Убитая любовь

Было это давно или совсем недавно – неважно. Да только пришел в одно селение путник. И остался в нем жить. Мудрый был человек. Людей любил, а особенно деток. А уж руки золотые! Такие игрушки мастерил, что ни на одной ярмарке не сыщешь. Да вот незадача – поделки-то слишком хрупкие. Обрадуется ребятня забаве, а она возьмет да и разобьется. Поплачут дети, а мудрец им новую игрушку смастерит. Да еще более хрупкую.

– Что же ты, мил человек, такие подарки детям нашим делаешь? Ведь ты мудр и любишь их как родных, – спрашивали у мастера родители. – Дети стараются играть аккуратно, а подарки ломаются. Сколько слез-то!

Улыбнулся мудрец: «Время мчится очень быстро. Совсем скоро другой человек подарит вашему сыну или дочке свое сердце. Хрупкая вещь! Думается, мои игрушки научат их бережно относиться к этому бесценному дару…»

(Притча)

 – Завтра в 11 я вас жду у патриархии, – крикнул в трубку о. Зураб. По темпу речи чувствовалось, что кто-то опять стоит у него над душой и нет времени вдаваться в подробности. Потому и говорит телеграфным текстом. – Митрополит вас примет и решит этот вопрос. Просьба не опаздывать.

Ия хотела крикнуть, что она сама пунктуальность и вообще в жизни никого не подводила, но в трубке уже шли гудки отбоя.

Всю ночь Ие не спалось. Неужели завтра всё решится? Но как же всё это рассказать? Опять начнет заикаться, плакать, и выйдет путано и невразумительно.

С чего ж начать-то?

Пожалуй, с главного. Таких, как ее Серго, не бывает. Среди знакомых ей такой второй точно не встречался. Нежный, ранимый, интеллигент до кончиков ногтей, без грамма наглости, такой необходимой в этой собачьей жизни. При всем при этом Серго был еще и музыкантом от Бога, очень талантливым, легко скользящим на гребне успеха. Причем без всяких обходных маневров, таких необходимых для карьеры.

Серго записывал диски, и они хорошо расходились. По крайней мере, на жизнь хватало. Бытовые неустройства решала домработница.

Словом, у Серго и Ии было всё для счастья. Кроме одного но. Никак не получалось заиметь наследника.

Ия запаниковала после двух лет семейной жизни. Серго весь был в мире чарующих звуков, и его невозможно было дотащить до врача. Потому пришлось начать с себя.

Анализы у нее оказались как для учебника – образцовые. Врач подтвердил: с такими данными забеременеешь хоть завтра и рожай на здоровье хоть десять детей.

С Серго всё было туманно и непонятно. Любые попытки и упоминания о враче заставляли его меняться в лице и замыкаться. Ия долго копала и всё же выяснила, что у мужа реальная проблема, еще и усугубленная хрупкой психикой.

Отношения у них ухудшились. Ия давила на мужа всеми возможными женскими методами, как советовали многоопытные подруги – истерики, бойкот, угроза развода. Серго страшно переживал. Как-то ему стало плохо сердцем, и Ии пришлось ослабить бульдожью хватку и месяц его откачивать.

Последующие несколько лет были лишь чередованием горяче-холодного душа, которым Ия обдавала своего Серго, считая, что абсолютно права.

– Пойми, я здоровая женщина и хочу детей. Своих, нормальных, а не каких-то уродов с неизвестной генетикой и с букетом заболеваний. Иди и включи мозги.

Серго умолял не бросать его:

– Ия, я не смогу без тебя жить. Я повешусь.

– О, перестань давить на жалость. Хуже нет, когда мужчина слабак.

С другой стороны, Ия не хотела разводиться с Серго. Слишком много плюсов вместе. И к тому же не было на горизонте человека, которого можно было рассматривать как кандидата на замену супругу. Как известно, все хорошие кадры были уже разобраны и закреплены по своим полочкам ещё в юности. Оставшиеся свободные особи никакого практического интереса не представляли.

Манана, лучшая подруга, подсказала ей гениально простое – синтез.

– Серго тебя обеспечивает и пылинки сдувает. Просто роди от другого. Твой лопоухий ишачок и не поймет. А даже если поймет, все равно никуда не уйдет. У тебя годы летят, надо действовать.

И производителя конкретного посоветовала по доброте душевной, чтоб время драгоценное на поиски не тратить.

– Вот хотя бы Важа – мой двоюродный брат. Вид какой! Что лицо, что рост. На расстоянии от него залететь можно. И самое главное, гарантированно «детный». Пять раз женат и везде мальчишки.

Манана продолжила психологическую обработку, а вода, как известно, камень точит. И вскоре колеблющаяся Ия была готова к эпохальной встрече.

Важа при ближайшем знакомстве на территории Мананы показал товар лицом. Уверенный, нахрапистый мачо, хоть и порядком поизносившийся от многоразового использования, сразу же перешел от слов к делу. Устоять было практически невозможно.

После каждой из встреч Ие почему-то хотелось вымыть руки, как после чистки засорившейся раковины. Странно, но с ребенком ничего не получилось.

Серго, при всей своей рассеянности, узнал об измене сразу. Но реагировал нестандартно. Не скандалил и не бросился собирать вещи. Он запирался у себя в комнате и сидел так часами.

Как-то после такого сидения он вышел и вернулся с огромным букетом из роз.

– Сегодня твой день рожденья. Я снял зал в ресторане. Позови кого хочешь.

Серго ушел к себе.

Постепенно Ия успокоилась. В конце концов, ничего страшного не произошло. Это он сам во всем виноват. Он толкнул ее к измене.

Ия села обзванивать подруг, ибо не пойти в оплаченный ресторан – это верх идиотизма.

Серго сам в пункт общепита не пошел – головную боль обвинил.

Ия пошла, не задумываясь. Стресс лучше всего в теплой кампании снимать. Посидели они с девочками прекрасно. Давно так душевно не отдыхали.

Пришла домой поздно. Заглянула в комнату мужа для проформы – отметиться. А там – удавленник.

Потом, уже после криков, кутерьмы с соседями и полицией, заметили на столе аккуратно сложенный листок бумаги: «Прости меня. Я больше так не мог».

Даже в последний момент он, Серго, никого не обвинял, а еще и извинялся. Вот она, рафинированная интеллигентность, гори она синим огнем.

Ужас происшедшего нахлынул на Ию после похорон, когда все утешители и соболезнователи разошлись по своим делам. В гулкой тишине большой квартиры Серго мерещился ей везде. Грустные карие глаза смотрели на неё из темноты, из полированной поверхности его рояля и даже из чашки кофе, которую она пила.

В них читалось одно и то же:

– Я так любил тебя.

Он глотал все ее грубости, шипения и попреки в бездетности и сжигал себя изнутри. Так и ушел, не упрекнув ни в чем.

– Нет, это я убила тебя, Серго! – зарыдала Ия.

Надо было принимать его таким, какой он был. Быть нежнее, не грызть. Ясно, что так любить её никто из людей не будет. Повторений чувств не бывает. А теперь что…

Ия не была особо религиозной, а тут страстное желание помочь ее мужу там стало навязчивой идеей.

Пошла в церковь, но там, заслышав о самоубийце, сразу отмахивались.

– О таких мы не молимся и никакие сорокоусты не принимаем.

– Как же так?! – возмущалась Ия, – Что за дискриминация такая! Был человек хороший, добрый, мухи не обидел. Может, было у него легкое психическое расстройство или что-то в этом роде. И его надо скинуть со счетов, будто и в природе не существовало?! Сами ж говорите, что душа бессмертна.

– Душа бессмертна, а справка из психдиспансера необходима, раз уж вы так настаиваете на отпевании, – механически-резонно заметил ей священник среднего возраста.

– Нет у меня справки, не дошел он до диспансера, – сердилась Ия. – Он буйным не был. Бюрократия у вас тут какая-то.

– Иногда лучше, чтоб был буйным, – ответил ей клирик, уже уставший от навязчивой посетительницы, – Вам везде скажут одно и то же. Разве что к высшим иерархам обратитесь. Дело тонкое.

Нисколько не удовлетворенная таким приемом, Ия пошла в другую церковь и там натолкнулась на о. Зураба.

Тот выслушал ее боль и среагировал нестандартно:

– Вы знаете, это хорошо.

– Что тут хорошего?! – такого злорадства Ия не ожидала.

– Что у вас есть покаяние. Редкая вещь в наше время. Я каждый день принимаю десятки исповедей. Набор грехов перечисляют, а покаяния нет. А вы – другое дело. Я попытаюсь договориться о встрече с митрополитом. Вы молитесь святому Варлаамию Керетскому, чтоб всё управилось.

Ия полюбопытствовала, кто это такой, но была отправлена в недра мировой паутины:

– Посмотрите сами. Может, найдете что-то интересное для себя. Иногда трудно провести грань между способом убийства. Один раз в ярости ударить ножом или систематически давить на мозг человека годами. И ждите моего звонка.

Ия нашла-таки указанное житие. Стала читать.

Прп. Варлаам был родом из поморского села Кереть (Кемской волости). Во времена Иоанна Грозного (XVI век) служил тогда еще молодой священник по имени Василий в Коле (Кольский острог) в церкви Николая Чудотворца. Он в приступе гнева убил свою молодую и красивую жену. Была ли это ревность, помутнение ли рассудка, диавольское ли наущение – тут описания спорят друг с другом, сходясь в одном: отец Василий был человеком порывистым и страстным.

Совершив это страшное злодеяние и скоро осознав весь ужас произошедшего, священник Василий бежит в Колу в тамошний монастырь к его настоятелю Феодориту, от которого получает весьма удивительную, на первый взгляд, епитимью – выкопать свежепохороненное тело жены из земли, положить его в лодку и ходить вдоль всего Кольского берега с этим трупом в лодке, молясь и каясь, пока тело жены не истлеет.

На берег он больше не вернулся, скитаясь по волнам Баренцева и Белого морей, предав себя воле Божией. Русские и норвежские мореходы часто встречали загадочного скитальца, не выпускающего из рук весел в любую погоду, возившего останки жены — свидетельство его смертного греха. Так прошло несколько лет, и многие, встречая эту одинокую лодку, уже считали ее видением. Трудно было поверить, что может быть такая сила покаяния. Но это действительно был Варлаам. Не оставляющий ни весел, ни пения покаянных псалмов Давидовых, ни надежды на милость Божию. Так продолжалось, пока тело жены не истлело в прах.

В то время на побережье, в районе Святого Носа, было одно гиблое место, которое стороной обходили все рыбаки. Это бухта, в которой обитали страшные морские черви-древоточцы. И если кто подцеплял на днище таких червей, то очень быстро они превращали деревянные ладьи поморов в труху. Проходя как-то мимо этих страшных мест, Варлаам решил так: «Стану я в этой бухте, и если не «застрадал» я свой грех и не простил меня Господь, пусть прогрызут мою лодку черви, и погибну я, недостойный прощения, в студеных водах». И даровал Господь ему прощение. И в знамение этого исчезли навсегда из этой бухты страшные черви. И стали безбоязненно укрываться здесь рыбаки, вспоминая Варлаама.

Варлаам же принял монашеский постриг на Соловках и еще около ста лет подвизался в подвигах поста и молитвы сначала в пустынном месте, недалеко от родной Керети, а затем ушел ещё дальше от людей на Терский берег Белого моря, в район реки Чаваньги, где, по преданию, построил часовенку и крестил в ней лопарей, просвещая их светом веры Христовой. По кончине тело преподобного перевезли в Кереть, где захоронили с востока от алтаря церкви св. Георгия Победоносца.

Известны случаи его чудесного заступничества за попавших в беду мореходов, когда преп. Варлаам являлся им, укреплял их и помогал справиться со штормом… При этом он всегда называл себя и заповедовал ехать в Кереть и там помолиться в благодарность о спасении. Постепенно в поморском люде сложилась твердая уверенность, что прп. Варлаам, сам хорошо узнав, что такое северные моря и как страшно бывает мореходам, попавшим в беду на море, не оставит призывающего на помощь, заступится и спасет.

Эту уверенность подкрепляли не только приезжавшие в Кереть помолиться о чудесном своем спасении рыбаки, промышленники и купцы, но и многочисленные поклонные кресты, поставленные по всему Северу, многие из которых напрямую связаны были с чудесной помощью прп. Варлаама Керетского. Так, например, до сих пор хранящийся в Благовещенской церкви г. Кола поклонный крест поставил в 1635 году кольский воевода Гурий Иванович Волынцев в память о Варлааме с Керети, который явился воеводе в болезни и исцелил от тяжкого недуга («черной немочи»)

Фильм ужасов какой-то… Ничего себе епитимья. Представила Ия себя в море в какой-то доисторической лодке, абсолютно без всяких мер безопасности типа жилетов или надувных кругов, да еще и с трупом в метре от себя. От одной мысли стало дурно. И ведь смог же человек пережить этот ужас. Еще и святым стал…

Так за мыслями незаметно наступило утро назначенного дня.

В полдень Ия и о. Зураб вышли вместе на улицу из Патриархии. Настроение у Ии было не в пример лучше вчерашнего.

– Хорошо было бы вам поработать где-нибудь в хосписе или детдоме бесплатно. Впрочем, это программа максимум для вас… Год – это только кажется, что очень долго, – успокаивал ее священник. – А потом вашего Серго отпоют. Но не знаю, сможете ли год жить церковной жизнью.

– Нда. На фоне той истории при Иване Грозном год просто ходить в церковь и причащаться во все посты – это очень мало по моим делам. И епитимьей это язык не поворачивается назвать. Тем более, раз митрополит сказал, что я этим смогу помочь моему Серго. Думаю, год пролетит быстро…