«Вредная» Валька и Царство Небесное

Родительская суббота. На столах в Богословской громоздится принесенная снедь: батоны хлеба, стопки имеретинских хачапури, бутылки вина и постного масла, а также разнокалиберные кульки.

У Иверской стоит пожилая прихожанка. На голове у нее кокетливо повязанная косынка на манер гоголевской Солохи. Остальной ее наряд напоминает комиссаршу 20-х годов: кожаная куртка, строгая юбка и сапоги. Это местная знаменитость — Валентина.

Мимо нее проходят люди. Каждый третий останавливается и раскланивается с ней. Диалог примерно такой.

— С праздником! Как вы? — при этом рука вопрошающего ныряет в карман Валиной кожанки, оставляя там денежку.

— Спаси Господи! — чинно кивает Солоха-комиссарша. — За тебя вчера записочку подала.

Объект Валиной молитвы благодарит и отходит.

Его место на аудиенции занимает женщина с грудным ребенком. Все опять-таки идет согласно регламенту: приветствие, еле уловимое движение руки к карману молитвенницы, затем обнадеживание.

— Генацвале! — с неправильным ударением на последнем слоге говорит Валентина и смачно целует ножку младенчика.

— Помолитесь, пожалуйста, вчера кашлял немного! — просит мать.

— Обязательно помолюсь! — с жаром обещает Валентина и крестит широким крестом малыша.

Служба идет своим чередом. Хор поет. Людей все больше и больше.

Около Валентины постепенно образуется полукруг из пакетов с едой — пожертвования.

Многие предусмотрительно сразу фасуют еду на два кулька: один, побольше — на общий стол, а кулечек поменьше — к ногам Валентины.

Эту картину наблюдают сзади две прихожанки Нина и Лида.

— Вальку-то нашу скоро при жизни в святые запишут, — иронизирует Лида. — Вот как себя поставила. А эти новые пришлые грузины все за чистую монету принимают. Понятия не имеют, какой у нее десять лет тому назад стервозный характер был. Помнишь, как она на всех шипела?

— Как не помнить! Только и слышно было из ее угла: «Здесь не стойте, так не креститесь! На Евангелии не сидят!» А сейчас стоит как истукан, только дань собирает...

Уже и общая панихида закончилась. Люди стали к кресту подходить.

Тут Нина подходит к Валентине и с плохо скрытым любопытством все же спрашивает:

— Валь, как ты столько кульков понесешь? Сама, вон, с палкой...

Валентина одаривает ее красноречивым взглядом и роняет с достоинством.

— Господь знает, для кого это, и Сам управит.

Нина возвращается к пункту наблюдения и говорит подруге:

— Умоляю, давай посмотрим, что будет дальше, как Валька выкрутится. Много на себя брать стала.

— Кстати, она, и правда, не для себя эту кучу набрала. Ей столько и в месяц не съесть, — уточняет Лида. — Это так и есть.

Царские врата закрылись, и церковь постепенно опустела. Только Валентина по-прежнему стоит на том же месте, возвышаясь над кульками, как Наполеон на подступах к Москве в ожидании ключей.

Наблюдательницы тихонечко сидят в уголке и ждут обещанного исполнения Божьего Промысла. Им спешить некуда.

Тут в церкви появляется молодой, хорошо одетый парень. Он идет солдатским размашистым шагом к центру. Замечает Валентину и тормозит у кулькового острова.

— Вас подвезти, тетя Валя? Я как раз мимо вашего дома буду ехать.
Валентина точно просыпается от спячки.

— Да, да, Дато. Спаси Господи. Я вот стою, жду доброго человека.

— Сичас! — сияет искомая кандидатура.

Он быстро крестится на иконостас, ставит свечку и исчезает из церкви. Через пять минут является и докладывает:

— Я джип развернул у тех ворот. Все готово.

Хватает по несколько мешков в обе руки и спешит к выходу. Подруги-наблюдательницы спешат за ним на новую позицию.

Парень в три приема перетаскивает всю поклажу и грузит в громадный джип. Последним рейсом он выводит под руку Валентину с тросточкой и осторожно подсаживает ее в кабину. Потом сам занимает место у руля.

Валентина царственным жестом поднимает правую руку и негромко командует:

— К бомжам!

Джип плавно проезжает мимо подруг с вытянувшимися лицами. Лида резюмирует задумчиво:

— Во! Что ни говори, милостыня — великое дело. А Валька точно себе Царство Небесное заработает.