Омилия

Глава VI

Караваев протянул парню сигарету:
— Бери, покурим.
Караваев щёлкнул зажигалкой, и они закурили. Сделав несколько затяжек, Караваев сказал спокойным тоном:
— Да, нормально всё, парень. Поговорить никогда не вредно, что-то узнать очень бывает полезно. Я сам поговорить мастак. Меня в бригаде даже спикером, хе-хе, прозвали. Я с начальством обычно права качаю. Чуть вопрос, какой появляется в бригаде — так ребята меня засылают к начальству. Я с ними, гадами, не церемонюсь, хотя им порой хоть кол на башках каменных теши. А говорил ты всё правильно! Народ всё чует и выкарабкивается, как может. Да видно всему свой срок в жизни есть. И это время пройдёт, другое наступит, не для нас уже, нас тогда не будет. А вот, что такие парнишки у нас есть башковитые — это хорошо. Вам молодым и надо будет взяться эту кривизну жизни исправлять. Ты, парень, вижу я, через сердце своё мысли пропускаешь, душой болеешь за людей — это значит, человек ты хороший, на том и стой, понимаешь.

Померкло небо. Содрогнулась персть.
Всей твари скорбь не выразить словами…
Сегодня те, кто звал себя «сынами»,
Несут Отцу неправедную месть.

Христос распят. Лукавый деспот рад:
Сумел забрать безгрешную он душу.
Но очень скоро Бог сойдёт во ад,
Низложит грех и узы тьмы разрушит.

И станет Крест Основой всех основ,
Уму подавши мудрость Откровенья,
Исполнив сердце к Свету дерзновенья,
Заблудших чад приняв под свой покров.
…………………………………………
Перед Голгофой род людской сейчас –
Он был прощён, омыт бесценной Кровью.
И ждёт Господь живой любви от нас,
А не минутных слёз у изголовья.

3.09.2010 г.
 

 В жизни иногда случается, что откуда ни возьмись возникают неприятности. Заболела мама, у папы на работе начались проблемы; вдобавок ко всему Сережа за одну неделю схлопотал в школе сразу несколько двоек. И если оценки мальчик быстро исправил, то с проблемами родителей он ничего не мог поделать. Как бы усиленно он ни молился, маме не становилось лучше, а папа однажды после ужина сказал, что нужно искать другую работу. Вскоре на кухне в старой хрустальной вазе перестали появляться фрукты, а деньги на лекарства маме пришлось занимать у знакомых.

Каша

Каша ужасно торопилась. «Пых, пых, пых, пых, бежать-ать-ать-ать.» - бормотала она, бурля в кастрюльке. «Да куда бежать-то?» - спросила ложка в руках у хозяйки. «Ккккакк-ак-ак-ак? – пыхтела торопливая каша – дела-а-а-а…!» «Ничего, – успокаивала ложка, мешая кашу, - все успеешь…» Кашка немного затихала, а затем снова начинала пыхтеть… «бежать-ать-ать-ать….дела-а-а-а-а…не успева-а-а-аю». И убежала… Из кастрюльки на конфорку, из конфорки на плиту…Ложка запричитала, кастрюлька подпрыгнула, а сбежавшая каша, вдруг остыв, остановилась. И поняла – бежать-то ей некуда. Все дела в кастрюльке остались!

Кабинет врача. Врач, чертыхаясь, одевает халат. Никак не может попасть рукой в рукав халата. Он сильно раздражён. Наконец, одев халат, он начинает нервно ходить по кабинету и говорить сам с собой:

— Нет, теперь обязательно разведусь! Каково: от собственной жены выслушивать?! Неудачник! Никчёмный человечишка! Хоть бы человек, — а то человечишка. Подчеркнула это, язва. Эгоист! Скряга! Шубы у неё приличной нет! Какой вещицизм, какая меркантильность! И кого она мне в пример ставит? Варфоломеева! Недоучку, ростовщика, которого выперли из школы за неуспеваемость. Он ещё в третьем классе жвачкой в кредит торговал за проценты. У его жены, видите ли, семь шуб, зачем ей столько? Жизнь так коротка, не всё в ней измеряется шубами. Нет, это кошмар, какой-то, откуда в ней столько яда?

(Юмористический сериал «Доктор Шершаго»)

—Здоров, командир. Я бы к тебе ни ногой — жена заставила. Она тут в коридоре сидит, волнуется. Ей диагноз положительный нужен. Она — чуть, что к врачу. Зря она это. Баба! У них емоции, поперёд ума, а всё остальное, сам знаешь, сзади. Я, что б её успокоить пришёл. Переживает за меня. Зря она это. Я у врачей лет пятнадцать не был. Зачем? Я и без врача состояние своё могу оценить, диагностику так сказать провести. А врачи они всё больше по справочникам лечат. А если в справочнике опечатка будет?! Нужно уметь в себя заглянуть, голос свой внутренний послушать — он не соврет. У тебя какая машина? «Девятка»? Не ахти телега. Если что по двигателю — это ко мне. Моторист я. Тридцать лет этим занимаюсь. Мне ни справочники, ни аппаратура не нужна, что бы болячку у двигателя найти. Ты мне движок запусти — через пять минут выдам тебе диагноз.

Однажды мне пришлось клеить обои. Пришлось снимать старые. Под обоями были наклеены газеты, не старые и разные. Судя по рекламным объявлениям, газеты были нашего двадцать первого века. Отковыривая их от стены шпателем я, между делом, иногда читал эти газеты. Неожиданно я наткнулся на маленькую заметку, поразившую меня прямо в сердце, вызвавшую во мне мучительные мысли, переживания и долгие размышления о нынешнем времени, о беде постигшей наш российский рабочий люд, отдавший Родине свои силы и жизни и в одночасье ставший шлаком, мусором, отработанным материалом по воле торгашей и мизантропов от политики.
В заметке говорилось о смерти шахтёра, который свёл счёты с жизнью, повесившись в своей квартире. Последний раз на работе его видели ещё до Нового Года, а хватились лишь поздней весной. Всё это время ни соседи, ни знакомые, ни сослуживцы не интересовались его судьбой и пропажей человека. Когда вскрыли дверь квартиры, то увидели его висящего в петле. Это уже был скелет обтянутый высохшей кожей. В комнате, где повесился шахтёр, работал телевизор, который, пор всему, работал с того времени, когда этот человек был ещё жив.

Как-то в монастырской книжной лавке обнаружил брошюру практикующего психолога и священника Игоря Полякова «Вера, психика, здоровье», в которой автор пытается найти ответы на ряд непростых вопросов. Например: почему жизнь человека после воцерковления не всегда меняется к лучшему или как состояние души влияет на нашу веру и здоровье? Более того, как пишет автор, «эта брошюра написана с практической целью: помочь верующему человеку в восстановлении своего здоровья». Несмотря на то, что иерей Игорь Поляков — кандидат богословия, многие аспекты религиозной веры он рассматривает лишь с позиции психологии. По этой причине, думаю, не стоит все изложенное в книге воспринимать как истину в последней инстанции: с чем-то можно и поспорить. Тем не менее, эта по-своему уникальная работа поможет думающему читателю разобраться в себе и выстроить личные отношения с Богом.

- Богдан, почитай сказку! - Маленькая Тонечка смотрела на старшего брата снизу вверх.- Ну, пожалуйста….
Богдан как раз собирался на каток. Но каток можно и отложить, правда? Мама всегда говорит: вначале надо позаботиться о младших, а потом о себе. А Тонечка в семье - самая младшая. Она даже читать еще не умеет, хотя уже знает некоторые буквы. И так всегда радуется, когда Богдан выполняет ее просьбы! Разве можно ей отказать?
- Хорошо, почитаю.- Богдан снял с полки большую книжку в яркой обложке. - Слушай…
Тонечка затаила дыхание. И даже глазки зажмурила, чтобы лучше представить то, о чем говорится в сказке.
Ведь когда сам представляешь разные картины, они всегда интересней и богаче того, что можно увидеть в мультике или кино.

Господи, благослови!

— Забрасывай, забрасывай! — сказала бабушка Маше. Да не забудь: «Господи, благослови!»
— Ну вот, — завозился деда, насаживая червяка на крючок, — придумала, чему научить дитё. Пусть-ка за поплавком следит да молчит поболе.
— А вот и поглядим, — улыбнулась бабушка. — Цыплят по осени считают. А у Маши сегодня день особый — первая исповедь.
— Господи, благослови! — прошептала Маша, забрасывая удочку, и не успела удивиться, как поплавок дёрнуло вниз.
— Начало положено, — обрадовалась бабушка — вот и первая рыбка. Поглядим-ка, что дальше будет.
— Господи, благослови! — повторила Маша, и леска мигом полетела в воду.
Дальше дело бодро пошло.
— Восемнадцать! — сосчитала к вечеру бабушка, — вот так улов! И ты, деда, клади уж свои три. Будем домой собираться.

Папин секретный свиток

Как прекрасно сияние храма
В яснозвёздной пасхальной ночи!
И душа, словно чуткая мама,
И уютно душе у свечи…
 

В истории семьи Гуркиных не имелось ничего примечательного. Это было самое обыкновенное семейство москвичей, предки которых еще до войны перебрались в столицу откуда-то с берегов Белого моря, и с тех пор жили там, позабыв о своей пресловутой «малой родине» и почти ничего зная о своих северных родственниках. Лишь два-три раза в год: на Новый год, Первомай и дни рождения Николай Гуркин обменивался открытками со своей одинокой и бездетной двоюродной бабушкой, Евдокией Николаевной, жившей в каком-то тамошнем селе под названием Ильинское. Кем была и как выглядела эта женщина — он не знал. Потому что никогда ее не видел. Даже на фотографиях. Евдокия Николаевна отчего-то никогда не присылала им своих фотокарточек… Что до ее почерка, по которому, как говорят, можно определить характер и даже внешность человека… то почерк у нее был самый обыкновенный — крупный, аккуратный, с немного неровными контурами букв, как нередко пишут старики. Неудивительно, что для Николая Гуркина эта женщина не представляла никакого интереса… Равно, как и его северные предки. За исключением, разве что, одного. Ибо этот человек был героем.

Август с пыльною дорогой,
с жарким зноем и грозой,
с предосеннюю тревогой,
с пожелтевшей бородой,
с поредевшими власами,
с чуть опущенной главой,
август с грустными глазами
и с улыбкой золотой...
не старик, не юн, но светел,
душен, хоть сезон дождей
этот месяц мне приметен
философией своей,
щедрым даром урожая,
медным отливом зари,
август месяц - месяц рая,
хоть он месяц и земли.

— А сейчас мы приглашаем на сцену Наталью Ивановну Сергеенко…

Пожилая женщина в третьем ряду вздрогнула, машинально поправила туго завязанный пучок седых волос и неловко поднялась с места. У нее закружилась голова. Наверное, от напряжения поднялся сахар в крови. Надо бы съесть кусочек печенья, лежащий для такого случая в кармане… Но разве можно его сейчас съесть? Весь зал смотрит на нее. Она медленно пошла к сцене.