Весь в заплатах — истлевший диван
И скрипучее кресло-качалка,
И тоской запивая обман,
Ворожила о счастье гадалка.
Гоготала соседка в ответ,
И боялась, что память разбудят,
Как же много томительных лет,
Никого здесь за глупость не судят.
Как же верно прижился тут страх,
Называя по имени слабых,
Где-то шли и несли на плечах
Мира немощь базарные бабы.
И грубы, и глупы, но давно
Никого за такое не судят,
И теперь, и тогда — все равно,
Раскрывают обманы лишь люди.
И опять растревожена явь,
И проходят прохожие молча,
Никому ничего не отдав,
Точно стая сбиваются волчья.
Но в заплатах давно их дома,
Где за чаем ругаются матом,
И воюют, ведь проще — ломать,
В этом городе полчищ-плакатов.
В этом городе плюшевых лиц
Пробуждаются редко от страха,
Разве только глазищи зарниц
Во всю ширь своих ярких размахов
Освещают жилища, где хлам
И скрипучее кресло-качалка,
Хорошо здесь земным племенам
Слушать сказки тоскливой гадалки.
