность «лапа» изверга хватает за горло другого человека (таким был весь майдан), я не могу с этим согласиться, не могу принять это — никакая идея не может оправдать преступление. Как писал Ф.М. Достоевский: «Да будут прокляты эти интересы цивилизации, и даже самая цивилизация, если для сохранения её необходимо сдирать с людей кожу» (Дневник писателя, 1877).

Да, во время войны приходится убивать, но только в целях защиты. Если ты человек, если остаёшься человеком. Как можно стрелять запрещённым оружием по мирным городам, по беззащитным людям? Фотографии жертв из новороссийских городов и посёлков — безголовые женщины, иссечённые старики, старухи, дети… Нет, это не война, это изуверство. А глава страны говорит: так и должно быть, их дети должны сидеть в подвалах!

Как-то раз отправились Юка с Антом на прогулку в широкую долину, где так привольно бегать. И взяли с собой сачок. Знаешь, зачем? Думаешь, бабочек ловить? Не-ет, бабочки для великанов слишком малы — хоть в микроскоп разглядывай. Все равно что для нас микробы: знаем о них, а увидеть не можем.

Сачком великаны ловят... облака. Выберут самое красивые облачко, прицелятся, взмахнут сачком — и поймают! Конечно, поймать облако по-настоящему не получается — ведь оно похоже на туман. Это почти то же самое, что ловить солнечный зайчик. Но все равно очень весело.

— Я поймал барашка! — радуется Ант. — На, бери сачок, теперь твоя очередь.

Придёт январь сквозь обнищалость дней.
Уставшим псом уляжется у ели.
Зажжётся небо вечностью огней,
И запоют притихшие метели.

Развесит старый ветер конфетти,
Украсит верх упавшею звездою.
И птичий щебет, брошенный в пути,
Я отогрею раненной душою.

Сомкнёт ладони мой уставший край,
Ища молитвою тропинку к Богу.
Ты на меня, январь, в сердцах не лай,
Давай разделим поровну тревогу.

Рисуешь звёзды на стекле –
И дышится свободнее.
В них гильзы чувств и, в том числе,
Есть что-то новогоднее.

Любовь затрёт любую ложь,
А счастье – эфемерное:
Перепоёшь, переживёшь
Наверное, наверное.

И пусть себя не превозмочь
Со всеми несогласными…
Глядит Младенец снова в  ночь
Глазами нежно-ясными.

А ты идёшь, как пилигрим,
За солнечными пятнами
В небесный Иерусалим
Путями невозвратными…
2014

Тот, кто смотрит в настоящее будущее, смотрит не на себя. Он видит там отражения сотен судеб, связанных сиюминутностью. Кто-то скажет, что сиюминутность можно скинуть как ветхий плед, но она накатывает множеством голосов, принявших ветхость за обновление. Превращения мира подобны калейдоскопу, но только для стороннего наблюдателя. Понимающий суть видит, что время выносит свой приговор ошибкам так же последовательно, как калейдоскоп изменяет рисунок видимого. Это случайная игра, за которой неизменно вырисовывается закон тщетности. Песчинки, собранные в ладонь, могут стать чем угодно, брошенные по ветру. Так и мысль, не скрепленная истинной верой, становится бурей, рассеивающей истину.

Замирает душа от предчувствий.
Что готовит лукавая власть?
И поэтому столько в нас грусти,
И её никому не украсть.

Как крадут наши земли и воды,
Разрушают любой идеал
И торгуют той самой свободой,
Что Господь изначально нам дал.

Сети вяжутся ложью обильно,
Дайте неба и ветра глоток!
Время сжалось уже непосильно,
Сокращая назначенный срок.

Тиша вернулся.

— Явился? Ну и вид у тебя...Что, на свадьбе был? Ну и как? Нет, вы только посмотрите на него! Нос в крови, один глаз не видит. Погулял!

Тиша, понурив голову, сидел около пустой миски.

— Хватит ругаться. Покорми его, видишь голодный, — муж попытался приласкать кота, погладить по спине, но Тиша побежал за мною к холодильнику.