Омилия

Если мы к чему-то тянемся, то важен не только сам предмет нашего влечения, но и намерение по его применению. Зачем мы стремимся быть совершенными? Зачем нам святость? Зачем нам истина? Бить или любить — истиной?

Расскажу-ка я для начала ехидную сказочку на тему.

* * *

В деревне ёжиков-неофитов каждый ёжик носит с собой палку на вырост: длинную-предлинную в сравнении с реальным ростом ёжика. Каждому новоприбывшему вручают её для того, чтобы ёжику легче было работать над собой, следить за своим ростом.

Ежи — народ колючий, это всем известно. Общение с ними всегда чревато мелким травматизмом. Но ежи-неофиты — народ особенный, если что не по ним, они ещё и палкой могут огреть. Так что в деревне ежей-неофитов туристам делать нечего. Но как в ней выжить самим ежам?

                          Два года назад, после тяжелого и длительного лечения, мне нужно было пройти завершающее обследование, которое неожиданно оказалось  трудновыполнимым   делом.   В  Тюмени,  в Онкологическом Центре, куда я приехала  для прохождения  ПЭТ-диагностики,  долго не могли вколоть иглу в мои измученные «химией» вены.

    Вкалывали, пытались пускать по ней лекарство - и вена тут же взбухала синяком, иголка выскакивала.   Измучился персонал со мной. Главная медсестра даже спросила:

- Из какого города вы такая?

     И услышав, что из Новосибирска, вздохнула, добавив:

- Никогда у нас  такого не было.  Теперь Новосибирск долго  помнить будем!

Злая туча – мохнатое чучело
Прячет солнце. Откуда ей знать
Сколько света в словах: «Я соскучилась»?
И какая от них благодать.

Это – жизнь, это – Тайная Ве'черя,
Где ни крошки чужой, ни пятна.
И созвучие с каждою встречею
Повторяется, словно весна.

Я до сих пор вспоминаю себя девочкой 13-ти лет.
Она достает ключи, не включая свет
Заходит в квартиру, 
в которой людно только к шести.
 Ее тело вырастет, а душа останется-травести

Способная воскрешать в себе - детскость, потерянность, волшебные тайники,
Там где спрятаны - фантики, бусины, дневники,
Вкус любимой ириски, который немного солоноват
И уменье сиять на тысячи киловатт.

Чуть звенят от мороза просторы.
Укрывается инеем даль.
И глядят фонари светлым взором
Сквозь редеющей ночи вуаль.

Я иду чуть нескладно по снегу.
Наполняется счастьем душа.
И плывёт по бескрайнему небу
Молодая луна не спеша.

Сонный ветер увязнет в сугробе,
Бросит зимнюю свежесть в лицо.
Луг родимый как будто бы обмер,
И знакомое видно крыльцо.

В Белогорском отстояли службу, 
В сердце все метели улеглись. 
По-другому смотришь ты на жизнь, 
На любовь, на счастье, и на дружбу. 

Если ты такой умный,
то почему такой бедный?
(поп-вопрос)

Богатство – мерило ума? –  
             Сказали Вы вздор.
У глупых пустая сума? –
             С каких это пор?

Богатство – дешевый кумир,
Растлитель сердец.
Кто стал на колени пред ним –
Уже не мудрец.

Из гроба жизнь видней,
а рай — из ада.
Сквозь тысячи скорбей
тебе я рада.
Сквозь страх и боль,
сквозь ужас человечий,
приветствую любовь
простосердечий.
Вся жизнь — следы,
былого счастья тога,
попутчики звезды,
встречавшей Бога.

Было это давно или совсем недавно – неважно. Да только пришел в одно селение путник. И остался в нем жить. Мудрый был человек. Людей любил, а особенно деток. А уж руки золотые! Такие игрушки мастерил, что ни на одной ярмарке не сыщешь. Да вот незадача – поделки-то слишком хрупкие. Обрадуется ребятня забаве, а она возьмет да и разобьется. Поплачут дети, а мудрец им новую игрушку смастерит. Да еще более хрупкую.

– Что же ты, мил человек, такие подарки детям нашим делаешь? Ведь ты мудр и любишь их как родных, – спрашивали у мастера родители. – Дети стараются играть аккуратно, а подарки ломаются. Сколько слез-то!

Я больше не буду ходить в зоопарк:

Там львы за решёткой утратили гривы,

Там бурый медведь на вас смотрит трусливо

И просит подачки горбатый верблюд.

МАМА ПТИЦА

А когда уснет малыш под твоей рукою,

Будешь ты уже не ты – птицею большою.

Под твоим крылом птенец –

Беззащитный, хрупкий.

Оторвались, наконец,

В клюв сложились губки.

Мама-птица всё не спит,

Греет своё чадо.

Если песню похитят —
следуй за песней,
не теряй её из виду,
иначе умрёшь, как вошь,
завоешь, как волк,
и убьёшь себя и другого.
Не так важно кого убить,
если начнёшь убивать.
Песня рождает тебя и другого,
храни свою песню.
Отнимающий песню, помни,
хочет забрать и жизнь.

Не делающие судят делающих,
не знающие — познающих,
стоящие на месте судят идущих,
не падающие только потому, что никогда не вставали, судят упавших и встающих,
мёртвые, никогда не знавшие жизни, живущие в смерти, судят смертельно страдающих в жизни.
Карнавал смерти закружил многих. Зачем эти лживые маски, имеющим шанс обрести лица? Разве под «фиговым листом» скроешь срамоту пустоты?
Пустота взыскует пустоту, а полнота — полноту; знающие — узнают, а не знающие — не хотят знать. Живые оживают, а мёртвые пребывают мёртвыми, потому что выбирают смерть.
Подобное познаётся подобным, как познать Тебя, Господи, если Ты Сам не расскажешь о Себе Сыну Твоему? Ты познаёшь нас во Христе, и мы познаём Тебя во Христе. Христос — мост, на котором возможна Встреча. Но кто ищет её?
Не знающие — не знают, что не знают. Не ищущие не ищут. Не рождённые не желают родиться. И только жизнь болит в каждом живом. Жизнь — болит и поёт. Песня и боль — одно?
Желающих петь много — это красиво, но люди бегут от страданий и страдающих, боясь заразиться болью.
Люди плюют на слабых, не зная, что песня делает слабым. Поющий силён только пока поёт.
Песня — мост, как и Христос. Человеческое братство возможно только в песне, но для этого надо возлюбить страдающего, как самого себя. Страдающий — тоже мост: от себя мёртвого к себе живому.

На черных ветках дремлет белый снег.
Он озорной пушистый котик.
Его не трогает ни спор синиц за семечки на пне,
Ни скрежет в зубках беличьих орехов оболочек.

Зато, как только солнце свой покажет лик
Иль ветерок плечом зацепит ветки,
Он сверху мне на шапку лихо – прыг,
Когда уютно я устроюсь на скамейке.

Девочка с огромными глазами

Смотрит в мир, как на хрустальный шар,

И зачитываясь Мураками,

Ловит взглядом заревой пожар.