Омилия

Когда темнеет небосвод,
Я слышу крики душ далёких:
Что через боль на землю вход,
А выход тоже не из лёгких…
Я волком вою на луну,
И хоть бы хны, она не слышит.
Здесь каждый ждёт свою весну
Под общей, неделимой крышей…
2010

             Ко да ми отме из моjе душе Косово!
                                              Із сербської пісні

О, земле рідна! Призрен мій –
Залишився за небокраєм.
Живу в вигнанні, як в пітьмі
Над головою чорні зграї.

Предківщина від тяжких ран,
Етнічної війни вмирає,
Під ятаганом мусульман…

Надій до вороття немає.

Зруйнований дитинства дім –
Загублені ключі від раю.
У смутку гину я своїм…
О, Косово! Мій сербський краю!

В Город Кривых Дорог можно попасть, лишь увиливая от правильного пути. Надо ухитриться не следовать выбранному направлению. Это невероятно сложно, потому что каждый человек, желая переместиться из пункта А в пункт Б, старается поступать противоположным образом. Но в Город Кривых Дорог попадают лишь те, кто отклоняется от правильного курса: сначала на немного, потом на чуть-чуть, потом ещё немножко... Постепенно они настолько отклоняются, что оказываются в плену у своих кривых путей и не могут найти дорогу назад.

— Потому, — объясняла мне Высекательница, — нужно всё время понемногу смещаться в сторону от нужного направления, петляя, как заяц, намеревающийся запутать лисицу, иначе в этот город не пройти.

Утру ясному, тихому внемлю,
Ощущаю который уж раз,
Как внимательно смотрят на землю,
Миллионы невидимых глаз.

Необъятное сердце ликует,
Над моей головой – синева!
Кто-то солнце живое рисует
И цветы превращает в слова.

И поют розы: Аве Мария!
Белых лилий звучит дивный хор.
Васильков – небеса голубые,
Дополняют душевный простор.

Я дарю эту капельку счастья,
Что росой по цветочным словам,
Так блестит, недоверчивой Насте.
И она собирается в храм.
2010

В тот вечер врач-невролог Нина Сергеевна Н. осталась в отделении на дежурство. Вместе с молоденькой девушкой, которая несколько месяцев тому назад окончила медицинский институт и теперь проходила интернатуру по неврологии. Между прочим, она была тезкой Нины Сергеевны. Поэтому в отделении ее прозвали «Ниной Маленькой». И посмеивались над тем, что она всюду хвостиком следует за «Ниной Большой». То есть за Ниной Сергеевной, которая, в отличие от коллег, охотно делилась с ней своим врачебным опытом. Тем более, что она всегда помнила, какой жизненный урок в свое время ей преподала эта девушка.

О том, что завтра — Прощеное Воскресенье, Рита узнала, когда смотрела телевизор. Это давно стало ее насущной потребностью. Потому что у нее не было ни родных, ни друзей. И те людские голоса, которые с утра до вечера слышались в ее квартире, раздавались с телеэкрана… Телевизор был едва ли не последним, что еще связывало Риту с окружающим миром. Вот и вчера, когда она, усевшись перед ним, по привычке начала переключать программы, на экране вдруг появился какой-то молодой благообразный священник. Он говорил о том, что послезавтра начинается Великий Пост. А завтрашнее воскресенье у православных людей называется Прощеным Воскресеньем, потому что в этот день принято просить прощения у тех, кого мы обидели, и мириться с ними. Вот тогда-то ей вдруг и вспомнилась Женька. Та, у кого ей больше всего хотелось бы попросить прощения. Вот только все эти годы, более полувека, она не решалась сделать это. Потому что знала — если бы кто-то поступил так с ней самой, она ни за что не простила бы его.

Баба Шура не ходит по барам,
Не её этой жизни тусовка.
Рано утром в пальто своём старом,
На при-клубных, глухих тротуарах,
Она ищет, глядит мелочёвку…
И находит: спасибо вам, люди.
Бог меня даже нищую любит!
2010

«Где родился, там и пригодился»- так говорят в народе. Я родилась в Прибалтике в первое послевоенное десятилетие, но знаю о каких-то подробностях жизни семьи и своего младенчества только по рассказам мамы. А пригодилась я совсем в другом месте- на родине бабушки и мамы, в дальнем местечке под Костромой, куда переехали со временем мои родители. В деревеньке в семь домов на холме, неподалеку от довольно большого лесного озера жилось привольно, уютно. Жизнь была наполнена событиями, смыслом, трудом. Вся округа была полна жизни. Рядом, в досягаемости взгляда, были разбросаны деревеньки, иногда похожие на хутора. В тихие вечера доносились звуки этой жизни - барабанный виртуозный стук палочек пастуха о деревянную доску- сигнал к возвращению стада с пастбища, по утрам пение голосистых петухов, звуки работающих тракторов. Зимой , над сияющей голубизной снега, уходящие в небо белые столбы дыма из печных труб. Гирлянды инея на березах и черемухах, на моих ресницах, на воротнике папиного полушубка.

Я человек: хороший и плохой,
И не стремлюсь занять чужую нишу.
Сегодня я – опавший лист сухой,
И никого, и ничего не слышу.

Исчезло всё: успех и неуспех.
И даже цвет не радует зелёный.
Давно забыт весёлый, детский смех
И привкус на губах моих солёный.

Мне не сказать, что с возрастом умней
Я становлюсь, а просто осторожней.
Как сирота оторван от корней
И на душе от этого тревожней.

Пусть промелькнут за горечью строки
Высокий берег, солнцем опалённый.
И три любимых цвета у реки:
Оранжевый плюс синий и зелёный.
2010

Я ждал её, напрасно ли не знаю.
Так легче и спокойнее – не знать,
Но, вряд ли можно думать перестать…
Один лишь взгляд – и в двух шагах от рая
И полминуты рядом – благодать.

Я ждал её, как первый день весны.

Но жизнь сильней, играет бабье лето,
Живые точки пляшут вдалеке,
То стая диких уток на реке,
Рисуют мне мечту, которой нету,
Я даже не держал её в руке.

Но жизнь сильней, реальнее, чем сны.
2010

«Иисус сказал ей в ответ: «Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек. Но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную». (Евангелие от Иоанна гл. 4 (13,14)

ДВЕ ЧАШИ
Одна…
Жемчужной гранью искушает,
Манит изяществом.
Напиток в ней.
И тонкий аромат прельщает,
Испить скорей.

Не блещет красотой другая,
Проста робота – грубые края,
Рисунка нет.
Лишь капелька живая
На дне, как свет.

И тянется рука к красивой чаще.
Не утолила жажду, вновь душа горит.
И только в Божьей капельке
Спасенье наше,
И страждущих, и жаждущих
Собою напоит.

Солнечный луч весело катается на паутинке. Паук-торопыга удивлен и опечален одновременно: что-то яркое играет с ним в прятки — ни поймать, ни защититься от вторжения. Озорные малинки выглядывают из-за листьев, приглашая в гости. Речка плавно омывает берега, густо покрытые деревьями, которые о чем-то шумно спорят на ветру. Вот кот с умильной мордашкой, уплетает из блюдца бабушкину сметану и довольно мурчит от удовольствия. Мамины руки, такие нежные, с только им присущим ароматом любви и тепла, гладят по голове, и на душе отрада... Море солнца, воздуха, дышится легко и свободно, а впереди целая волшебная страна, которую еще предстоит исследовать. Детство. Заря жизни.

Разлуки нет, есть только продолженье:
В любви, надежде, вере и друзьях…
Один «уснул», другому день рожденья
И мы втроём у осени в гостях,
По-над рекой, на красно-жёлтом склоне,
За городом, при ивах-близнецах,
Скрепились тихо три мужских ладони,
Четвёртая – горячая – в сердцах…

2010

Так случилось, что на на Афон пускают только мужчин. А в монастырь пускают только котов. Это не значит, что собак там не любят. Просто так сложилось исторически. За ними смотрят, их кормят, но в монастырь ни ногой. У монахинь Киевского Флоровского монастыря есть послушание-они ходят с собаками на площадку. Здесь главный принцип – «Вы в ответе за тех, кого приручили».
Но вернемся к нашим кошкам. Они и вправду очень похожи на монахов: о чем думают – неведомо, ни пары с уст, ласковые, тихие, их дом всюду и нигде. Умные пытливые глаза опускаются в самые недра души. Такое впечатление, что они знают о тебе что-то, чего ты и сам не в состоянии постичь.
Как и монахи, коты днем вроде бы как ничем примечательным не занимаются. Однако ночью для кота настает время подвигов. Также и монах ночью несет молитвенный подвиг и «невидимую брань». В любом большом монастыре бывает много котов. Но строгие монастырские уставы имеют для кошачьих самые серьезные последствия: среди них прослеживается большая «текучка» — остаются единицы, особо себя зарекомендовавшие .

Стрелки на часах
встали.
И вокруг,
как-то вдруг, стихло.
Мы с тобой в ту ночь
спали, –
В час, когда
умирал Виктор.
Он молча терпел
боли,
Что мучили его
часто.
Все письма писал
Оле,
(Врачу, что вела
участок).
Таблеток на пол
словно,
Просыпал,
лежат повсюду.
Нарезанный хлеб
ровно
К какому
готовил блюду?
Да это
не так важно.
Человека не стало -
горько.
А знаешь,
терять – страшно?
Конечно, без Бога
только.

(21.09.2010г.)

МЫШКА-ЗАКОРЮЧКА

Жила-была одна девочка. И любила она вредничать.
Стала бабушка рассказывать ей сказку:
- Жил-был дед...
А девочка перебивает:
- Сколько лет?
- Сто лет в обед. Ты меня не путай. Жил-был дед с бабкой да внучкой. И были у них...
- Собака Жучка, кошка-злючка, мышка-закорючка.
- Мышка не закорючка. Мышка-норушка.
А девочка улыбается ехидно:
- Мышка-норушка, кошка без ушка, Жучка-старушка.
- Ладно, пусть без ушка. Слушай дальше. Посадил как-то дед репку.
- Зачем?
- Что зачем?
- Если у него репка была, зачем он её посадил? Он её в землю закопал? Чтобы она большущая стала?
Тут бабушка головой покачала, накрыла вредную девочку одеялом, выключила свет и ушла.
С той поры и повелось: кто вредничает и перебивает - без сказки сидит.

МАКАРОНЫ

Зашумели дожди, застучали
По листве, по судьбе, по стеклу,
По тоске, по душе, по печали,
Что не спрячешь, так просто, в углу.

Пойте весело, долго, натужно,
И наполните свежестью дом.
Мне сегодня особенно нужно,
Встретить Музу в плаще золотом.

Эта чистая, мудрая гостья,
Вдохновением светлых идей,
Лечит душу от хамства и злости
Безразличных, недобрых людей.

Забываю привычное «если»,
Всем дождям – восклицательный знак!
Муза-осень устроилась в кресле
И разжала мой крепкий кулак.
2010

Ветер рвал на части небо,
Перемешиваясь с снегом
Дождь хлестал, хлестал по крышам:
«Господи! Тебя не слышим»
Только боль да скрежет ночи.
Лед в душе. Вы зрите, очи,
Пламя маленькой свечи.
Ветер, тени, помолчим…
Каплет воск, и каплют слезы.
«Пожалей нас, грешных, Боже!»
Губим мир и в нем себя,
Не прощая, не любя.
Пьем из черного бокала
Зло тягучее до дна.
Дождь стучит, опять одна…
Мысли, словно злые осы,
Жалят, жалят, жизни просят:
«Что оставлю, с чем уйду?
Счастье, где ты? Не найду».
В темноте я жду рассвета
А вопросы без ответов…
Сердце шепчет: «Не кричи…».
Пламя маленькой свечи…