Индюк
- Бал-балды, - ворчит индюк, -
Не могу найти утюг!
Надо мне погладить фрак,
Без него я – как тюфяк!
Мы сегодня с петухом
Слушать оперу пойдём,
Выглядеть достойно там
Надо важным господам.
Индюк
- Бал-балды, - ворчит индюк, -
Не могу найти утюг!
Надо мне погладить фрак,
Без него я – как тюфяк!
Мы сегодня с петухом
Слушать оперу пойдём,
Выглядеть достойно там
Надо важным господам.
Встретился мне однажды
Солнечный человек...
Сердце болело от жажды,
В вечность скользил снег.
Рядом – чужие лица,
Льдинки уставших глаз.
Падали на ресницы
Капельки звёздных страз.
Шла по дороге зыбкой...
Жизни безумный бег
Остановил улыбкой
Солнечный человек.
Он улыбался плача
И раздавал тепло.
С ним было всё иначе,
С ним было всё легко...
Он навсегда оставил
В сердце моём огонёк,
Чтоб раздавала пламень
Тем, кто в пути одинок...
Стал твоей неразгаданной тайной
Полудетский взволнованный взгляд,
В поднебесье враставший, бескрайний,
Не желавший банальных наград.
Ты искала пути по печалям,
Измеряя дорожную пыль,
Спотыкаясь в преддверии дали,
Проживая секундную быль.
Однажды неразумная Морока*,
Признав саму себя святым пророком,
Решила миру указать на «Кто есть кто»
И вышла с речью на арену Шапито.
Потупив глазки, в строгой стойке «смирно»
Предстала дива пред очами мира.
И заявила: — Я — звезда и свет прогресса:
Пророк, учитель да к тому же — поэтесса...
— Чем подтверждаете? — речь оборвал вопрос.
На что, Морока не стерпев, пошла вразнос —
Кто не согласен?! — ножками топочет,
Из штаников выпрыгивает, квохчет —
В стриптизе истина! Долой мораль!
Кто — против, тот для мира враг и враль!
— Вот малахольная! — слышна из зала фраза.
— Честь потеряла, так Господь забрал и разум!
Мораль сей басни такова:
МорОк не слушай, Голова!
Морока — ноль. Её слова
Дели, как делишь ноль на два!
"Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх" /Иов.5:7/.
Как страшно хаос угнетает душу,
Нет счастья в мире
Ни на море, ни на суше...
Нас гложет адский мрак
Страстей бесплодных,
И в райских кущах
Притаился змей голодный...
И нет исхода из тюрьмы
Бесцельной жизни,
И иссушает тело
Нищета души
Без мысли...
Предлагаю вам, дорогие читатели, угадать время написания и фамилию автора книги, в которой содержатся вот такие сюжеты:
1. Два авантюриста с криминальным прошлым пытаются ввязать главу небольшой фирмы по торговле посудой в авантюрное предприятие по добыче золота в местных лесах. Однако, дело, спонсором которого уже готов стать этот человек, на самом деле является чистейшей фикцией. В действительности же средства доверчивого спонсора должны пойти на печатание фальшивых денег, изготовлением и сбытом которых и занимаются водящие его за нос авантюристы.
2. В провинциальной гостинице двое молодых «новых русских», желая отпраздновать выгодную сделку, в уверенности, что «с деньгами все возможно», в полночь требуют себе в номер шампанского, переполошив из-за этого всю округу.
3. Единственная дочь богатого предпринимателя оказывается вовлеченной в секту, члены которой на своих тайных собраниях занимаются развратом...
Вырежь меня из цветной бумаги,
это не сложно, поверь.
Пусть пальцы твои разгладят
на моей спине свежий клей,
и пусть две яркие ленты
украсят мои бока,
чтобы я был тебе заметен
даже сквозь облака.
А в моё бумажное сердце
ты чувство полёта вложи,
немного отваги и веры
и чуткости доброй души.
Вложи к небесам устремление
и верность руке твоей...
Поверь - меня сделать мгновенье,
я жду. Твой воздушный змей...
Земным ангелам-молитвенникам
Ваши плечи,
ваши крылья —
наши крылья,
наши плечи.
Силы в вас —
не человечьи:
божьи крылья,
божьи плечи...
Это случилось за несколько дней до казни на Голгофе. Последнюю неделю своей земной жизни Иисус провел в Иерусалиме, вместе с учениками. Под вечер он уходил ночевать в пригород — на Елеонскую гору. Вот что говорится в Евангелии: «По утру же, возвращаясь в город, взалкал. И, увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не найдя на ней, кроме листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла» (Евангелие от Матфея, глава 21, стихи
Видели мы одного чудного мужа. Он жил в маленькой пещере, в которой возможно было помещаться только одному человеку. К нему во время его трапезы обыкновенно приходила волчица, и редко когда зверь этот ошибался, не попадал в обычный час употребления пищи. Ожидала всегда волчица у входа в пещеру столь долго, доколе пустынник не выносил ей остатков от трапезы своей: тогда она лизала его руки и уходила, как бы исполнив долг свой и получив утешение.
Случилось, что святой отлучился на довольно продолжительное время из пещеры, провожая посетителя — брата, и возвратился только к ночи. В этот промежуток приходила волчица к обычному часу трапезы. Ощутив, что келия пуста, что господин её находится в отсутствии, она вошла в пещеру, тщательно отыскивая обитателя. В пещере висела корзинка из пальмовых ветвей с пятью хлебами. Из этих хлебов один волчица достала и съела; затем, совершив преступление, ушла. Пустынник, возвратившись, увидел, что корзинка повреждена и что недостаёт одного хлеба. По оставшимся крохам от съеденного хлеба он легко угадал виновного. Справедливость подозрения подтвердилась последствиями: в следующие дни волчица не приходила по обычаю своему, не решаясь в сознании дерзновенного поступка прийти к тому, кому она нанесла оскорбление.
Душа - безумно сложный механизм -
Колёсики, цепочки приводные,
Противовесы, гирьки золотые,
Сверкание гранёных колб и призм.
Не суйте пальцы...Не понять секрет,
Как всё устроено... Сие оставьте Богу.
Ведь так или иначе - к эпилогу
Он разглядит устройство - на просвет.
Несите бережно, не окунайте в грязь
Оправленную в тело драгоценность.
Оправа для души - тщета и бренность...
Вот предъявить бы душу - не стыдясь.
Не дорожите суетностью дней,
Что манят нас цветами у обочин...
Придёт зима и... станут дни короче...
Что мы в конце предъявим у дверей?
Если леденец вынуть изо рта и засунуть в карман (как случалось в детстве), то уже через минуту он будет облеплен мелким сором, и сунуть его обратно в рот не будет никакой возможности. Подобным образом облепливаются чуждым смыслом слова, и со временем уже трудно понять смысл прямой и непосредственный. Вкус леденца заменится вкусом сора. К. Льюис в книге «Просто христианство» писал, что в XIX веке «джентльменом» называли каждого мужчину, живущего на доходы с капитала и имеющего возможность не работать, неважно, был ли он галантен и образован или нет. Можно, то есть, было, не вызывая смеха, сказать: «Джентльмен X — порядочная скотина». Но сегодня это слово иначе, как с воспитанностью и порядочностью, не ассоциируется. Подобные метаморфозы сопровождают бытие термина «фарисей».
«...Счастье находится в нас самих, и блажен тот, кто понял это... Счастье — это чистое сердце, потому что такое сердце становится престолом Божиим» (свт. Нектарий Эгинский. Путь к счастью, 1).
«Счастье и несчастье зависят от того, сколько ты имеешь Любви» (старец Симеон Афонский).
«Люди обыкновенно не столько наслаждаются тем, что им дано, сколько горюют о том, чего им не дано» (В.Белинский)
Как странно устроено время — для кого-то оно слишком быстротечно, а кому-то кажется, будто стрелки часов остановились...
Жар-птица заката на синем холсте
Рассыпала звёздное просо
И, день унося на горящем хвосте,
Серп лунный согнула вопросом:
Куда улетает? В какой стороне
Скрывается жаркая птица?
Быть может, сгорает звездой в вышине,
Чтоб новой зарёй возродиться?
А вдруг это пламенный дух – Серафим,
Достигший земного чертога?
И души усопших восходят за ним
По небу в обители Бога?..
………………………………………..
Настанет пора – прозвучит и во мне
Заката печальная кода,
Но верю: восстану я в будущем дне
С прекрасною песней Восхода.
Сегодня пало торжество
Листвы зеленой – кадмий красный
Устало клонит сильный ствол
К траве пожухлой и бесстрастной.
И глубь осенняя нема,
Лишь дождик чиркает по веткам,
И серых туч тугой размах
Чуть гасит огненности метки.
И вот уже который год
Седеет древнее пространство,
Так осень водит хоровод,
Снимая яркое убранство.
И за церковною стеной
Склонилась ива – точно плачет,
Как будто в осени одной
Ей обновленье обозначит
Времен лихой круговорот,
Где в глубину слетают листья,
И в перекатах плавких вод
Безликих звезд трепещут кисти.
Обрывками фраз по жизни обрывкам
Гуляют и пляшут обрывки смертей,
Срывая с души плоть словно обшивку,
Царапая сердце железом когтей.
Играют листы исписанных хартий,
Хохочут, плюются прислужники тьмы.
К обрывкам грехов бросаясь в объятья,
Обрывками слез покрываемся мы.
Подобия нет... и образ изранен.
Сквозь грязь редкий вздох - к просветленью порыв...
Опомнись душа! Проснись покаяньем!
Ведь лишь полшага - и последний обрыв...
Зачерствели три корочки хлеба,
Помутнела от грязи вода...
На невидимых полочках неба
Прячет Вечность свои города.
Город Горний в лазури небесной
Призывает сердца на покой.
По тропинке ухабистой, тесной
Пастырь Добрый ведёт за Собой.
Не остановит
ход времен
слезы вода.
И улетают в вечность журавли-года.
Пусть так. Я лишь прошу, не уносите, птицы,
Любовь и мир,
На душе веселье,
С радостью уснём:
Завтра воскресенье,
В церковь мы пойдём!
Засияют в небе
Утром купола,
Позовут к обедне
Нас колокола.
Словно в гости к Богу
В храм святой войдём,
Трижды у порога
Положив поклон.
Теперь любой шорох король воспринимал как заглушенный смех придворных. И эта мнительность приводила его в еще большее бешенство. Он как загнанный в клеть дикий зверь ходил из угла в угол своих покоев и крушил все, что попадало ему под руку.
-Ненавижу – то и дело вырывалось у него с громким ревом. – Не-на-ви-жу.
Уже вторые сутки Хлотарь не выходил на люди, и когда обеспокоенный длительным затвором короля, старый слуга Антуан заглянул к нему, тот швырнул в него бронзовый кубок, чем чуть не лишил беднягу жизни. Больше никто не осмеливался тревожить его величество.
-Ненавижу – снова заревел король. И стискивая кулаки, процедил – Убью и епископа и её.
Он начал прокручивать в своей голове самые жестокие виды расправы. Но взвыл от тщетности подобных планов. Он был бессилен даже в своей мести.
Его законная жена, венчанная с ним перед Богом, помазанная на царство королева, сама, по своему желанию и без его согласия приняла постриг. И более того была рукоположена в дьякониссы, что полностью лишало его, её живого мужа и короля Франков власти над ней. Теперь Радегунда была под покровом и защитой самой Церкви.