Омилия

Родительская суббота. На столах в Богословской громоздится принесенная снедь: батоны хлеба, стопки имеретинских хачапури, бутылки вина и постного масла, а также разнокалиберные кульки.

У Иверской стоит пожилая прихожанка. На голове у нее кокетливо повязанная косынка на манер гоголевской Солохи. Остальной ее наряд напоминает комиссаршу 20-х годов: кожаная куртка, строгая юбка и сапоги. Это местная знаменитость — Валентина.

Мимо нее проходят люди. Каждый третий останавливается и раскланивается с ней. Диалог примерно такой.

— С праздником! Как вы? — при этом рука вопрошающего ныряет в карман Валиной кожанки, оставляя там денежку.

— Спаси Господи! — чинно кивает Солоха-комиссарша. — За тебя вчера записочку подала.

Устав ходить вокруг да около
Пустых идей, лежу, скучая.
Ни в горы вверх, ни в небо соколом.
А что поделать? Жизнь такая.

Неутомимая попутчица,
Печаль свидания ночного!
Разговориться не получится —
Нашла коса на камень слова.

Междусобойчики совместные
Уже порядком надоели.
И соловьи мои чудесные
Куда-то разом улетели…

Вы очень нравитесь мне, Натали.
Мне люб характер Ваш взрывной и дерзкий.
В судьбе мне сети демоны плели,
И сатана в пути мешал мне мерзкий.

Но я иду с молитвою святой
И побеждаю козни тихим словом.
Мне люб Ваш говор русский, чуть смешной.
Ваш быт изыскан, в меру избалован.

Вы были раньше замужем, пускай.
Невенчанные браки легковесны.
Вам, как и мне, не чужд Донбасский край,
И добрые оттуда ждёте вести.

(перевод с украинского)

Боюсь пошевелиться...Тишина...
Не знал еще такую я и легкость, и свободу:
А, может, это колыбелью с запахом весна
Меня качнула в чистом небосводе,

А, может, кто с благословенным словом
К душе моей так тихо наклонился...
Не знаю, кто... не вижу... отзовися!
Ведь у меня на все в ответ готово!

Нет никого... Одна лишь тишина...
Колышется лишь запах колыбели
И небеса, как изумруд, ниспошлют наземь воду...

                 * * *

Под спудом «эго» — песенный росток,
божественный, он жаждет Света.
Ты обратись душою на Восток
и песнь начни, которая не спета.

Мотив любви на время заглушит
аккорд разноголосый «эго»,
но диссонанс нестоек, разрешит
его в устойчивую песнь Небо.

«Побратимы следами с тобою»

След

Я иду по судьбе,

оставляя следы,

и с другими я связан судьбою:

значит, след мой — в тебе,

свой оставишь мне ты,

побратимы следами с тобою.

Либо катиться, либо карабкаться…

Вопрос не прост и не так банален, как может показаться. Какой принцип надо положить в основу своей жизни? Чему или кому служить? Для христианина во главе всегда Христос, неоспоримо вроде. Но Блоку вот грезился Христос во главе двенадцати. Грезился или правда так было? — вопрос. И каждый отвечает на него по-своему. Но важно другое: каждому ведь может что-то пригрезиться, следовательно надо подстраховаться и задать себе побольше наводящих вопросов. Например, когда, кого и от кого надо защищать? Где та граница, до которой не вмешиваться и после которой вмешиваться непременно, граница до которой соглашаться и после которой не соглашаться, граница до которой принимать и после которой не принимать ни в коем случае? Или, может, вообще лучше жить по принципу «моя хата с краю, ничего не знаю»? Быть на стороне добра? Или лучше над/под схваткой добра и зла?

Наглядным ответом на последние три вопроса является народная байка о святителе Николае, угоднике Божьем, верно отражающая живое народное православие. «Шествуя по земле, святые Никола и Касьян увидели крестьянина, у которого телега застряла в грязи, и он никак не мог её сдвинуть. Касьян, оправдываясь тем, что к Богу надо явиться чистым, не захотел пачкать свои белоснежные ризы и отказался помочь бедняку. А Никола без рассуждений взялся вытаскивать телегу. Его праздничная одежда испачкалась и разодралась. Так и предстали Никола и Касьян перед Господом. Узнав, отчего Касьян так чист, а Никола грязен, Бог дал Николе вместо одного два празднования в году — Никола вешний и Никола зимний. А Касьяну достался один день через четыре года» — 29 февраля. Сказка ложь, да в ней намёк: поспешай на помощь ближнему и тем угодишь Богу.

«Не переживай сынок! Бог даст все будет хорошо! Люблю и молюсь за Вас! Всегда помни о том, что хороших людей больше!», — теплые слова мамы от которых кажется, что и мир становится радужней и красивей. Но, так ли все на самом деле? Где то большинство «хороших людей», с которыми должны мы встречаться изо дня в день? Почему все меньше добра и света в людских сердцах?

Наверное многие из нас помнят слова преподобного Серафима Саровского: «Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи!». Так вот перефразирав великого старца можно сказать: «Стань хорошим сам и увидишь как хороши стали окружающие тебя люди!». Мы всегда ищем душевности, человеческой теплоты, проявления дружеских чувств в других людях. И встречаясь с ними не так часто, как нам бы хотелось тут же спешим обратиться к Богу с молитвой скорби о современном человечестве. Мы молимся о умягчении злых сердцех, сами не жалея ни на йоту понять «злобу» человека, которая может быть и не является оной по своей сути! Молимся о примирении враждующих, при этом непримиримо и яро отстаивая свою точку зрения! Мы просим у Бога «хороших людей», вешая ярлыки и ставя на место окружающих нас близких и дальних, родных и знакомых.

Главное — это найти нужных людей. Тех, кто сможет помочь хорошенько устроиться в жизни, в бизнесе и т.д. Но как же много на этом пути встречается всякой «мелочи», — тех, кто, кажется, только лишь засоряет наш мир своим существованием! Как много трудится рядом с нами людей, чьи лица мы не вспомним через секунду после того как увидели. Словно маленькие бессловесные муравьи, копошатся они на «задворках жизни». Мы занимаемся решением очень сложных проблем и принимаем участие в важных и значимых мероприятиях! А что они? Чем занимаются эти «невидимые», несохраняемые в нашей памяти люди?

Ничего не изменилось в нашем мире со времен Христа. Мы до сих пор классифицируем и подразделяем людей на «нужных» и «никчемных». И последних мы стараемся вовсе не замечать. «Для меня этого человека больше не существует», — то и дело заявляем мы.

Молитва: кровь, пот и слезы — Твой Гефсиманский сад.
Дух бодр. Плоть немощь носит сна упоительный яд.

Апостолы, спешите в горы! Что же вы спите в сей час?!
Иуда день уж который глаз не сомкнет против вас.

Со стражей, как на злодея, он впереди всех представ,
Лобзанием, в знак лицедея, спутал в оковы Христа.

Зачем же, о, авва Отче, мне предстоящий ад?!
Впрочем, как Ты захочешь, я не вернусь в этот сад.

Здесь утро. Солнце. Даль. Россия.
И колокольчик на меже…
А там? А там педерастия
Не грех уже.

Там налицо процесс распада,
Туда нельзя мне и не надо
Ни под каким предлогом.
Я здесь останусь. С Богом.

Ну, привет, камышовая кровля —
Символ старой и новой глуши.
Пожелай мне, старушка, здоровья,
Но а паче — спасенья души.

Ты молчишь понимающе-мудро.
Я достану из сумки вино:
Семь глотков, остальное — на утро.
Я надеюсь, наступит оно.

Вновь тебя поприветствую, кровля —
Символ старой и новой глуши.
Ты мне вновь пожелаешь здоровья
И, конечно, спасенья души.

                * * *

Имею я неосторожность
Подумать: «Если вдруг – война,
То будет бо́льшая возможность
Не угодить нам в ад дана.

Ведь если мы умрем за други,
Или безвинно нас убьют,
То ждет небесный нас приют,
А не мученья в адском круге.

И от подобного расклада
Мне как-то легче на душе,
Чего нам всем сейчас и надо
На современном рубеже…

Если почва уходит
У нас под  ног,
Может стоит
Над миром взлететь?
Это сколько же может
Преискренний  Бог,
За ленивыми
Нами смотреть!

Прошлой жизни клубок
Ты сама размотай,
Оторвись
От него наконец,
Даже если ослаблены
Крылья — взлетай,
Как сорвавшийся
С ветки птенец.

Иосиф, тайный ученик благообразный,
Аримафея похвала и слава,
Бог знает нрав твой безотказный
И благочестие того же нрава.
Приди и испроси у кесаря Пилата
Того Единого Избранного,
Кто не имел ни серебра,ни злата,
Ни приклонить главы где в пути странного.
Аримафей, подвижись Христа взять.
Когда же завершится Пиита,
Пусть не рыдает Его Мать
Над телом, снятым со Креста.
Со слов пророческих от старца Симеона
Оружие пронзило ей самой. 
И только ты один с синедриона
На крест взошел с Ней сердцем и душой.

Пока шуршат по тротуарам шины,
Металлом бамперы машин блестят,
Так точно блеск от времени не скинуть
И в город вновь из города летят,
Куда — неведомо прохожим, мимо
Как будто время — ветра пантомима.

Пока зовет лихая твердь асфальта,
А всех стеклянных окон темнота
Не вспыхнет, и февраль коснется марта,
И от бетона города устав,
Вздохнут, собрав охапку радуг дали
В витрины с манекенами из стали.