Омилия

Солнышко ласково лучиком трогает землю,
Осень накинула полупрозрачную шаль.
С сонной беспечностью нивы, уставшие,  дремлют.
Дым костерка  устремляется в синюю даль.

Скоро завьюжит дороги и тропки метелью,
В строгом безмолвии встанут и реки, и лес.
Станут поля и луга до весны колыбелью
В сказочном  царстве сугробов и зимних чудес.

Выткут снежинки изящное кружево в танце,
Хруст под ногами, на стеклах узоры из роз.
Лед на реке отразится неистовым глянцем,
И на щеках свой автограф оставит мороз.

Посвящается мужскому монастырю в Мотовилихе, на Висиме

Здесь такие же ангелы, как в Москве,
Беспощадно трубят под остывшим небом.
И быки, качаясь, идут по доске
За буханкой ржаного земного хлеба.

Здесь такие же розы, как шесть лет назад.
Монастырские стены белее снега.
Вспоминаю Киев, цветущий сад,
Да подарок сыну — игрушку Лего.

Только что изменилось в родном краю?
Не осталось тепла. Замерзают розы.
А на башенках ангелы грозно поют,
Что в Перми смерти нет, зато есть морозы

              …И в доцветании аллей
              Дрожат зигзаги листопада.
                                                 И.Анненский

*   *   *
Падают, качаясь, листья —
Привычная картина октября.
Пред этим золотом единственно
Склоняется душа моя.

Крестообразные движения.
Легка кленовая ладонь.
Как не спросить благословения?
Как не упасть в земной поклон?

*   *   *
Листья падают яркими звездами,
Догорают в поблёкшей траве.
От дыханья туманного осени
К неостывшей прижались земле.

Растворяются тени чернильные:
Вьет узор золотистая нить.
Вы сумели у края могильного
Этот мир красотой оживить.

2011, 2015

Запахи осенние,
Смутное волнение,
И листва янтарная
Кружит вдоль аллей.

Пусть фотолюбители
Снимут, как увиделись,
Женщина шикарная
С памятью своей.

Прошлое сбывается
И не забывается.
Молодость-избранница
Светит сквозь года.

И с любимой фразою:
«Здравствуй, кареглазая!»
Этот миг останется
В сердце навсегда.

Волнует души мягко осень,
Ее поникшая краса,
Берез редеющие косы,
Нагие, светлые леса.

О, как достойно увядает,
Как предает себя зиме.
Простоволосая, босая,
Бредет неспешно по земле.

Омоет дождь, скрывая жалость,
Причешет ветер набегу —
Ни капли ропота, ни жалоб
Не упадет с поблекших губ...

Когда туман расходится
Над вспененной Невой,
А во дворах колотится
По стеклам дождь с листвой,
И льется за узорами
Оград чугунных вряд,
И не видать за спорами,
Как выдохнет заря.

Пойду искать по улицам
До сумерек — до звезд
Там, где мостов сутулится
Спина в розетках роз.
Прописанную истину
Неведомо и как,
Что и поймать немыслимо
И сложно не искать.

Поэма

1. УТРО

Еще спала. А дождь уже стучал
По всем листам в саду и в изголовье,
По тем словам, что за ночь искололи,
И влажный воздух свежесть источал.

Еще спала. А дождь уже во сне
Напоминал велеречивой кодой,
Что нынче день, дарованный Природой
Одной лишь мне и только по весне.

Еще спала. А дождь уже просил:
«Проснись! Сегодня День Благодаренья!
Прислушайся: Господние творенья
Возносят голоса к Престолу Сил»!

Жить в России – куда уж кротче,

Столько в сердце живёт неправды.

В самом деле, прости мне, Отче!

Я ведь чувствую – всюду прав Ты.

Небо криков моих не слышит,

Снова пьян я, лежу без звука.

Я беднее церковной мыши,

В том-то, Господи, вся и штука,

Что нигде никому не нужен,

Выживаю тут, как умею.

Не судьбою – людьми контужен.

Но привык уже, Не жалею.

Мне бы силы Твоей немного,

Потому что устал смертельно

От внимания нулевого,

От жары городской котельной.

Да и много ещё такого

Можно было б сказать конкретней:

Как хотелось живого слова

Нашим душам двадцатилетним.

И не юность свою жалея,

Слышна ли небесная арфа,
Любви нескончаемый зов?
Мы все — не Марии, но Марфы —
Хлопочем у наших столов.
Муки просыпаются горсти
Сквозь руки… как пыль от дорог…
…А после присядем у Гостя
В надежде на милость Его...

Так живем мы в объятиях
жуткого зноя и пыли.
Нам наполнили брюхо,
а душу наполнить забыли;
Средство спутали с целью,
на брюхо учили молиться.
На пупы медитируем,
пряча бесстыжие лица.
Мы забыли Отца,
Сына предали мы на распятье.
Заблудилась овца,
и монета исчезла из платья,
Затемнились умы,
и под глазом налип лейкопластырь.
Уничтожены мы…
Но у храма стоит добрый Пастырь.

Опять рассвет за гранью восхищения,
заря румянит край небесный нежно,
нет в осени веселья и смятения —
природу настигает безмятежность.
Днем солнце прогревает до истомы:
желанным гостем нынче бабье лето.
Узоры паутинок невесомых
таят в себе несметные секреты.
Чарующий закат и тихий вечер,
полыни аромат и запах хлеба.
Вот звезды зажигаются, как свечи,
и освещают синий купол неба…

Нас окружают лица
Гордые. Крик синиц.
Ветер, туман и пицца,
Свитер и пара спиц.

Это сентябрь. А листья
Все еще носят цвет
Зелени. Осень свистнет
Шёпотом вслед листве.

Думаю, вот бы выйти
С песней во двор пустот,
Там паутинок нити
Множились сто на сто.

Кровь холодела смехом,
Глупо смеяться так,
Меряя злобы вехи,
Точно земной пустяк.

1949 год. В СССР приехал Мао Дзедун. Многое было сделано для того, чтобы на китайского лидера произвести благоприятное впечатление. Но главный сюрприз ждал китайского лидера, безусловно, при личной встрече с товарищем Сталиным. Читаю книгу В. Карпова «Генералиссимус»: «Встречи и беседы Сталина с Мао Дзедуном проходили обычно на московской даче в Кунцево. Время всегда было ночное. За длинным столом, в самом начале которого сидел Сталин, как правило, располагались члены Политбюро. Мао занимал место рядом с Хозяином, если не считать переводчика, который находился между ними. Стол всегда был сервирован: у каждого места — обеденный прибор, бокалы, рюмки, минеральная вода, несколько бутылок грузинского сухого вина. Водка не подавалась. На столе также стояли блюда с парниковыми овощами и зеленью. В конце большого стола находился сервировочный столик. Каждый брал себе еду по собственному вкусу. Прислуги в комнате не было. Вино каждый наливал себе сам, но пили очень экономно. Сталин обычно отпивал один-два глотка сухого вина из своего хрустального бокала на ножке, смешивая красное и белое из двух бутылок, которые возвышались по его правую руку и которыми пользовался только он один.

Раскрыла осень вновь свою заветную тетрадь.
В ней что ни слово — золотые буквы.
И ветерок листает на бегу,
Спеша как будто что-то отыскать,
Ее сухие, пожелтевшие страницы.

А я стою, смотрю на листопад,
Прохожих озабоченные лица.
Какое наслажденье твою рукопись читать!
Какое счастье никуда не торопиться!

Как будто время двинулось назад,
Застыло где-то в пушкинской эпохе.
А листья кружатся и золотом горят,
Как гениального поэта строки.