Омилия

Лора присела на краешек качелей. Рядом на траве лежал трёхцветный кот, который тут же прыгнул к ней на колени. Медленно проводя рукой по шелковистой шерсти от ушей до хвоста, она пожаловалась ему: «Мурик! Серёжа с Леной опять со мной не разговаривают, называют меня врушкой, - и тяжело вздохнув, продолжала - пусть не верят, что моё колечко волшебное. Да, волшебное, и оно обязательно исполнит моё желание. Так сказала бабушка, а я ей верю». «Мурр…»,- ответил ей кот и запрыгнул на дерево. Девочка подняла руку и посмотрела на колечко, заблестевшее на солнце: «Как мне хочется найти настоящего друга, который будет мне всегда верить и будет моим защитником! Для этого я согласна даже попасть в волшебную страну».

Тихо сияет ночь,
Спать не могу, не хочется,
Всё отгоняю прочь
Мысли об одиночестве.

Звёзд надо мной не счесть,
Будущее – невнятное,
Что-то на свете есть
Вечное, необъятное!

Знаешь, как больно жить –
Рядом сплошные гадости,
А мне бы к себе склонить,
Капельку чистой радости.

Сколько осталось их,
Тех, что душою чистою,
Молятся за других,
Пламенно, честно, истово.

Смотрит с иконы Лик –
Падают башни-мнения.
В горле застывший крик:
Боже – долготерпения!

Может последний стих
Этой рукою пишется…
Сколько осталось их,
Тех, чьи молитвы слышатся?

2009-10

Глава третья

Кирилл Аркадьевич Ломунов частенько бывал недоволен своим сыном. Не мог Игоряха отцу угодить.
После армейской службы вышло у Ломунова-младшего притулиться в жизни лучше бы да не надо – назначили Игоряху председателем районного спорткомитета. Парень с пеленок считал себя не только заядлым, но и удачливым футболистом, того же мнения были и все, кто приходил поглазеть да поохать на городской стадион, где капитан Ломунов с сотоварищами мастерски управлялись с мячиком, и любые заезжие команды терпели одни поражения.

Зацепило…Обожгло…Скучаю,
Радуюсь, как первому лучу.
Жил по слову: «моя хата с краю…»,
А теперь и «края» не хочу.

И ломая старые привычки –
С искренней душою к алтарю.
Раскрываю все свои кавычки,
И, как можно твёрже, говорю:

Да сдалась мне что ли эта хата?
Есть на свете вещи поважней.
Улыбаюсь: Наташуля, Ната,
И всё время думаю о ней!
2010 

У каждого в жизни бывали случаи, казалось бы незначительные, которые украсили жизнь, наполнив обыденное существование каким-то необъяснимым очарованием.

Кстати, а у вас есть хомячки? Если нет, то вы меня вряд ли поймете. А мне так хочется быть понятой. Без хомячков, правда-правда…

А дело было так. Шла я, обдумывая множество разных рутинных вещей, которые слоями возлежат в моей маленькой голове. Эти самые вещи, а вместе с ними и мысли о них, вечно толпятся, склочничают, норовят пролезть без очереди. Я же пытаюсь обдумывать все по порядку, двигаясь по кругу. Но жизнь часто требует нарушить этот порядок, хотя соблюдать его непросто, и я всегда предельно напрягаюсь для этого. Только нарушить порядок бывает еще сложнее.

Исчезает муза, как роса.
После удивительных наитий
Кто-то затворяет небеса
И опять находит полоса
Ничего незначащих событий.

В эти дни случайные слова
Не ложатся в искренние строчки.
Всё не так и кругом голова,
Осаждают мысли-острова
И скупые фразы-одиночки.

Бесполезно, сердцу вопреки,
Строить цепи мёртвых предложений.
Я за то, чтоб красота строки,
Как заря весною у реки,
Радовала ясно. Без сомнений.
2010

Давно…
         В городишке безвестном,
Где люд пировал и грешил,
Отмечен молвою нелестной
Убогий при паперти жил.

Потребного сам не попросит,
Сутул, не ухожен никак –
Был рад он, коль кто-нибудь бросит
Брезгливо некчёмны й пятак.

Не ради корыстной ловитвы –
Небесною жаждой томим –
Усердно творил он молитвы
Всем пламенным сердцем своим.

Народ, проходя, насмехался;
Дразнили мальчишки порой…
А город пред Богом держался
Лишь этой молитвой святой.

Средь нравов разгульно-нестрогих,
Где к доброму люд поостыл,
Не кто-нибудь – этот убогий –
Единственный праведник был.

… Он умер легко и смиренно
В обличии скромном своем,
И в городе хлáдно-надменном
Никто не восплакал о нем.

… И где же то древнее место?
Какое названье ему?
Увы, этот город – безвестный.
Мы знаем с тобой, почему…

7.02.2010 г.
 

Поздравляю всех с Неделей Жен-Мироносиц...

Посвящается Марии Коробовой…

Вы с Ним стоите у Креста,
Сердца звенят колоколами!
И эта музыка чиста
И обжигает душу пламя

Той чистой, искренней любви
Пример которой, вдруг увидев,
Смирив кипение в крови
И фарисеев не обидев,

Мы говорим, - Господь простит.
И лица обращаем к свету:

И высыхает след обид
И песня до конца допета.

21апреля 2010 года, Наталья Трясцина
 

Глава первая

Сергуня, тридцатилетний внучок, опять заявился к деду Афанасию изрядно подвыпивши. Приветствуя старика, провизжал ретиво и плюхнулся, немного озадаченный, прямо на порог — дед не проклял его за пьянку, как обычно, последними словами, а отбросив газету, проскрипел сурово и требовательно:
 — Где твой дружок-от журналист? Волоки-ко его сюда!..

Валька Сатюков, Сергуни Сальникова ровесник, работал в редакции районной газеты и слыл в Городке «очеркистом-портретистом». Накануне любых праздников он, оторвавшись от информационных «тонн, метров и гектаров», отправлялся к какому-нибудь фронтовику и, вынудив того выставить пару поллитровок, заполнял по шумок каракулями листки в блокноте.

Я себе давно уже не верю,
Как не верят в радугу зимой.
Притупило время все потери…
Господи, спасибо что живой.

Мне судьба игривою молодкой,
Притворяясь доброй и родной,
Перед смертью нацедила водки
И под жернов бросила стальной…

И душа привыкла к бездорожью,
За плечами опыт вековой.
Сыт по горло коллективной ложью,
Как под осень высохшей листвой.

Я теперь не часто улыбаюсь,
Нарушая правила игры.
В этой жизни много краснобаев
И довольно всякой мишуры.

Зажигают маленькие спички
Свечи веры в день сороковой,
А из сердца тихо, по привычке:
Господи, спасибо что живой!
2010

«В последний раз я сажал картошку лет пятнадцать назад», – подумал Тимофей, подкидывая к небу розоватую картофелину и радостно выкрикивая прибаутку деда Ильи на добрый урожай: «Дай, Господи, горсточкой разбросать, помоги, Господи, горочкой собрать».
– Помогай, Господи! – подхватили Сила и Ванька, как на пружинках запрыгав по вскопанному полю. – Чур я первый буду сажать, чур я! – гомонили они, перекрикивая друг друга.
– Цыц, пострелята, – осадила мальчишек тётя Сима, – огород большой, всем хватит спинушку наломать, правда, Сидорыч? – обратилась она за помощью к библиотекарю.
– Истинная правда, любезная Серафима Ивановна, – церемонно поклонился библиотекарь, засучивая рукава рубахи, искусно сшитой Ольгой Александровной из домотканой простыни.
Он наклонился и растёр в руках чуть влажноватый комок земли, исходивший весенними соками:
– Хороша картошка будет, – Аполлон Сидорович, мечтательно улыбнувшись, оперся ногой о заступ. – Жизнь продолжается. Правду говоря, пару месяцев назад я был в этом совершенно не уверен.

Моя русская душа
Плачет в Пермской клетке!
Эх! Хлебнем из Ковша
Зажуем конфеткой…

Без любви и прописки
Я живу, я дышу.
Эх! Спасибо Ковшу
Зажуем ириской!

В храм пойду, не спеша
Попрошу прощенья.
Из Христова Ковша
Приму Причащенье.

И пойму, наконец,
Жить на свете стоит!
Так велит мне Отец.
Его Божья воля.
 

Вчера, 16 апреля, в городе Перми состоялась презентация сборника стихотворений, рассказов, воспоминаний и эссе поэтов и писателей Творческого Объединения "Серебряный ковш", представленного к 65-летию Великой Победы. Предлагаю стихотворение из этого сборника:

Когда услышим в мае перекличку птиц,
То вспомним о священной той войне,
"Вернемся " - прочитаем на стене,
Увидим, как во всполохе зарниц
Багряных, и, в ромашковой пыли
Стоит Россия в платьице из ситца.
И нашим воинам хочу я поклониться,
Что защитить ее от гибели смогли!

Когда на землю к нам пришла беда,
Объединив народ одним дыханьем:
К Победе! К ней стремились города
Через преграды, волны, расстоянья.

Сквозь горькие разлуки вижу мать,
Что плачет втихомолку на погосте...

Мне так Спасибо хочется сказать,
Минуту помолчав, без всяких тостов…

2010 год Наталья Трясцина
 

Удручающее непонимание сути христианства вообще и православия в частности - общая черта почти всех массовых обсуждений. Чаще всего эти обсуждения превращаются в хор хихикающих и хулящих, что, конечно, наводит на некие размышления. Но стоит христианину вдруг ответить чуть резче, чем это якобы положено, как все сразу вспоминают и все заповеди и все ветхо- и новозаветные установки, все сразу вспоминают про правую и левую щеку и, несомненно, путают православие с небезызвестным учением Льва Толстого.