Омилия

Я убеждён, что Солнце есть! Хоть мрак гнетущий
Его скрывал не раз
За облаками толстыми…
Я убеждён в Господней Правде Всемогущей
Всегда! И даже в час,
Когда Господь безмолвствует…

«Я сделал много чего такого, за что мне стыдно. А то, чем я горжусь, еще ужаснее!»
The Simpsons

Однажды вы заснули, и вам приснился сон. Тёплым осенним вечером вы неспешно брели по своему городу, ласковый ветерок, шурша листвой, играл с лохматыми дворовыми котами, растрёпывал волосы, забирался под воротник. Вы чуть поёжились от прохлады, завернули за угол, вышли на площадь. И в самом её центре, прямо под неизменным памятником, вы увидели бескрайнее море рюшей, кружев, струящихся по асфальту лент, невообразимых бантов, и среди всего этого пышного великолепия — страшно подумать — мужчины! А вы спокойно прошли мимо, не впав в истерику, не потеряв сознание, не причитая грозно о диких современных нравах. Вы видите подобное каждый день. В вашем сне в вашем городе ожил маленький кусочек древнегреческих обычаев, по которым уличенный в трусости мужчина должен был три дня сидеть на площади в женском платье. В Древней Греции людей наказывали стыдом.

Зло разрушает человека,
как взрыв!
Но чтобы погасить
ту мысль
              отчаянья и боли, –
молись, с надеждою молись...

Не будь злопамятным...
И рану
своей души не береди.
Не дай заполыхать пожару!
Прощай обиды, не суди.

Бог им судья... 
Не воздавая за злое – злом,
молись в тиши:
Христе Иисусе, мой Спаситель,
дай сил летать,
                      а не ползти!

Разрушит вражьи намеренья
любовь и истина Христа.
Да оградит Господь нас силой
Животворящего Креста!

   2009 г.

«Если же я вам кажусь столь весёлым, то ничем и никогда не могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий на сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы».

Достоевский, «Братья Карамазовы».

Чудесна помощь беспомощных — и священна.
                                                                                                                              Рильке, «Interieurs».

Лев отложил учебник по зоологии и включил телевизор. Под прекрасную «La Peregrinacion» (больше известную как «музыка из телепередачи «В мире животных»») улетали за границы экрана чёрно-белые журавли, проворно неслись стада косуль, и синекрылый орёл, прикрывая пледом причудливых теней нарисованные леса и степи, пикировал, приметив внизу, в траве крохотного зайчишку. Он убегал, тихонько поскуливая, наталкиваясь то на лису, то на волка, он выбивался из сил, не оставляя надежды спрятаться. Непременно спрятаться, было бы только где.

Я – Божий раб. И счастлив этой долей.
Я оценён немыслимой ценой.
Уплачен за меня не наглый доллар,
Не гордый фунт, не царский «золотой».

Не за ведро каменьев драгоценных,
Не за сундук, где кожи и меха,
Не за еду я выкуплен из плена
Болезней, смерти, страха и греха.

Мошкара, мошкара в лесу.
Мошкара, мошкара… в уме.
От лесной я себя спасу,
Мыслерой не под силу мне.

Мыслептицу впущу в себя,
Мысль-молитву в тревожный ум:
«Сыне Божий, помилуй мя,
Успокой от ненужных дум!»

Обижаюсь, завидую, злюсь,
не терплю, унываю, ворчу,
утром, вечером – не молюсь;
то, что надо читать, не хочу.

Словно в липком тумане живу,
он меня обнимает теплом,
убаюкивается душа,
спит почти непробудным сном.

У каждой любви своя биография,
Свой почерк и синтаксис, и орфография.
При этом восторженный голос теряется.
Бывает и так: ничего не случается.

А если стрела приземлилась залётная —
Возможно, ушла с корабля беспилотного.
Зароем её у трёх сосен — для памяти,
Куда сотни лет никогда не заглянете.

Один батюшка научил меня видеть мир через анализ происходящего. Но вот когда со мной произошло первое чудо, тогда я еще ничего не могла анализировать и происходящее не понимала.

В лет пять я заболела тяжёлой формой кори. Была сильная эпидемия. Болели дети и взрослые. Даже были летальные исходы. Родители мои оставаться со мной не могли из-за своей занятости. Бабушка очень часто уходила паломничать по церквам. Порой не возвращалась по два месяца. Оставалась я дома одна. И вот в один из дней чувствую — я вся горю. Не могу пошевелиться. Так мне плохо. Лежу и Бога молю, чтобы родители быстрее вернулись. Не заметила, как уснула. Но тогда я была уверена, что не спала. Вижу, передо мной сидит на моем детском стульчике очень красивая Девушка и плетёт венки. Красивые такие венки.

Благодарная осень
Подарила мне листья
По прожилкам узорным
Я прочту их судьбу,
Благодарная осень 
Мне печаль подарила,
И в улыбках прохожих
Неземную мечту,
Запах астры чуть слышный,
Нежный свет золотистый
Подарила мне осень,
На рябине - весну!
Благодарная осень,
Я отвечу подарком,
Я тебе свои песни
И стихи подарю!

Уже на следующий день все церкви Михайловска облетела новость о совершившемся чуде. Причем по мере распространения из храма в храм она обрастала все новыми и новыми подробностями. Будто бы известному в городе антиквару Борису Жохову, по слухам, не гнушавшемуся даже скупкой краденого, во сне явился сам Святитель Николай Чудотворец, гневно обличил его и призвал к покаянию, угрожая в противном случае небесной карой. А в подтверждение своих слов дал грешнику некое устрашающее знамение, после которого насмерть перепуганный Жох сразу же побежал в Свято-Лазаревскую церковь и слезно покаялся перед тамошним настоятелем, отцом Андреем, обещая отныне вести исключительно праведную жизнь. И посвятить остаток своей жизни служению Господу.

Перезвон - в облаках затерявшийся звук.
Глубоко прячет сердце соцветия букв -
не достать, не сплести разнотравный венок,
чтоб сверкали слова и захватывал слог.

Через край наполняется солнцем бокал
утомлённого дня - не нашёл, что искал:
невозможно спасти исчезающий блик,
утром был молодым, а к вечерне - старик.

Тает время, запущен последний отсчёт.
Сутки - прочь, я заправский отчаянный мот.
Перезвон горьких мыслей и скованных чувств -
чисто выметен дом, но безмолвен и пуст.

Рассветным солнышком умоюсь,
Прохладу летнюю вдохну,
И вспомню бесконечность моря,
Горы печальную копну.

И вспомню утро с позолотой,
Отца и мамы разговор,
И, нагулявшись, месяц ловкий,
По небу крался, словно вор!

Какое счастье: в мире тленном,
Не став рабом земного хлеба,
Приникнуть к Истине священной,
Познать очами сердца – Небо.

Какое горе: встать высóко
В борьбе за злато беспросветной,
Но быть, меж тем, слугой порока
И зла сетей безвольной жертвой.

Мiр обещает слишком много,
Готовя внемлющим потери.
А как же близко милость Бога,
Когда открыты сердца двери!

19.05.2011 г.

«Ах, Феврония, свет любви,
Имя радости для меня!»,
«Князь отважный мой, призови,
Буду верная в тяжких днях,
Буду спутницей я в трудах,
И в путях скорбей, жизнь отдав.
Так листочками мир обвит,

Прорастут они в семенах,
«Ах Феврония — свет очей,
Ты любимая здесь — одна,
Огоньком согрет от свечей,
Я твой верный друг — позови!»,
Отлетит листва — но любви
Не пройдет в веках та весна.

Все же нас раздробили в муку,
В ядовитый коктейль замешали.
Видишь: Правда висит на суку,
А на Лжи – ордена и медали.

Нас готовили семьдесят лет,
Доводя до кондиции души,
И теперь, что ни логика – бред,
Что ни истина – вороны кружат…

Нам четыре шага до апатии,
Ведь над миром лютует пурга.
Столерантили нас, сдемократили
И приладили к ликам рога.

Литературные штрихи к творчеству русского писателя-«деревенщика» В. Герасина.

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»
Новый Завет (Евр.11:1)

Творчество Виктора Герасина настолько тематически многолико и емко, что сколько бы его ни изучал, ни исследовал, а палитра идейных оттенков, сюжетных пластов все равно не исчерпывается. Тем не менее каждая новая тема литературных обзоров его произведений создает более предметное представление об их художественных достоинствах. В настоящей статье речь пойдет о проблеме Веры в герасинском творчестве.

Неведомый, непризнанный, неизданный,
не выраженный словом стих…
Как ноющая боль разлит во мне…
и я молю, чтоб он не стих.

Родится ль он как всплеск таинственный,
иль с шорохом пера умрёт…
Благодарю его
                     за этот миг единственный,
которым он во мне поёт…

2009 г.