Последнее письмо

Не прощай, но просто до свиданья!
Наши тени пусть проглотит ночь,
И разделят нас не расстоянья.
Размышлений поздние терзанья
Не способны нам уже помочь.

И да будет всё по воле Божьей,
Только он нас может вразумить:
Не питаться сплетнями и ложью,
И упрёками друг друга не тревожить,
Оставаясь чуточку людьми.

Троицын день

Невечернее солнце не спрячет закат,
И лучистый напев соловья уже слышен.
Все чарующий, нежный, ночной аромат
Нас взбодрит от цветущих черемух и вишен.

На чуток лишь заснет полуночный тюльпан,
А к утру все прозябнут нарциссы.
И земли пробуждением тает туман,
И исчезнут с ним все компромиссы.

На погосте пасхальном воспрянут кресты
И к полудню в зенит испарятся все тени.
В птичьих гнездах все громче засвищут птенцы,
В один час в синеву облекутся сирени. 

Коротка лета ночь. Близок день полноты.
Чают ветра листочки с вниманием слуха
В рощах девственно-чистых своей бересты
В торжестве Всемогущего Духа.
 

Странница

  Посвящено Зинаиде Палайя — православному поэту (Москва — деревня Кочергино)

Кто привёл тебя, странница, в Богом заброшенный край?
Кто дорогу  в глуши средь болот для тебя проторил?
А теперь вкруг тебя только птиц незатейливых грай,
Только  краткие всполохи  лёгких взволнованных крыл.

Тишина здесь такая, что слышится шорох  листвы,
Впору даже забыть, как  звалась ты когда-то в миру,
Впору  на  землю пасть и коснувшись щекою травы,
Ощутить каждой клеточкой тела земную кору.

Сколько ты износила  железных в пути башмаков?
И чугунный твой посох  сломался о каменный путь.
Горько плакали ветры от песен твоих и стихов —
Как хотелось бы мне, чтобы их услыхал кто-нибудь.

Я уехал от всех

«Есть какая-то глубина покаяния, когда
достаточно всем сердцем пожалеть о драконе
и он превратится в принца»…
(сл. неизвестного автора)

Я уехал от всех
В настороженный лес,
Взяв с собою любимые книги.
Здесь — беззлобия мир, здесь не мучает грех,
Городские уходят интриги.

К своему шалашу
Никого не зову,
Словно мне одному места мало.
Благодатью лесной голос плоти глушу,
Чтоб свободней душа задышала.

Обнимет яблонька меня

Обнимет яблонька меня
Зелёною листвою.
И нежность ту в себе храня,
Пойду за синевою.

Пойду сквозь сказочный рассвет
Росистою травою,
И верба мне помашет вслед
Родительской рукою.

Бежит речушка бойко вдаль,
На солнышке сверкает.
И, словно раздобыв рояль,
Маэстро-луг играет.

Ну что, Санёк...

Ну что, Санёк, до дна за братьев наших,
В бою каргу с косою повидавших...
А помнишь, брат, как ты под Хрящеватым
Витька тащил... Враг жёстко сыпал «градом»,
Горело небо, и земля пылала,
Тела вокруг на части разрывало,
А вы ползли... И истекая кровью,
Твердил Витёк: «Не выжить нам с тобою.
Я не жилец, оставь меня, спасайся...»
Ракета... рядом... вспышка... звуки вальса...
Очнулся... цел... крик радостный комбата:
«А вы с Витьком везучие ребята!»...
...Ну что, давай до дна, за тех, кто выжил,
Кто под огнём из круга ада вышел...

В ночи

В молитве звезд с луной песчаной,
Стихает ход часов нечаянно.
От рук моих на досках чистых,
Качают тени четки с кистью.

В тиши лишь камыша шуршанье,
И мышь летучая шершаво,
Вспорхнув от сна, в одно касанье,
Прошелестит на крыше храма.

Ночная многолика тишина!
Она одна и не одна —
С ней словом  Бог заговорит,
Когда устами мир молчит.

Течёт молитва, как ручей,
Парит, как вешнее дыханье.
Напротив ревностных речей,
Хранит безмолвьем созерцанье.

Свеча покоит сердце здраво,
Но плотский ум разит прилог,
Огня смятенье влево — вправо,
Развеет мысль псалтыри слог.

Благословенны нам ветра

Благословенны нам ветра
От юности, которые несли куда-то.
На горах славного Петра
Мы были молоды и рады.
От вод широкого Днепра
И стен Екатеринослава
Судьба течением вела
На пристань к Волге Ярослава.

Теперь мы зрелы.
От праотцев нам белых прядь волос.
Средь наших храмов поседелых,
Мне кажется, и я подрос.

Как нам мала душа и сердце мало,
Что славу не вместить отцов бывалых.
И как ты растеклась повсюду Русь!
Где Родина? Ответить я себе берусь.

Цунами

На сердце бежит за волною волна,
Смывая легко, что построено нами.
Обманчивый штиль прятал шторм и цунами,
И вот уже больше я не влюблена.
Крылатые тени легли на крыльцо,
Тьма льется в окно, избавление мнимо.
Стою, закрывая руками лицо
Самой себе вру, будто все поправимо.
Расплата настигла — уйди, не жалей.
Боль схватит за горло и сдавит сильнее.
Как это смешно, смейтесь все, кто мудрее,
Над глупой девчачьей любовью моей.
В ноябрьских тучах теряется свет,
Мы в этой грозе не останемся живы.
Бесчисленных молний вздуваются жилы,
Возмездие рядом, прощения нет...
Так лечит ослепшую душу Господь.
Уже не осталось ни воли, ни злости,
И жизни моей перебитые кости

Летим до слова — человек...

Он весь — сияние и свет,
Мой сад живой цветет доныне,
И в городской камней пустыне
Там много выплакано лет.

О чем — не помню, далека
И сушь дворов и слез горячка,
А все несет по миру скачка —
Кому ответ, кому тоска.

А мне бы выплакать печаль,
Ту, что бесплодна и безлика,
И выплавить тоску и с криком
Ворваться на судеб причал.

Тебя, превечный мой Господь...

Тебя, превечный мой Господь,
Незримо славит вся природа —
И лики ангельского рода,
И бессловесных тварей плоть. 
Но, внемля страсти, человек
От Божьих нег бежит к пороку —
Изведать воли,
                      но по сроку
Смерть обрывает сей побег. 

Страницы