Я сошью из шифона платье
Для земной перелётной судьбы,
Чтобы стало прозрачным счастье,
Чтобы в сердце собрать цветы.
Завяжу узелком тропинки,
Чтобы к дому бежать налегке.
Я сдуваю минуты-пылинки,
Оставляя следы на песке.
Облака я вплетаю в косы,
Чтобы вместе с тобой лететь.
Разолью позабытые слёзы,
Чтобы в радости сердцем петь.
Слово — тонкое, как шёлк,
показало зубы. Волк
рыкнул словом на межу —
ту, где я сейчас сижу
(ту, где я сейчас живу,
ту, где я сейчас люблю).
Слово взвыло и умолкло:
не смогло оно быть волком.
Жизнь этого человека многим казалась парадоксальной. Это сегодня он канонизированный Церковью святой. А читаешь его житие и с удивлением наталкиваешься на факты непонимания, недоверия к нему со стороны не только посторонних – самых близких, родных по крови, по вере, а позже – даже монастырской братии. Да и с современной точки зрения его поведение может показаться странным.
Ведь чего мы просим у Бога в своих молитвах чаще всего? Если одним словом сказать – благополучия. Себе, близким. Чтобы не болеть, не нищенствовать, не испытывать недостатка в хлебе насущном, чтобы беды стороной обходили. И это, в принципе, нормально. Но только большинство на этом и останавливается.
(празднику жён-мироносиц)
Седая женщина во тьме
Смотрела в небо, замирая.
И словно в дымке, в полусне,
Ладони к сердцу прижимая.
Земля горела от потерь,
И сквозь осколки встречных судеб,
Она твердила: «Только верь!
И всё по воле Бога будет!»
Она стояла у окна,
Внимая отблескам Вселенной,
И в сердце Божия искра
Зажгла огонь Любви нетленной.
Интервью с О. А. Седаковой в память поэтессы Елены Шварц (17 мая 1948 — 11 марта 2010)
— Ольга Александровна, на своих творческих встречах, отвечая на вопрос о наиболее интересных, ведущих именах современной российской поэзии, Вы неизменно первым всегда называете имя Елены Шварц. Какие наиболее важные стороны ее творчества и наиболее яркие черты личности Елены Андреевны Шварц Вы бы отметили?
— У нее редкостный дар. Такой дар бывает только у самых больших поэтов; как будто что-то должно случиться, чтобы у человека оказался такой дар — его должно посетить нечто вроде шаровой молнии, небесного огня. Муза должна полюбить в младенчестве, как обычно рассказывают о великих поэтах. С первых же стихов, мне известных (но то же рассказывали и те, кто знал ее еще раньше, подростком: мы встретились года в 23–24), она заговорила своим голосом. У нее не было никакого периода ученичества, подражания. Сразу же свой голос — сильный и свободный, способный выразить множество оттенков. Гибкие интонации, такие живые, каких, может быть, в русской поэзии еще и не бывало.
Из цикла «Обыденное чудо»
Как-то, на заре своего беззаботного и почти сказочного периода, называемого неофитством, ехал я в троллейбусе, кажется, в собор на службу.
Денёк был солнечный, и жаркий. Другими словами, типичный для города Николаева, майский день. Еду я себе еду, да преспокойненько так мысленно осуждаю, всех и вся вокруг.
Почти каждый вошедший молодой человек поражал меня неаккуратностью своего «прикида», грубой манерой держаться на людях, громкой болтовнёй с приятелем, и прочими нюансами городского транспорта, на которые в обычное время, я не обратил бы ровно никакого внимания, не ступи я совсем недавно на путь церковной жизни, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как засорились наши нивы...
Господь, зажмурься, не гляди!
Давно рыдают люди-ивы,
предвидя то, что впереди.
Поток скорбей с горы несётся,
чтоб смыть царящий хлам страстей.
И вряд ли от него спасётся
толпа бездушных палачей.
Все жаждут крови, Боже правый!
Безумные сошли с ума.
Покинул головы ум здравый,
как жизнь - проклятые дома.
Лишь у реки склонились ивы,
полощут в водах скорбь мою.
В тебе, Господь, да будем живы!
Тобой живу, Тебе пою...
Христос Воскресе!
Святые жёны мироносицы! Во все новозаветные эпохи они являли миру образ женского, по особенному тёплого милосердия, сострадания, самопожертвования, отваги, любви и верности!
Когда православные миряне вспоминают о подвиге Святых Жён Мироносиц, как правило, речь заходит о тех событиях, о которых в этот день повествует нам, святой апостол и евангелист Марк:
С праздником Жен Мироносиц.
Наш мир спасёт любовь, Господь и вдохновенье,
тепло души твоей и сердца чистота;
ведь наша жизнь всего — всего одно мгновенье,
а вечность и покой спасает красота!
Коль ты заботлив был, внимательным и добрым,-
Тебя сочтут, что ты искал себе корысть;
Прости таких людей, не стань сухим и гордым,
И заблужденью их ты просто улыбнись.
Праздник Воскресения у сердца не отнять:
Отзовётся радостью в сердце Благодать.
Обертоны гордости, мелочных обид
Растворятся в музыке праздничных молитв.
И аккордом ширится по Вселенной Крест –
Сын Отца Небесного воистину воскрес!
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Мы сейчас еще осияны радостью Воскресения Христова, и минутами кажется так странно, что не все вокруг этой радостью сияет: сияет храм, сияют, светятся наши сердца, а вокруг, когда оглянешься, как будто все еще предрассветный мрак, а иногда и темная ночь. И вот, когда обращаешься взором на все окружающее, надо помнить, что случилось, когда на самом деле воскрес Христос.
Ранним утром, еще до рассвета, жены-мироносицы пришли на гроб, и ангел, сияющий светом Воскресения, сказал им, что напрасно искать среди мертвых живого, напрасно среди людей искать Бога, восставшего из гроба Своего. А вокруг все еще была предрассветная тьма, и однако этот свет Воскресения Христова, этот начинающийся день говорили о том, что тьма побеждена, побеждена окончательно и бесповоротно.
Легка печаль весной, лишь ветер
Касаясь вод, стремится прочь,
Был тёмен час, но вмиг – и светел
Из края в край, и тает ночь,
И рвутся клети, камни стали
Почти как пыль, открылась высь,
Христос Воскрес! Оковы пали
И с криком птицы пронеслись,
В ряд в метро стоят старушки.
Отрешён печальный взгляд.
Там, на площади, где Пушкин,
Расположен детский сад.
Суетливые мамаши
Бросят в руку пятачок.
— На, иди, подай на кашу,
Той бабульке сам, сынок.
Каждый день бегу я мимо.
Сердце мукою щемит.
Этой дать - необходимо,
И за ту - душа болит.
Блуждаю в лабиринтах своего сознания. Выпала из реальности. Снова. Сны — и те какие-то сказочные. Вся в осмыслении и переосмыслении жизни. Опять на грани. Или за гранью.
За окном снег… А мне тепло и солнечно. Холод — он где-то там, далеко. А не внутри. Внутри меня всё совсем по-другому. В ушах раздаются шум прибоя и крики чаек. Не одиночество, но уединение. Побег? Нет, временная унесённость.
Ты где?
А я на море, моя душа в отпуске. Ей ведь тоже нужно отдыхать.
Душа собрала свои чемоданы, осмотрелась по сторонам, и сказала: «Отдохну немного и вернусь. Скоро». Но в этот раз я решила отдохнуть вместе с ней, и потому ушла в себя, окунулась в самую глубину волн. Море заполнило всю меня, каждую клеточку сознания. Я — большая волна.
Беспечная, бесконечная, крылатая,
Легкая, как улыбка того вон мальчишки,
Что бежит довольный, хоть и порвал штанишки,
Пуская пузыри мыльные, прозрачные, воздушные,
Пальчонками шоколадными прижав любимую игрушку.
Он счастлив не потому что, а вопреки всему,
Видя лишь небо ясное да яркую дугу, ра-ду-гу.
И ему хорошо, просто, без всякого «но» или «если».
Такая жизнь по мне. Сотру с палитры тёмные краски,
Оставлю лишь нежность, тепло, ну и красный — для страсти.
Для страсти к жизни, к мечте, к свободе:
К свободе быть не модным, смешным, задорным,
К свободе быть, летать, жить.
Погожим августовским днем 1011 года от Рождества Христова, в Праздник Успения Пресвятой Богородицы, из Успенского храма, стоявшего неподалеку от княжеского дворца, выходила торжественная процессия. Впереди, мягко ступая по расстеленным коврам, шел человек высокого роста, в длинной златотканой одежде и красных сафьяновых сапогах, с пурпурным парчовым плащом на плечах. Он был уже немолод, однако держался по-юношески прямо и величественно. На его седеющей голове тускло поблескивал золотой венец, украшенный драгоценными каменьями — знак княжеской власти. Это был киевский князь Владимир, в святом крещении — Василий.
Ухабистый въезд в деревню словно предназначен взбадривать убаюканных дорогой путешественников. Машины резко сбавляют скорость и становятся похожими на мирно покачивающиеся в прибрежных волнах корабли. Но это если смотреть на подъезжающих со стороны. Изнутри качка кажется не такой уж мирной. Зазевавшийся пассажир имеет все шансы прикусить язык, когда машина подпрыгнет на очередной колдобине. Может, все-таки, заасфальтировать дорогу, рассуждаем мы каждый раз по приезде в деревню. Прошлой зимой, помнится, машину нашу вытаскивали из снежного месива общими усилиями соседей, дай Бог им здоровья на долгие годы. У идеи превратить деревенский мученический тракт в подобие автобана есть свои адепты и оппоненты. То, что движет сторонниками идеи, вполне понятно. Однако и у противников ее имеется свой резон: хорошей дорогой начнут пользоваться желающие сократить объездной путь к коттеджному поселку. И тогда — прощай наше сонное деревенское царство, покой и тишина.
Как мать учит ходить младенца, так Господь учит нас живой вере в Него. Мать поставит младенца, сама отойдёт, а младенцу велит идти к себе. Младенец плачет без поддержки матери, хочет идти к ней, да боится шагнуть, или старается подойти, да падает. Так и Господь учит христианина верить в Него. Наша вера слаба, как младенец, который учится ходить. Господь на время оставляет христианина и предаёт его разным бедствиям, а потом, когда возникает нужда, спасает. Господь велит смотреть на Него и идти к Нему. Христианин старается видеть Господа, но сердце, не наученное лицезрению Божию, боится своей смелости, спотыкается и падает. А Господь близко и готов как бы на Свои руки взять немощного христианина. Поэтому при различных скорбях или кознях дьявола научись очами твоего сердца взирать на Спасителя. Смело взирай на Него как на неистощимую сокровищницу благости и усердно моли Его, чтобы Он помог тебе. И тотчас получишь просимое. Главное здесь сердечное зрение Господа и надежда на Него как на Всеблагого. Это истинно с опыта! Так Господь учит нас сознавать нашу немощь и надеяться на Него.
Из истории Омской писательской организации - когда я была парторгом
Это отдельная история из моей жизни и биографии.
Наше книжное издательство в восьмидесятых годах теперь уже прошлого века было единственным официальным, которое могло выпускать не только русскую и зарубежную классику, но и художественные произведения местных авторов, а их в Омске было достаточно и объединялись они в Союзе писателей, который был Омским отделением большого Союза. Писатели, хоть и объединялись, но каждый из них считал исключительным только свой талант и, можно так сказать, объединяясь, разъединялись, тем более, что к тому всегда были причины — недавно вышедшая книжка одного из них мгновенно искрила, рассыпая ревнивые огоньки в сердца тех, кто не дождался еще своей очереди в квартальных планах издательства.
Лучи прощальные заката
Скользили нежно по земле
Звучала скрипка, как когда-то,
О небе плача, о тебе...
Молитвой музыка звучала,
Из сердца вырывая плач.
Без остановки, без начала
Играл безудержно скрипач.
Он провожал лучи заката
В прощальном отблеске любви.
И ночь ворвалась как когда-то
На опустевший мир земли...
